Крис снова шагает вплотную ко мне, излучая телом жар, и большим пальцем вытирает мою нижнюю губу. От этого прикосновения я покрываюсь «гусиной кожей» и сильнее вжимаюсь в стойку.

– Она права, – говорит Крис. – Утро действительно доброе. – Но в том, как он это произносит, нет абсолютно ничего, напоминающего невинность Шанталь, как и в чувственном собственническом взгляде, которым он смотрит на меня. Но в глазах его мелькает что-то еще, проблеск чего-то, что я не могу определить. И затем, криво улыбнувшись мне своими чувственными губами, которые я жажду ощутить на себе прямо сейчас, поворачивается, чтобы поздороваться с Шанталь, а я вдруг обнаруживаю себя застигнутой врасплох тем, что пропустил мой затуманенный похотью мозг. То, что произошло между нами, не простое соблазнение; это были причина и следствие. Моя реакция на визит Эмбер подстегнула его потребность в контроле. И этот чувственный натиск, заставивший меня едва не обезуметь от желания и ждать немедленного удовлетворения, был его способом заполучить и контроль, и меня.

К тому времени, когда мы всей компанией направляемся к черному седану Рея, я решаю отодвинуть в сторону свою неуверенность и дать ему время. Что бы он ни имел в виду под «своим временем», возможно, оно никогда для него не наступит. Или для нас.

Шанталь садится в машину, и Крис заключает меня в объятия.

– Увидимся вечером. – Голос его – мягкий бархат, который я ощущаю, словно ласку на теле. – И не только увидимся.

Я обвожу его губы пальцами.

– Ловлю тебя на слове. – Потом с лукавой улыбкой игриво добавляю: – И не только на слове. – Я выскальзываю из его рук, ныряю в машину и слышу несущийся мне вслед его хриплый довольный смех.

Глава 14


В сопровождении Рея и Шанталь я вхожу в посольство, радуясь, что жива после сумасшедшей поездки по парижским улицам в час пик. Может, я и не в восторге от того, что Крис приставил ко мне телохранителя, но то, как Рею ловко удалось избежать ряда столкновений, бесспорно, заслуживает немалого уважения. В сущности, не будь я так влюблена в Криса, могла бы до безумия, по уши влюбиться в Рея, пусть даже только до тех пор, пока не схлынула бы волна адреналина после этого дорожного безумия.

В здании, которое, на мой взгляд, ничем не отличается от любого административного здания в Штатах, мы с Шанталь снимаем куртки и стираем с себя капли холодного дождя. Будучи по натуре мачо, Рей, разумеется, вообще без куртки.

Паспортный отдел оказывается большущей комнатой ожидания с большим количеством металлических стульев и рядом застекленных кабинок в передней части. Нас направляют в очередь. Длинную-предлинную очередь.

Я вздыхаю.

– Может, вы вдвоем пошли бы выпили кофе или съели чего-нибудь? Вам совсем не обязательно тоже париться в очереди.

Рей тут же отметает эту идею:

– Мне надо оставаться рядом с вами, если вдруг что-то понадобится.

Я плотно сжимаю губы, чтобы сдержать резкий ответ. Сам того не подозревая, он затронул нерв под названием «прямо как мой отец». Всю жизнь нас с мамой повсеместно сопровождала охрана. Ребенком я думала, что это просто потому, что папа очень любит нас. Став взрослой, поняла, что он всего-навсего защищал свою собственность.

Рей протягивает руку за моей курткой, возвращая меня в настоящее, в полную людей душную комнату.

– Давайте я подержу.

Моргнув, я отдаю ему куртку.

– Спасибо. – Рей для меня не проблема, проблема – отец. И Крис тоже не проблема. В отличие от действий моего отца, его желание защищать меня не имеет никакого отношения к утверждению силы и власти. Оно происходит из недавнего нападения Эвы и неоднократного, слишком близкого соприкосновения со смертью.

– Можно позаниматься французским, пока мы стоим тут, – предлагает Шанталь.

– Я сейчас слишком рассеяна, чтобы что-нибудь усвоить, – отвечаю я, плотнее закрывая свой мысленный ящик.

Она отмахивается от моей отговорки.

– Ерунда. Мы можем использовать это время с пользой. Когда ты начнешь говорить по-французски, то только поблагодаришь меня за настойчивость.

Рей забирает у Шанталь куртку, с удивлением и не без мужского одобрения поглядывая на ее решительное лицо.

Когда он становится с нами в очередь, я хмурюсь. Я могу смириться с тем, что он здесь, но не желаю, что он стоял над душой.

– Я думала, вы хотите дать отдых больной спине на одном из тех металлических стульев.

Его губы дергаются.

– Больной спине. Да. Не могу дождаться. – И, к моему удивлению, отходит в сторону.

Шанталь смотрит ему вслед и тоскливо вздыхает:

– Я бы не отказалась иметь такого телохранителя. Интересный мужчина.

Я закатываю глаза. Она бросала на него застенчивые восхищенные взгляды с тех пор, как вошла в дом.

– Иди поговори с ним. Познакомьтесь поближе.

Она поджимает губы.

– Ты просто пытаешься отвертеться от урока французского.

– Нет, просто не хочу выставить себя дурой на людях, коверкая слова. Подойдешь ко мне, когда приблизится моя очередь.

– Ну нет. – Она мотает головой, и можно подумать, что я предложила ей прыгнуть с крыши без парашюта, такая паника отразилась на ее хорошеньком лице. – Боюсь, мы просто будем сидеть в полном молчании, у меня потекут слюнки, и ему придется вытирать мне губы.

Я серьезно смотрю на нее.

– Ну, не так-то это и плохо, особенно если он будет делать это языком.

Она удивленно моргает, и мы обе смеемся. Мой телефон подает сигнал поступившего сообщения, и я достаю его, чтобы прочесть.

«Вы уже на месте?»

«Да, – отвечаю я. – Тут большая очередь. Можем застрять не на один час».

«Где Рей?»

«По большей части стоит над душой, как ты и распорядился».

«Для твоей же пользы».

«Гм».

«Что значит… гм?»

«Это значит, что… – я задумываюсь, как коротко выразить то, что чувствую, – …я люблю тебя, Крис».

«Я тоже люблю тебя. Собираюсь на встречу. Напиши перед тем как ехать домой, чтобы я встретил тебя на ковре».

«Я возьму розовую трость», – пишу я, и щеки мои жарко вспыхивают от собственной смелости.

«Она у меня в чемодане».

Я закусываю губу. Он это серьезно? Неужели и вправду провез ее через таможню?

Я прячу телефон назад в сумку и чувствую покалывание в… гм, пониже спины.

Смех Шанталь прорезается сквозь охватившие меня сладострастные ощущения, я оборачиваюсь и вижу, что она болтает с какой-то женщиной позади нас в очереди. Заметив, что я освободилась, прекращает болтать и вытаскивает из сумки маленькую перекидную таблицу. Не обращая ни малейшего внимания на мое смущение, начинает с прежним решительным выражением натаскивать меня. Я со стоном и смехом принимаю неизбежное и послушно повторяю фразу на ужасном французском.

Полчаса спустя наконец подходит моя очередь и я направляюсь к окошку… только чтобы получить целый ворох бланков для заполнения. Мы с Шанталь присоединяемся к Рею, и я принимаюсь за бумажную кипу.

Если я, когда нервничаю, несу всякий вздор, то Шанталь, наоборот, молчит как рыба. Молчание, как она и боялась, становится неловким, и я не могу сосредоточиться на своих бумагах.

Наконец, больше не в силах выносить молчание, я поднимаю глаза на Шанталь.

– Может, все-таки сходишь найдешь где-нибудь кофе? Я угощаю. А то после этого дождя я до сих пор не могу избавиться от озноба.

Она вскакивает, хватаясь за предлог сбежать.

– Конечно. Кофе был бы очень кстати. – Она бросает взгляд на Рея. – А вы хотите?

Его губы дергаются, и он отвечает ей по-французски. Я понятия не имею, что он сказал, но она заливается румянцем и выглядит такой невозможно юной в своем бледно-розовом облегающем платье, со светло-каштановыми волосами, мило подогнутыми на концах.

Я смотрю вслед Шанталь, и у меня возникает желание по-матерински защитить ее. Рей на добрый десяток лет старше ее и куда как искушеннее. Я склоняю голову набок и внимательно вглядываюсь в него.

– Что вы ей сказали?

– Если бы я хотел, чтобы вы знали, мадемуазель, то сказал бы по-английски. – Он произносит это совершенно невыразительным тоном, но у меня создается отчетливое впечатление, что он старается раздразнить меня.

Я подозрительно сощуриваюсь.

– Давно вы знаете Криса?

– Семь лет.

– Значит, он доверяет вам, хоть вы и самоуверенный нахал. – Мой тон в точности такой же невыразительный, как и у него.

Он с минуту изумленно смотрит на меня, потом запрокидывает голову и от души смеется.

– Да, пожалуй. И, думаю, то же самое можно сказать и о вас.

На этот раз смеюсь я и в отличие от Шанталь не испытываю никакой неловкости от последовавшего за этим молчания, пока я заполняла свои бланки. Мне инстинктивно нравится Рей, даже если он отказывается признаться, что сказал Шанталь.

Я заканчиваю разбираться с бланками и направляюсь к окошку, чтобы отдать их, надеясь, что теперь процесс пойдет быстрее.

Не тут-то было. Весь следующий час мы ждем, и Шанталь, к счастью, мало-помалу начинает раскрепощаться. Они с Реем заставляют меня повторять французские слова и фразы, смеясь над моим произношением, и я смеюсь вместе с ними. Постепенно и я расслабляюсь в этой атмосфере зарождающейся, я надеюсь, новой дружбы, а вместе с ней связи с этим городом и Крисом.

Когда наконец произносят мое имя, настроение мое и шаги уже гораздо легче. Какая-то толстушка за стойкой с сильным акцентом спрашивает мое имя. Она заносит его в компьютер, пару секунд смотрит на экран, а потом начинает говорить с таким акцентом и такой молниеносной скоростью, что я ничего не понимаю.

– Не могли бы вы повторить, пожалуйста?

– Отказано, – решительно заявляет она. – Вам отказано в паспорте. – Она вручает мне мои бланки и какую-то бумагу на французском.

У меня екает сердце.

– Отказано? Что это значит?

– Отказано, значит, отказано. Если хотите получить ответы, идите в специальную службу.

– А где эта специальная служба?

Она указывает влево от меня, и я вижу на двери табличку «Специальная служба». Ничего не видя вокруг себя, с громко стучащим в ушах сердцем, я несусь к двери и обнаруживаю маленький кабинет с четырьмя металлическими стульями, только один из которых занят.

Мужчина в парадной рубашке и солидном синем галстуке, с седыми прядями в аккуратно подстриженных каштановых волосах, устремляет на меня выжидающий взгляд.

– Английский? – с надеждой спрашиваю я.

– Да, мадам. – Он кладет ручку и ставит локоть на стол, заметно раздраженный тем, что ему помешали. – Чем могу помочь?

Я подхожу к его столу и подаю свои бумаги. Он бросает взгляд на них, потом на меня. В том, как он смотрит, появляется какая-то новая резкость, острая и почти… обвиняющая. Я говорю себе, что это паранойя, но адреналин бурлит в крови, и мне с трудом удается продолжать говорить нормальным голосом.

– В чем дело? – спрашиваю я, так и не дождавшись от него объяснений.

Он берет телефон, а другой рукой указывает мне на стул перед своим столом. Его безмолвный приказ вызывает очередной выброс адреналина, и, прежде чем сесть, я заставляю себя сделать медленный глубокий вдох, чтобы хоть немного успокоиться.

Только усаживаюсь, он кладет трубку.

– Пожалуйста, оставайтесь здесь, мадемуазель Макмиллан. Нам надо задать вам несколько вопросов.

Мое сердце пропускает удар.

– О чем?

Но я и так знаю. Это как-то связано с Ребеккой.

– Просто ждите здесь. – Отдав этот отрывистый приказ, он встает и выходит в заднюю дверь в нескольких шагах от его стола.

Я немедленно начинаю действовать, не зная, сколько у меня времени, чтобы заручиться помощью до его возвращения. Лихорадочно порывшись в сумке, вытаскиваю мобильный и набираю номер Криса.

Три звонка кажутся вечностью, прежде чем я слышу:

– Сара? – Голос его глубокий, теплый, успокаивающий и, ох, такой желанный.

– Ты нужен мне здесь, – выпаливаю я. – Ты нужен мне в посольстве.

Крис тут же начинает что-то кому-то говорить по-французски, и я слышу несколько разговаривающих с ним голосов, прежде чем он возвращается на линию.

– Я уже иду к машине.

Я с облегчением закрываю глаза. Он не спросил, зачем нужен мне. Он просто ушел со встречи, представления не имея, зачем и почему. Я виновато думаю, как позволила сегодня Эмбер выбить меня из колеи. И напоминаю себе все причины, по которым могу не беспокоиться о том, что Крис бросит меня. Все причины, по которым и могу, и должна рассчитывать на этого чудесного, изумительного мужчину.