— Нет, это не выход.

Татьяна повернулась к толпе гостей. Останавливала взгляд на возможном кандидате и тут же его забраковывала: один не умел связно говорить, другой картавил и шепелявил, третий уже дошел до стадии предыдущего тамады, четвертого, пятого она не знала, шестой стеснительный, седьмой развязен во хмелю…

Андрей, решила она. Отец родной не откажет, и коль он руководит большим коллективом, то и со свадьбой справится.

Отца родного, которого они с Леной отыскали и посвятили в проблему, перспектива быть тамадой не вдохновила.

— Мы с вами поговорим о качестве обслуживания при окончательном расчете, — пообещал Андрей менеджеру Лене.

Он повторил Татьянин маневр — стал искать глазами кандидата среди гостей.

— Таня, а что, если Дылду попросить? — предложил Андрей.

Ольга вначале заартачилась — раньше предупреждать надо. Вокзал народу пригласили, а как что, сразу Дылда.

Андрей обрушил на нее каскад комплиментов и уговоров: ты у нас звезда телеэкрана, все свадебные генералы о тебе спрашивали, мечтают познакомиться, ты красавица, умница, выручай, спасай, помоги детям, век не забуду.

— Ладно, — смилостивилась Ольга, — пользуйтесь моей добротой и талантом. Тащите сценарный план.

Замена была неравнозначной. Дылда много внимания привлекала к себе, забывая о виновниках торжества и тостующих. Но народ уже перешел в ту стадию благодушия, когда самое банальное пожелание молодоженам воспринимается на ура и поднятый пальчик вызывает бурное веселье.

Студенческие друзья Павлика и Маришки показали маленький спектакль в кавээновском духе «О том, как Павла женили» — стены дрожали от смеха.

Не дав молодежи разойтись, тамада собрала всех незамужних девушек для участия в конкурсе с флердоранжем. Если бы она знала, чем все это кончится, то не стала бы проявлять активность. Катенька стала спиной к гостям и бросила через голову букетик.

Ольгина дочь пришла на свадьбу со своим новым другом-баскетболистом. У парня, очевидно, взыграл спортивный инстинкт, он выпрыгнул и в воздухе поймал букет. Народ покатился от хохота. Верзила быстро передал флердоранж девушке, но потом весь вечер отбивался от шуток и ловил на себе насмешливые взгляды.

Татьяна просила Ольгу — никаких фольклорных обрядов. Но очевидно, плохо просила.

Из Смятинова позвонил охранник Стас — машина с цветами прибыла, букеты расставили в соответствии с указаниями Татьяны Петровны. Грузовичок «Газель» доставил свадебные подарки, — Татьяна решила, что Катеньке и Павлу будет приятно завтра-послезавтра раскрывать коробки.

Молодожены собирались тихо покинуть свадьбу. Но гости не отпускали.

— А у меня нет туфельки. Ее украли.

— Туфельку невесты украли! — подхватил тамада. — Внимание! Старинный русский обычай — выкуп туфельки невесты. Жених! Сколько даешь за туфельку?

В карманах у Павлика было пусто. Андрей открыл бумажник, изрядно похудевший после выкупа невесты у соседей, и по цепочке, под столом, передал сыну купюры. Они сидели в ряд: жених и невеста и по обе стороны родители. Следующим достал бумажник Борис, передали деньги. Туфелька не объявлялась. Татьяна и Александра Ивановна пришли на свадьбу без наличности. Больше всех оказалось у Юли, но и ее запасы скоро кончились. Очистили карманы свидетеля Виталика. Георгий Петрович, отец невесты, сдал мятые десятирублевые бумажки.

— Остался только служебный проездной на метро, — сокрушенно пробормотал он.

— Кредитные карточки? — предложила Юля.

— Теперь мы с полным основанием можем сказать: дорогая наша невеста, — ухмыльнулся Андрей.

Они тихо переговаривались, шелестели под столом купюрами, а туфелька не появлялась.

— Платите! — требовала Ольга, не замечавшая выразительных гримас Татьяны.

У главного стола, за которым происходил аукцион, собралась толпа гостей. Деньги кончились, туфельки не было. Неожиданно один из свадебных генералов достал стодолларовую бумажку и хлопнул ею по стопке «выкупных» денег:

— Плачу за право пить шампанское из туфельки невесты!

Его примеру последовали другие состоятельные гости. Гора денег росла, туфелька не объявлялась. По расчетам Бориса, стоимость одной туфельки приближалась к цене нового автомобиля.

Наконец, когда гусарские порывы стали иссякать, Ольга перегнулась через стол и обратилась к Лене-Киргизухе:

— А что у вас, дамочка, в концертной сумке?

Лена, которая наблюдала происходящее с интересом телезрителя передачи «Кто хочет стать миллионером?», недоуменно пожала плечами, открыла свою, скорее хозяйственную, чем концертную, сумочку и вытащила оттуда белую туфельку. На появление хрустального башмачка народ отозвался бурными аплодисментами. Татьяна облегченно рассмеялась: затея, вначале показавшаяся ей пошловатой и разорительной, была остроумной и оригинальной — Лена, как никто другой, заслуживала материальной помощи.

Тихо улизнуть новобрачным не удалось. В туфельку поставили фужер, началось состязание в витиеватости тостов в честь невесты.

Павлик и Катенька уходили под свадебный марш, аплодисменты и выкрикиваемые гостями здравицы.

Менеджер Лена уверила Татьяну и Андрея, что порядок будет обеспечен и завершение банкета пройдет на высоком организационном уровне. В танцевальном зале гремела дискотека, гости разбились по интересам: пели, поглощали десерт, вели оживленные разговоры.

Группа родителей обменялась мнениями: все прошло отлично — и по-английски удалилась с пиршества. На улице они долго прощались, уговаривая друг друга «надо видеться чаще!», потом расселись по машинам.

* * *

Борис обессиленно рухнул на диван, когда они пришли домой. Свадьба, конечно, мероприятие замечательное, но выматывает не хуже лыжного кросса.

Его усталость как рукой сняло, когда пред ним предстала Татьяна и повинилась: «Столько переживаний, такое напряжение… словом, я не только лимонад пила… еще и шампанское… два, три — не помню, сколько фужеров. Да, чудить буду. Мне в голову пришли фантазии. Сейчас я тебе расскажу какие».

Жестом простолюдинки она задрала подол своего королевского платья, села на колени к Борису и стала медленно расстегивать пуговицы на его сорочке.

МАНЕКЕН

Рассказ

Это было почти полвека назад, когда девочки собирали и хранили фантики от конфет и пузырьки от духов, а мальчики делали самокаты из подшипников, найденных на свалке. Конечно, у нас были и другие игрушки — плюшевые зверята, деревянная детская мебель и алюминиевая посуда. Но главной утехой девочек во все времена оставались куклы. Пластмассовые пупсы, чьи конечности и голова крепились резинками внутри туловища. Если оттянуть ручку или ножку, а потом отпустить, они возвращались на место с громком щелчком — дреньць! У тряпичных кукол, набитых ватой, быстро пачкались розовые мордашки и ручки. Сейчас я бы сказала, что эти наши Тани-Мани-Ляли обладали врожденными дефектами. У них были сросшиеся пальчики, только обозначенные на ладошках машинной строчкой. Так же имелись проблемы с позвоночником — они не умели самостоятельно сидеть и предпочитали горизонтальное положение. Поскольку мировое внимание было приковано к Африканскому континенту, обретавшему независимость, в продажу поступили негритята. Сделанные, очевидно, из резины для автомобильных протекторов, они вообще не гнулись — стойкие, как мужественные африканцы. Свою черняшку с нарисованными алыми губами и белыми глазами, голую и без признаков пола я назвала настоящим «африканским» именем Эмма.

Мы жили в Донбассе, в небольшом шахтерском городе, и в тех семьях, что побогаче, имелись настоящие куклы — умопомрачительные красавицы с фарфоровыми лицами, закрывающимися глазами, в королевских платьях. С этими куклами не играли, они стояли как украшение интерьера, вроде хрустальной вазы на серванте. Никому в голову не пришло бы поставить букет в хрустальную вазу, и куклы-принцессы были не для развлечения. У меня такой куклы не было, потому что она немало стоила, да и продавалась только в столицах. Кроме того, моя мама не стала бы делать из куклы неприкосновенный объект, а попав в мои руки, дорогая вещь очень скоро пришла бы в плачевный вид. Иногда в доме подруги-счастливицы мне удавалось уговорить хозяйку (не подругу, а маму подруги) дать мне подержать волшебную куклу. За мной пристально наблюдали, когда я с трепетом наклоняла куклу и она издавала капризное «Ма-ма!» и томно закрывала глаза с пушистыми ресницами. Три раза качнешь — все, отдавай, хватит, наигралась.

Моя страстная любовь к куклам началась, очевидно, в колыбели и не утихала лет до четырнадцати, когда остальных подруг уже стали волновать совершенно другие игры. Я обожала собрать всех девочек с их куклами и устроить спектакль. Это мог быть королевский двор с принцессами и принцами, со злодейками и страшными колдуньями. А могла быть простая многодетная шахтерская семья, в которой ссорились, женились, рожали, умирали, куда приезжали гости и где варили на зиму варенье. Подруги-кукловоды часто путались с репликами, не могли понять сюжета, не проявляли фантазии, и к концу спектакля оказывалось, что остальные девочки превратились в зрителей, а я выступаю за всех актеров и веду действие к торжественному финалу единолично.

Мне было лет десять, когда моя кукольная страсть взметнулась на небывалую высоту, и я пережила состояние изумительного восторга. Человек бывает счастлив, когда сбывается мечта, которую он долго лелеял. А бывает, что он даже не подозревает, о чем возможно грезить, какие фантастические вещи встречаются и события происходят. И вдруг — ОПА! ЧУДО! Сердце сжимается и начинает биться колокольчиком часто-часто, и внутри тебя все дрожит и поет, и кажется, что ты лопнешь от ликования, разлетишься на тысячи поющих осколков. Детство — время открытий, и ОПА-ЧУДО ребятишкам хорошо знакомо, восторг изумления они переживают часто. С возрастом нечаянные радостные открытия посещают нас все реже и реже. И я никогда не видела стариков, в полную силу охваченных безумством негаданного изумления.

В магазине готовой одежды рядом с нашим домом делали ремонт. На тротуаре высилась гора мусора, который выбрасывали из дверей магазина. Я шла мимо и вижу — из тряпок, коробок, мятой бумаги торчит человеческая рука. Красивая рука по локоть, женская, с манерно оттопыренным мизинцем и маникюром на всех пальчиках.

Я не испугалась, не подумала о мертвеце, спрятанном среди хлама. Потому что в те времена книги, кино и телевизор не пугали ужастиками с расчлененными трупами и прочей людоедской атрибутикой. Я подумала: «Ничего себе тетя напилась!» Подойдя ближе, я увидела, что рука ненастоящая, и потянула за нее, сама не зная зачем. И тут на свет явилось чудо! Женский манекен! По сути, та же кукла, но большая, в человеческий рост! Я захлебнулась от восторга и несколько минут стояла, не дыша, сердце-колокольчик звонило в полную мощь. Иметь такую фантастическую куклу! Украсть, унести — без всяких сомнений.

К сожалению, кукла была слегка попорчена. Одна нога от колена отсутствовала, на черепе с правой стороны выдраны волосы, зато с левой кудрявились пышным рыжим облаком. Шея свернута, голова криво задрана вверх. На месте правого глаза зияла дыра, зато левый смотрел с холодным аристократическим благородством в чистое небо. И еще у манекена имелись груди — как настоящие женские, очень твердые бугорки, я их погладила в умилении. Мои домашние пупсы были равноплоски спереди и сзади, приходилось подкладывать ватку под платье той кукле, которая изображала маму или бабушку. Воровато оглянувшись, я схватила манекен и бросилась в свой двор. «Бросилась» — громко сказано. Манекен был достаточно тяжел. Сначала я несла его на вытянутых руках, точно жених невесту.

У нас было принято, чтобы после загса жених вносил невесту в дом на руках. Я очень быстро устала, но не уронила манекен, как Володька Прокопенко уронил Люсю.

Она была настоящим бомбовозом, а ее жених Володька маленьким, щуплым и костлявым. Володька с невестой рухнул, не дойдя до дверей подъезда, и ехидные зрители советовали: «Надо было на закорках Люсю тащить». Я попробовала пристроить манекен на закорки — не вышло, потому что пластиковая девушка не могла обхватить меня руками за шею и ногами за талию. Тогда я взяла манекен под мышку и в свой подъезд входила, неся манекен как торпеду — головой вперед.

Первой жертвой манекена стала соседка, добрейшая тетя Поля. Она работала откатчицей вагонеток в шахте, имела монументальную фигуру, была очень сильна физически. Нравы в нашем доме, заселенном в основном шахтерами-забойщиками, не отличались куртуазностью. По выходным народ крепко выпивал, и случались семейные драки. Звали на помощь почему-то не милицию, а тетю Полю. Она взлетала по лестнице или мчалась по ступенькам вниз, а мы, детвора, следом. Тетя Поля всегда считала виновным мужика. Хватала его за плечи и отшвыривала в сторону, стараясь не попасть в сервант с посудой или в кадку с фикусом. Свалившись кулем, дебошир обзывал тетю Полю плохими словами, чаще — на букву «б». Он ей: «Б…». Она в ответ загадочную фразу-вопрос: «Тынанемебуф?» И так несколько минут: «Б…» — «Тынаменебуф?» Пока обиженная жена не скажет: «Ладно, Поля, брось его. Теперь он безопасный. Спасибо тебе!»