Только отец или дед могли бы наказать его – но оба были за границей.

Карлос часто беседовал с Хуаной о ее тезке; у него остались неизгладимые воспоминания о той ночи, когда он тайком пробрался в комнату своей прабабки и почти до утра разговаривал с ней. Карлос передал тетке ее слова о том, что в этом сумасшедшем мире живут только два нормальных человека – он и она. «Но она не знала о тебе, дорогая тетя, – сказал он. – Ты тоже нормальная, как и мы».

Однажды, уже в начале весны, во дворец прискакал гонец из замка Алькасар-де-Сан-Хуан. Сразу по прибытии он попросил аудиенции у королевы-регентши.

Готовясь принять его, Хуана надела черный монашеский балахон, капюшон опустила почти на глаза. Привычка по возможности скрывать от посторонних свое лицо осталась у нее со времени траура по супругу, португальскому принцу. Многие вспоминали, что такая же привычка появилась у королевы Хуаны после смерти Филиппа Красивого, когда она держала у себя гроб с его телом.

– Плохие новости, Ваше Высочество, – сказал гонец. – Королева Хуана больна, и мы опасаемся за ее жизнь. Это началось три недели назад, когда она пожелала принять горячую ванну. Тогда у нее было помутнение рассудка – она говорила, что ночью к ней придет король, ее супруг, и будет недоволен, потому что она уже много лет не мылась. В ванну налили воду, и она ступила в нее, не дав остыть – когда та почти кипела, Ваше Высочество.

– И что?.. Она ошпарилась?

– У нее на ногах слезла кожа, Ваше Высочество. Королеву тотчас отнесли в постель и позвали лекарей, но ожоги до сих пор не зажили. Она никого не подпускает к себе – лежит без всякого ухода… и так уже три недели.

– А что же лекари?

– Они не могут осмотреть королеву. Она поднимает крик, стоит лишь кому-нибудь приблизиться к ней. Но, видимо, на ногах уже началось нагноение – так громко она стонет днем и ночью.

– Нужно что-то делать, – сказала Хуана. – Я сама поеду к ней и возьму с собой лекарей моего брата.

Собрав большую группу докторов, она выехала с ними в Алькасар, но там выяснилось, что старая королева не желает принимать никого, кроме Хуаны.

У нее помутилось в глазах, когда она узнала, в каких условиях лежала больная. Обожженные ноги были видны во всем их ужасе, потому что королева кричала от боли, если кто-нибудь пробовал прикрыть их простыней.

Увидев Хуану, королева простонала:

– Кто это?.. Кто пришел сюда, чтобы мучить меня?.. Это ты, Мозен Феррер, мой истязатель? Ты? Ну так смотри, что ты сделал своими пытками!

Хуана упала на колени и закрыла лицо руками, чтобы не видеть ужасающее зрелище, которое представляли собой ноги ее родной бабки. Это не помогло – через мгновение она разразилась истерическими рыданиями.

– Что с тобой? – спросила королева.

– Я не могу видеть вас в таком состоянии… вас… королеву!

– Видеть меня в таком состоянии?.. Старую, искалеченную, покрытую язвами – и умирающую? Но чему же тут удивляться? Это подходящий конец для меня.

– Ох, бабушка, нет… нет! Я привезла лекарей, они помогут вам!

– Никто мне уже не поможет, да мне это и не нужно. Скоро мои мучения закончатся, и я встречусь с ним.

– Бабушка, вы желаете, чтобы ваша душа встретилась с Богом?

– Нет… Я буду с Филиппом. Но что меня ждет там, наверху? Неужели я опять застану его в окружении женщин?

– Бабушка, не надо… не надо. Я позову отца Борджа. Или, может быть, лекарей? Они должны посмотреть вас.

– Отца Борджа? Я думаю, это переодетый Мозен Феррер.

– Нет… нет!

– Он отравил Филиппа. А теперь хочет отравить меня? В таком случае, пускай войдет – тем быстрее я встречусь с Филиппом. Ах, снова быть с ним! Снова ссориться, даже драться… впрочем, это не важно. Лучше получать от него побои, чем жить в одиночестве, со своими болезнями… и без него!

– Бабушка, вот отец Борджа. Он стоит у двери. Умоляю, выслушайте его, пока еще не поздно.

– Я не желаю слушать его.

– Бабушка, это необходимо. Прошу вас, не покидайте нас, не расставшись сначала со своими грехами!

Она перешла на шепот:

– Я устала… Оставьте меня в покое.

Молодая Хуана поманила отца Борджа, и тот подошел к постели.

– Молитесь за нее, – прошептала она. Он помолился.

– Покайтесь, – сказал он. – Попросите отпустить вам ваши грехи.

Королева кивнула – то ли в знак согласия, то ли вместо прощания. Никто из присутствовавших не понял значения этого жеста.

В этот момент в комнату вошел гонец. Немного подождав, он сказал, что богословы из Саламанки, прослышавшие о состоянии королевы, прибыли в Алькасар, чтобы быть здесь в последние минуты ее жизни.

Богословов впустили. Они сгрудились вокруг постели умирающей королевы, один из них поднял распятие над ее изголовьем.

– Вашу душу еще можно спасти! – воскликнул он – Говорите, просите прощения! Повторяйте за мной: «Господи распятый, помоги мне…» Ну!..

Она с трудом открыла глаза и прохрипела:

– Я уже… не чувствую боли.

– Молите о прощении! Скажите: «Господи распятый, помоги мне».

Ее губы чуть заметно пошевелились.

– Господи… распятый… помоги… мне.

Священник приблизил распятие к ее лицу. Она медленно выдохнула и неожиданно улыбнулась.

Хуана, склонившаяся к голове королевы, расслышала ее последнее слово:

– Филипп!..

Так королева Хуана покинула этот мир.


Наступил апрель – самое подходящее время для рождения английского престолонаследника. На деревьях набухли почки; всюду звонко пели птицы, словно приветствуя появление долгожданного принца. Даже испанцы к началу весны помирились с англичанами – возможно, потому что предчувствовали скорое возвращение на родину.

В Хэмптон-корт было торжественно и тихо, слышались приглушенные голоса. «Теперь уже в любой момент», – шептали придворные и слуги. Как испанцы, так и англичане, передав друг другу это известие, расходились на цыпочках. Одни лишь французы надеялись на выкидыш, поскольку рождение принца означало конец всех мечтаний Генриха Второго, намеревавшегося через супругу своего сына, шотландскую королеву Марию, завладеть английской короной.

Первыми ударили в колокола звонари храма Святого Стефана в Вальбруке, а уже через десять минут колокольный звон разносился над всем Лондоном. Это было воспринято как сигнал.

– Родился! – кричали они.

– Кто? Мальчик?

– Конечно, кто же еще!

В народе ждали только мальчика и радоваться могли только ему. Были зажжены фейерверки и бенгальские огни. На улицах пели и веселились.

А в Хэмтонском дворце королева металась по постели и корчилась от боли.

Здесь совершалась церемония, сопровождавшая рождение каждого ребенка королевской крови. Никто не должен был сомневаться в том, что младенец принадлежал Марии, а не какой-нибудь другой женщине. Вот почему так много свидетелей собрались возле ее ложа.

Некоторые повивальные бабки украдкой переглядывались. Они не смели высказать свои мысли вслух – из страха быть обвиненными в государственной измене.

Но вот королева снова закричала, и женщины склонились над ее постелью.

Одна из них, более решительная, чем остальные, сказала:

– Ее срок еще не наступил.

Другие закивали, соглашаясь с ней. Госпожа Кларенсия с тревогой посмотрела на королеву и прошептала:

– Ваше Величество, может быть, попробуете отдохнуть? Срок еще не подошел. Говорят, вам лучше выспаться.

– Еще не подошел? – простонала она. – Но я же чувствую! Клянусь, это схватки!

– Ваше Величество, вам нужно набраться терпения.

– А ребенок?.. С ним все в порядке?

– Не беспокойтесь, Ваше Величество, – сказала госпожа Кларенсия. – С ним все в порядке. Просто он… еще не готов.

– Ах!.. Я слишком рано легла в эту постель.

– Ваше Величество, вам нужно отдохнуть. Вот снотворное – выпейте, пожалуйста.

Королева выпила снотворное и откинулась на подушки. Без парика она выглядела старой и немощной. Ее редкие соломенного цвета волосы в беспорядке лежали на наволочке, лицо казалось бледным и осунувшимся. Женщины настороженно посмотрели на нее и поняли, что королева всей душой надеялась на благополучный исход.

– Я слышу колокольный звон… крики… – сказала Мария.

– Ваше Величество, это ваши подданные. Они хотят приободрить вас…

Ее губы вымученно улыбнулись.

– Мой супруг… – начала она.

Филипп подошел к постели. Затем, стараясь скрыть отвращение, посмотрел на Марию. Он чувствовал какую-то напряженность всех присутствующих и знал, что с королевой что-то неладно.

Не родись ребенок – и все тяготы, все унижения последних месяцев пройдут впустую. А если умрут и младенец, и королева? Кто тогда будет править Англией? На трон взойдет рыжеволосая Елизавета – и он не сомневался, что очень скоро она порвет отношения со всеми, даже с самим Папой. А с королевой что-то было не так… не так, как обычно бывает у рожениц.

Он взял влажную руку Марии и поцеловал ее.

– Оказывается, еще не скоро, – с жалобным видом прошептала она.

– Дорогая, вы слишком переживаете. Произошла всего лишь небольшая ошибка – вас слишком рано положили в постель.

Она кивнула.

– У меня такое ощущение, будто это вообще никогда не наступит.

Постепенно начало действовать снотворное, которое дали ей.

Он сказал:

– Засыпайте, моя дорогая. Вам нужно отдохнуть. А когда проснетесь… кто знает, может быть, уже наступит срок.

Она не позволила отпустить свою руку. Ее пальцы вцепились в его ладонь – как змеи, подумал он. Как только она уснула, он осторожно высвободился и несколько раз встряхнул затекшим запястьем.

– Что-нибудь не так? – спросил он у повивальных бабок. Они потупились.

– Давайте выйдем отсюда, – сказал он. – И лекари – вы тоже. Я хочу знать, что происходит с моей супругой.

В передней один из лекарей сказал:

– Ваше Величество, это очень странная беременность. Я так и не смог нащупать плод… он даже не шевелится.

– Вы полагаете, ребенок мертв?

– Не совсем так, сир. Складывается впечатление, что его вообще нет.

Он оглядел остальных лекарей.

– Ну а вы, ученые мужи – что скажете?

– Это правда, Ваше Величество. Налицо все внешние признаки беременности, но… живот слишком мягкий, понимаете? Как будто там… вовсе нет ребенка.

– Но как это может быть?

– Сир, подобные случаи уже наблюдались. Они происходили с женщинами в возрасте королевы, очень желавшими иметь ребенка… Такую беременность мы называем ложной, Ваше Величество. Некоторые женщины внушают себе, что они должны стать матерями… и вот…

– Но это же невозможно!

– Ваше Величество, мы просим извинить нас, но все то же самое происходило и в других случаях. Обычно это бывает, когда организм женщин уже истощил все свои силы, а желание иметь ребенка все еще слишком велико. Мы боимся, что королева не может иметь детей… и что ее мысли о ребенке вкупе с расстроенной нервной системой послужили причиной ложной беременности.

– Я не могу в это поверить. То, что вы говорите, – просто нереально.

Одна из женщин сделала реверанс.

– Ваше Величество, королева еще месяц назад должна была лечь в эту постель. Она ждала схваток – ей много раз казалось, что они уже начались, но проходило время… и боли прекращались. Все то же самое случилось и сегодня. Она напрасно ждет родов.

Помолчав, Филипп сказал:

– Оставьте меня. Королеве – ни слова. Это известие убьет ее. Будем ждать и надеяться. Ребенок должен быть.

Ребенок был необходим. Колокола уже битый час звонили по всему Лондону. Еще немного – и известие о предполагаемом рождении принца облетело бы всю страну.

А если ребенка не будет, размышлял Филипп, то на что же тогда надеяться Испании? То-то посмеется Генрих Французский! Да и вся Франция заодно с Англией – все поднимут на смех бесплодную Марию и несчастного, обманутого Филиппа.

Без ребенка нельзя. Известие о нем отослано императору и уже получен ответ, в котором тот как назло подтрунивает над королевой – «… я наслышан, твоя супруга так полна надеждами, что уже не влезает ни в одно из своих прежних платьев…»

Неужели все расчеты и планы последних месяцев имели под собой не более, чем очередную иллюзию этой истерички?

По дворцу уже поползли слухи. Филипп всем сердцем жалел Марию, эту усталую, разбитую женщину, на чью долю и так-то выпало столько страданий, сколько другим не приходилось испытывать за всю жизнь. Что будет с ней, когда она узнает правду? Нужно распорядиться, чтобы прекратили этот колокольный звон. Но как сказать людям, что ребенок не родится, потому что он существовал только в больном воображении королевы?

Мария не поверила тому, что ей сказали. Удивленно вытаращив глаза, она закричала:

– Это ложь! Очередной заговор! Все моя сестра – это она распускает такие слухи. Посмотрите на мой живот! Неужели вам этого мало?