Он рыщет глазами по углам комнаты. Его нога дёргается вверх и вниз, я могу чувствовать вибрации через дерево. Каждые несколько минут Айзек переводит глаза от окна к двери.

— Может быть…

Ощущаю паузу, после «может быть». Он хочет сказать больше, но мне не доверяет. И если бы я действительно вникла в свою теорию, она, скорее всего, развалилась бы. Похищения с целью выкупа быстрые и грязные; пистолет, приставленный к голове, скорые требования. Без клавиатуры на двери и достаточного количества продовольствия, чтобы переждать одну из долгих зим как в книгах Джорджа Мартина (Прим. ред.: Джордж Рэймонд Ричард Мартин — современный американский писатель-фантаст, сценарист, продюсер и редактор, лауреат многих литературных премий). Я кладу руки на стол, кончики пальцев повёрнуты внутрь, и опускаю на них подбородок. Мой мизинец касается ручки ножа.

Мы ждём.

В хижине столь устрашающе тихо, что мы могли бы услышать приближающийся автомобиль или человека за милю, но мы всё же продолжаем прислушиваться. Ожидание... ожидание. Наконец, Айзек встаёт. Я слышу, как он ходит из комнаты в комнату. Интересно, он что-то ищет, или ему просто нужно двигаться. Понимаю, что, скорее всего, последнее. Он не может сидеть на месте, когда нервничает. Когда мужчина возвращается на кухню, я нарушаю молчание:

— Что, если они не вернутся?

Он долго не отвечает.

— Здесь есть кладовая, вон там, — Айзек кивает в сторону узкой двери левее стола. — Она снабжена продовольствием, достаточным, чтобы продержаться несколько месяцев. Там двадцатикилограммовый мешок муки. Но дров достаточно только на несколько недель. Четыре, самое большее, если мы их растянем.

Не хочу думать о гигантском мешке муки, поэтому притворяюсь, будто не слышала его. Однако дрова меня беспокоят. Мне бы не хотелось замёрзнуть. Снаружи много деревьев. Если бы мы могли выйти на улицу. У нас были бы дрова.

— Комната с каруселью, — произносит он. — Не считаешь ли ты это странным? — голос мужчины ясный и чёткий. Тот, который Айзек использует с пациентами. Я не одна из его пациентов, и мне совсем не нравится, что врач так со мной говорит.

— Да, — просто отвечаю я.

— Книга? — его голос становится хриплым. — Там не было ничего о карусели, не так ли?

— Нет, — говорю я. — Не было.

В этом не было необходимости.

— Как думаешь, может ли это быть один из твоих поклонников? Кто-то одержимый?

Не хочу думать об этом, но это уже приходило мне в голову. Я не хочу быть ответственной за всё.

— Возможно, — произношу я осторожно. — Но это не объясняет твоего нахождения здесь.

— Получала ли ты какие-либо угрозы, странные письма?

— Нет, Айзек.

Он поднимает на меня взгляд, когда я называю его имя.

— Сенна, необходимо хорошенько подумать. Это может иметь значение.

— Я думаю! — огрызаюсь я. — Не было никаких странных писем, даже по электронной почте ничего не приходило. Ничего!

Он кивает и идёт к холодильнику.

— Что ты делаешь? — спрашиваю я, поворачиваясь на сидении, чтобы видеть его.

— Приготовлю нам что-нибудь поесть.

— Я не голодна, — произношу быстро.

— Мы не знаем, как долго были без сознания. Ты должна поесть и выпить что-нибудь, или будешь обезвожена.

Айзек начинает доставать продукты из холодильника и выкладывать их на столешницу. Он достаёт стакан, наполняет его водой из-под крана, и протягивает мне. У воды странный цвет.

Я беру его. Как можно есть или пить сейчас? Заставляю себя проглотить воду, потому что он стоит надо мной в ожидании.

Смотрю невидящим взглядом на снег снаружи, в то время как Айзек хлопочет у плиты. Печь газовая и выглядит совершенно новой.

Затем мужчина возвращается к столу, держа две тарелки, каждая из которых с омлетом. Запах вызывает у меня тошноту. Он ставит одну передо мной, и я беру вилку. Оружие у нас есть, его так много: вилки, ножи... можно предположить, что если бы кто-то и вернулся, то не оставил бы нам все эти вещи, с помощью которых мы могли бы напасть на него. Я озвучиваю свои мысли, и Айзек кивает.

— Знаю.

Конечно, он уже думал об этом. Всегда на два шага впереди...

— Твои волосы изменились, — говорит мужчина. — У меня ушла минута, прежде чем я узнал тебя... наверху.

Я таращусь на него. Неужели мы на самом деле говорим о моих волосах? Остро осознаю свою седую прядь. Проверяю, что хорошенько спрятала её за ухом.

— Я отрастила их.

Положить еду в рот, разжевать, проглотить, положить еду в рот, разжевать, проглотить.

Мы больше не говорим о моих волосах. Когда я доедаю, то объявляю, что мне нужно в туалет. И прошу его пойти со мной. Здесь только один туалет, и он в спальне, где я нашла Айзека. Он ждёт за дверью с ножом в руке. Прежде чем мы покинули кухню, Айзек прихватил тот, который больше. Это почти смешно, но не совсем. Большой нож, большая рана. Я выбрала себе нож для стейка. Он прост в обращении и чертовски острый.

Я облегчаюсь и подхожу к раковине, чтобы вымыть руки. Над ней висит зеркало. Смотрю на себя и вздрагиваю. Мои волосы безжизненные и жирные, и эта широкая двух сантиметровая седая прядь, которая появилась, когда мне было двенадцать, выделяется на фоне бледного лица. Я делала всё, чтобы избавиться от неё: закрашивала, отрезала, выдёргивала волосок за волоском. Цвет не становился серым. Я просидела в десятках парикмахерских на протяжении многих лет, и каждый стилист говорил мне то же самое: «В этом нет смысла... она не принимает цвет». Независимо от того, что я делаю, она всегда возвращается, словно упрямый сорняк. В конце концов, я сдалась. Старая часть меня победила.

Открываю воду, она шипит и в течение нескольких секунд напоминает приступ кашля, прежде чем начинает течь слабой коричневой струёй. Я брызгают на лицо и немного пробую. На вкус она противная. Ржавчина и грязь.

Когда я выхожу из ванной, Айзек протягивает мне свой нож мясника. Я должна положить свой нож на пол, чтобы держать его, так как моё запястье повреждено.

— Мне тоже нужно, — говорит он. — Не дай плохим ребятам добраться до нас.

Я улыбаюсь — на самом деле улыбаюсь — когда мужчина закрывает дверь. Его юмор всегда проявляется в самые неожиданные моменты. Не думаю, что когда-либо буду в милости у кого-то.

Когда он выходит, его лицо вымыто, а волосы влажные. Тонкая струйка воды стекает с виска.

— И что теперь? — спрашиваю я.

— Ты устала? Мы могли бы отдохнуть по очереди. Хочешь спать?

— Конечно, нет!

Он смеётся.

— Да, я понимаю.

И тогда наступает длинная неловкая пауза.

— Я хотела бы принять душ, — произношу я. То, чего я не добавляю — это в случае, если этот больной мудак касался меня...

Айзек кивает. Я поднимаюсь вверх по лестнице, чтобы взять что-нибудь чистое из одежды. Меня мутит от мысли о том, что кто-то выбрал и повесил здесь её для меня. Я бы хотела свою, но, даже пижама, которая до сих пор на мне, не моя. Изучаю содержимое гардероба. Почти каждый предмет гардероба я выбрала бы для себя, за исключением цвета. Его слишком много. Это жутко. Кто может знать меня достаточно хорошо, чтобы купить мне шмотки? Одежду, которая на самом деле мне нравится? Я снимаю с вешалки кофту для йоги с длинными рукавами и нахожу под ней соответствующие штаны. В ящике я нахожу разнообразные трусики и бюстгальтеры.

О, Боже!

Решаю остаться без них. Не могу носить нижнее бельё, которое какой-то психопат купил и сложил в ящик. Это будет, как будто он касается меня... там. Я захлопываю ящик.

Айзек помогает мне спуститься по лестнице. После моей атаки на дверь, запястье опухло вдвое.

— Держи его выше и подальше от горячей воды, — говорит он, прежде чем я захожу в ванную.

 Я нахожу мыло и шампунь под раковиной. Общеизвестный бренд. Мыло белое и пахнет бельём. Принимаю душ пять минут, хотя и хочу остаться ещё. Коричневатая вода никогда не становится действительно горячей и у неё странный запах.

Я выхожу и вытираюсь полотенцем лимонного цвета, которое висит на стойке с полотенцами. Такой весёлый цвет. Так иронично. И так любезно повешено здесь для нас. Вытираю руки и ноги, пытаясь впитать все капли. Жёлтый, чтобы смягчить шок от снега, тюрьмы и похищения. Может быть, тот, кто притащил нас сюда, подумал, что цвет этого полотенца сможет предотвратить депрессию. Я с отвращением бросаю его на пол. И затем начинаю смеяться, грубо и резко.

Я слышу, как Айзек легко стучит в дверь.

— Ты в порядке, Сенна?

Его голос приглушённый.

— Я в порядке, — кричу в ответ. И смеюсь так громко, что он открывает дверь и позволяет себе войти.

— Я в порядке, — отвечаю его заинтересованному лицу, пытаясь заглушить свой смех. Затыкаю смех рукой, и из моих глаз начинают течь слёзы. Я смеюсь так сильно, что мне необходимо упереться об раковину.

— В порядке, — задыхаюсь я. — Разве это не самая сумасшедшая вещь, что ты когда-нибудь слышал? Как будто я могу быть в порядке. Ты в порядке?

Я вижу, как мышцы на его щеке дёргаются. Цвет глаз Айзека металлический, как консервная банка.

Он тянется ко мне, но я отталкиваю его руку. Перестаю смеяться.

— Не прикасайся ко мне. — Я говорю это громче и жёстче, чем предполагала.

Он сжимает губы и кивает. До него доходит. Я сумасшедшая. Это не ново. Сижу на кровати с ножом и смотрю на дверь, пока Айзек принимает душ. Если кто-то войдёт в комнату прямо сейчас, будет бесполезно, с ножом я или нет. Чувствую, что моё тело здесь, но остальная часть меня в глубокой яме. Я не могу их объединить.

Айзек принимает душ быстрее, чем я. Прихожу немного в себя, когда он появляется. На нём полотенце. Он направляется к шкафу. Я вижу, что он смотрит на одежду так же, как и я. Айзек ничего не говорит, но потирает чёрный хлопок рубашки между большим и указательным пальцами. Я дрожу. Даже если это был один из моих поклонников, почему Айзек? Смотрю на нож, пока он одевается в ванной. Он новый, лезвие блестящее. «Куплен специально для нас», — думаю я.

За неимением того, чем заняться, мы спускаемся вниз по лестнице, чтобы ждать. Айзек подогревает две банки супа и кладёт несколько замороженных булочек в духовку. Я на самом деле чувствую голод, когда он протягивает мне тарелку.

— Снаружи всё ещё светло. Сейчас уже должно быть темно.

Он смотрит на свою еду, целенаправленно избегая моего взгляда.

— Почему, Айзек?

Тем не менее, мужчина не смотрит на меня.

— Как думаешь, мы на Аляске? Как они, чёрт возьми, смогли провести нас через канадскую границу?

Я встаю и начинаю кружить по кухне.

— Айзек?

— Я не знаю, Сенна, — отрезает он. Я останавливаюсь и смотрю на него. Его голова опущена над едой, но взгляд поднят на меня. Наконец, мужчина вздыхает и опускает ложку. Айзек медленно ею вращает против часовой стрелки, пока она не делает полный круг.

— Вполне возможно, что мы находимся на Аляске, — произносит он. — Почему бы тебе не отдохнуть? Я останусь следить.

Киваю. Я не устала. Или, может быть, да. Ложусь на диван и притягиваю ноги к груди. Мне так страшно.

Страх…