Массон выходит из этого богатого дома в Семнадцатом округе Парижа с неприятным ощущением, что каждому из членов семьи есть что скрывать. Предположим, Катрин Салерн и в самом деле убийца, – но почему тогда показания Анриетты и Виржини относительно того, где была девушка в прошлую субботу, полностью противоречат друг другу? А Жан Салерн – неужели известие об измене жены настолько потрясло его, что он даже не сделал ни малейшей попытки, чтобы разубедить инспектора в подозрениях на ее счет? Или же эти подозрения его вполне устраивают? Равно как и Тома: отчего он резко перешел от пылкой страсти, с которой защищал свою мать, к полному замешательству, как только речь зашла о его собственном времяпрепровождении? Странное семейство – все держат рот на замке, и создается впечатление, что никого ничем не удивишь… Даже преступлением, которое, возможно, совершил один из них.


Наружное наблюдение за Катрин Салерн не дает ничего интересного, кроме того, что она дважды – утром и в обед – отлучалась с работы к своему любовнику, но оба раза его не было дома. В тот же день, в субботу, без пяти семь вечера, Массон входит в ее магазин, твердо решив заставить Катрин Салерн признаться в содеянном. Он просит Катрин запереть дверь на ключ, после чего идет за ней в подсобное помещение. Катрин приносит ему стул, а Массон в это время задергивает занавески, отделяющие комнату от основного помещения. В этот вечер инспектор поставил себе целью добиться признаний. Он настроен крайне решительно, тем более что времени у него предостаточно. Лицо Катрин белее мела, и искусственный свет лишь сильнее подчеркивает эту бледность. Массон замечает темные круги у нее под глазами. Он не спешит начать разговор. Он выжидает. Катрин обхватывает себя руками за плечи, словно ей холодно.

– Что вы хотите? – наконец спрашивает она дрожащим голосом.

– Вам уже сказали, что сегодня утром я был у вас дома?

– Нет.

– Я побеседовал с вашим супругом, с Тома и Виржини. И даже с Анриеттой.

– Вот как? – Катрин не знает, что сказать. Она выглядит совершенно обессиленной.

– Вы не хотите узнать, о чем мы разговаривали?

– Нет. Хотя, пожалуй… Я не понимаю, что вам от меня нужно… – Ее голос становится совсем тихим, переходя на шепот.

– Вы знаете, что ваш любовник задержан?

– Как? – кричит Катрин, мгновенно очнувшись. Она резко встает со стула. – Он не виноват! Он ничего не сделал! – По щекам у нее текут слезы.

«Она была почти девственницей, когда я ее встретил…» – вспоминает Массон фразу Оливье, которая еще недавно вызывала у него усмешку. Сейчас Катрин Салерн совершенно утратила свой холодный надменный вид. В ее глазах читаются безумная любовь и боль. И – как кажется Массону – невинность. Он пытается представить ее обнаженной. Возникшая в его воображении картина волнует его, и он снова завидует Оливье, как во время их первого разговора. Он говорит себе, что отклоняется от цели своего визита, и мысленно клянется: «Будь я проклят, если хоть раз еще взгляну в эти прекрасные голубые глаза!». Массон отводит взгляд, но его глаза невольно задерживаются на очертаниях груди Катрин. Он резко поднимается, словно пытаясь стряхнуть наваждение, быстрым движением раздергивает занавески и садится обратно на стул. Он в ярости против самого себя. Когда он снова начинает говорить, голос его звучит сурово и безжалостно:

– Итак, если он ничего не сделал, тогда расскажите, что сделали вы! – И словно в подтверждение своих слов указывает пальцем на Катрин.

Катрин немного успокаивается. Она опять повторяет, что в тот день оставалась в магазине до семи вечера, а потом вернулась домой. Массон поражен хладнокровием, с которым она рассказывает эту историю. Словно желая наказать ее за упорную ложь, он со спокойным видом сообщает ей версию Оливье, не без тайного удовольствия смакуя эту маленькую месть.

К концу его рассказа Катрин выглядит совершенно опустошенной. Она роняет голову на стол и плачет, разбитая и уничтоженная, как ребенок Массон вновь обретает привычную самоуверенность и думает, что вот-вот услышит признание. Он чувствует, как охватившая его ярость утихает, по мере того как отступают демоны плоти. Он невозмутимо ждет, когда Катрин Салерн сознается в своем преступлении.

Через некоторое время она наконец поднимает голову. Массон протягивает ей платок. Она с благодарностью берет его и громко сморкается. Потом начинает говорить. Голос ее звучит спокойно и отрешенно.

– …И поскольку мне больше нечего было бояться мужа, который все-таки узнал о моей связи, я была бесконечно счастлива. У меня словно камень с души упал. Но я не стала рассказывать об этом Оливье, потому что тогда пришлось бы рассказать и о том, что я позволила мужу… ласкать себя.

Она поднимает глаза на Массона и слегка краснеет. Тот нервно скрещивает ноги, чувствуя нарастающее раздражение – ему решительно не удается оставаться равнодушным перед этой женщиной.

– И что было дальше?

– Я все же решила пойти на встречу с тем человеком, чтобы раз и навсегда покончить с его попытками шантажа. Я собиралась сказать ему, что он может объявить о моем любовнике хоть всему свету, так как теперь это не имеет никакого значения. Я чувствовала себя освобожденной. Понимаете?

– Продолжайте.

– Когда я пришла, он был уже мертв. Лежал в луже крови, полураздетый.

– И у вас хватило времени все это рассмотреть?

– Мне стало так плохо… Нужно было прийти в себя, я дошла до сквера и села на скамейку. Вот тогда я и увидела Оливье… и тут же все поняла. Это было ужасно…

– Что вы поняли?

– Что он сделал это ради меня! Он не знал, бедняжка, что я теперь свободна… За это я полюбила его еще больше. – Катрин снова роняет голову на руки.

«Черт, как же она его любит», – изумляется про себя Массон. Если бы Гранше не обвинил ее напрямую, она бы до конца покрывала его. Необыкновенная женщина! Да-а, ну и парочка… И все-таки кто же из них лжет?

– Можете ли вы точно сказать мне, во сколько вы пришли в гостиницу? – спрашивает Массон уже более мягко. Катрин поднимает голову, явно удивленная этим вопросом.

– Нет, точно я не помню. Но шести еще не было – он назначил встречу на шесть, а я хотела прийти пораньше… Где-то между половиной шестого и без четверти шесть?..

Она отвечает вопросом на вопрос. Так ли нужно было ответить? Массон опускает голову. Именно это время назвал и ее любовник. А ведь один из них должен был прийти раньше, но кто?

Массон решает проводить Катрин до дома на такси. Он ничего не может с собой поделать, ибо против своей воли проникся к этой несчастной парочке нежностью. Ему не удается убедить себя в том, что за этой оболочкой падших ангелов могут скрываться гримасы дьявола. Для подстраховки он приказывает установить наблюдение за домом Салернов и за всеми обитателями квартиры на четвертом этаже. Но суббота и воскресенье проходят безрезультатно. Семейство Салернов забилось в свою нору с натертыми полами, и в эти жаркие дни последнего июньского уикэнда никто не переступил порог дома 42-бис по улице Токвиль.

29

В ПОНЕДЕЛЬНИК утром Массону звонит Ребуа и с легким замешательством сообщает, что рассказал полиции не все. Может быть, это и не имеет никакого отношения к убийству, но тем не менее… У Катрин Салерн в их банке действительно два счета – личный и рабочий, но наряду с ними есть еще и общий семейный счет Салернов. Об этом-то директор банковского филиала и забыл сказать. На общий счет регулярно поступает одна и та же сумма денег, которая сразу же переводится некой мадемуазель Анне Фабер, в банковское отделение в шестнадцатом округе на бульваре Делессер.

– Мадам Салерн знает о существовании общего счета?

– Вообще-то, я был в этом уверен, так как мне казалось, что в нем указаны имена обоих супругов. Однако, просмотрев бумаги еще раз сегодня утром, я обнаружил, что счет был открыт на имя Жана Салерна и его матери. Имени Катрин Салерн там нет.

– Хм. И какая же сумма регулярно поступает на этот счет?

– Двадцать пять тысяч франков. В месяц. На протяжении последних семи лет. Иными словами, с того момента, как были открыты оба счета мадам Салерн.

– И откуда приходят деньги?

– С личного счета месье Жана Салерна.


В понедельник вечером Фред зачитывает вслух рапорт о наблюдении за Жаном Саперном:

– «В понедельник Жан Салерн вышел из дома в восемь тридцать утра. Он сел в машину, «Рено Сафран» синего цвета, и отправился на авеню Поля Думера в шестнадцатом округе Парижа, где зашел в дом номер 33. Он вышел оттуда в девять пятьдесят и поехал к себе в офис – Елисейские поля, дом 125. В двенадцать сорок пять он уехал обедать в клуб «Поло де Багатель» в Булонском лесу. Там к нему присоединилась женщина лет сорока, с которой он расстался в пятнадцать часов, после чего снова поехал на работу, где оставался до восемнадцати часов. Затем вновь отправился на улицу Поля Думера, дом 33, откуда уехал лишь в девятнадцать сорок пять, чтобы вернуться к себе домой на улицу Токвиль».

– Что же, – замечает Фред, – по крайней мере, у супругов Салерн есть одна общая черта: они оба верны любовникам и прилежно ходят на работу.

– Мне бы его рабочий график!

– Вероятно, банку просто не по карману выгнать его – он наверняка запросит кругленькое выходное пособие. Вот и держат…

– Я готов поспорить на свою рубашку, что красотка с улицы Думера и есть та самая Анна Фабер, – радостно заявляет Массон.

– Двадцать пять кусков в месяц – это более чем завидное содержание, даже если он и имеет ее по три раза в день.

– Ты забыл еще про бесплатные обеды, если он ездит в «Поло» именно с ней, – добавляет Фред, ухмыляясь.

– Заткнитесь вы! – прикрикивает на них Массон. – При чем здесь убийство этого гребаного операциониста? Разве что он шантажировал еще и папашу Салерна! Тогда наше дело осложняется, так как возникает третий подозреваемый. Кто больше?

– А что, вполне возможно, – не слишком уверенным тоном отвечает Бертран. – В любом случае, шеф, нам пора бы уже определиться. Не забывайте, что мы не имеем права задерживать Гранше более, чем на сорок восемь часов. К тому же теперь мы далеко не уверены в его вине.

– Как, я тебе не сказал, Бертран? Эй, парни, разве я ему ничего не сказал? Прости, совсем заработался… Дело в том, что Гранше я велел выпустить. Еще вчера вечером. Надеюсь, ты не возражаешь?

Массон произносит эту тираду ироничным тоном: он ужасно не любит, когда подчиненные встревают в его планы и нарушают субординацию.

– Но почему, шеф? – настаивает Бертран, не обращая внимания на язвительный тон начальника.

– Ты же сам сказал – за отсутствием улик.

– А когда вы собираетесь арестовывать блондинку, шеф? – интересуется Жоэль. – Ведь очевидно, что это она убийца!

По внезапно воцарившейся тишине Массон понимает, что его подчиненные уже не раз обсуждали эту тему и пришли к одному и тому же мнению.

– Я решил ее не арестовывать, если уж хочешь знать.

Эти слова ввергают всех в изумление.

– Но как же так, шеф?! Почему?…

– За отсутствием доказательств. Кто еще хочет что-нибудь сказать?

В кабинете становится так тихо, что можно услышать, как летают мухи. Бертран закуривает. Он всегда так поступает, когда чувствует, что начальник в гневе. Пережидает бурю. Фред делает вид, что идет к двери. На пороге он оборачивается и спрашивает, понадобится ли он еще Массону.

– Выметайся! – рявкает Массон. – И вы оба тоже! – Его глаза метают молнии. Достали они все его! – Да поживее!


Когда инспектор наконец-то остается один, он чувствует себя опустошенным. Он знает, что принял два очень важных решения единолично, не посоветовавшись со своими людьми. Знает, что поступил так, повинуясь своему инстинкту. Знает, что рискует. Но это сильнее его: в каждом расследовании всегда наступает момент, когда он начинает действовать в одиночку. Просто потому, что старается следовать своему внутреннему голосу. Тот самый сыщицкий нюх. Пока он еще ни разу его не подводил. Но всегда ли так будет? Каждое новое расследование становится для Массона испытанием. В это время он полностью забывает о своей личной жизни, перевоплощаясь то в жертву, то в подозреваемого, то в убийцу. Из-за этого он теряет сон, друзей, любовниц…

Девять вечера. Массон проголодался. По пути домой он заходит в кафе и покупает сэндвич и бутылку пива. Сидя на кровати перед телевизором, он быстро приканчивает ужин и тут же ощущает себя отяжелевшим. Следовало бы питаться правильнее… Но поезд ушел. Ничего, он займется этим потом.


На следующее утро ему приносят рапорт о наблюдении за Тома Саперном. По мере того как Массон читает, он все больше поражается скрытой стороне жизни молодого человека. Он думает о Харви-Двуличном из кинофильма «Бэтман». Да уж, картинка та еще! Как ловко он все скрывает. Но, как бы то ни было, быть голубым еще не значит быть убийцей! И какое ему дело до того, что Тома провел весь вечер в баре для гомосексуалистов в квартале Марэ? Потягивая свой утренний кофе, Массон понимает: никакого! Абсолютно никакого! Что за грязная работа – постоянно вмешиваться в жизнь других людей… В конце концов, каждый волен совать свой член куда захочет, раз уж так ему нужно для счастья… Но счастлив ли Тома?