В это время раздался стук в дверь. Инес вскочила с места, не зная, что делать. Оцепенение, вызванное растерянностью и страхом, не позволяло ей думать. Она стояла посреди комнаты, сжав листки в онемевших пальцах, когда услышала голос Эрнана:

– Инес, открой, это я.

Чтобы он пришел в ее комнату вот так, посреди дня, – это было немыслимо!

– Открой! – настойчиво повторил он.

Она протянула руку к задвижке и открыла. И тут же поняла, что это ловушка, обман: за спиной Эрнана стояла Эльза.

Эрнан решительно шагнул в комнату.

– Инес, – жестко произнес он, – тебе передали письмо. Отдай его мне!

– У меня его нет, – еле слышно пролепетала девушка.

– Она лжет, – уверенно произнесла Эльза, – она получила его от капитана Вайнссема.

– Это правда? – Хотя Эрнан по-прежнему сверлил ее взглядом, его голос звучал мягче. – От кого оно? От Катарины или от Рамона? Почему ты не хочешь его отдавать?

Инес замерла. Ужасные в своей правдивости слова, которые написала Катарина, вновь и вновь возникали в ее мозгу. Девушка знала, что они способны разрушить все. Она не могла сказать, что письмо предназначено не Эрнану, потому что на самом деле Катарина написала его именно для него.

Внезапно бледное лицо Инес залила краска, а голос обрел звенящую уверенность:

– Да, оно у меня. Но вам его лучше не читать.

– Почему? Если ты так говоришь, значит, я просто обязан ознакомиться с этим посланием!

Инес всегда верила в то, что у Эрнана доброе сердце, вместе с тем чувствовала, что временами он может становиться слепым и жестоким. Внезапно он сжал руку Инес и без труда отобрал у нее бумагу, которую она не успела спрятать.

Он немедленно принялся читать, а женщины ждали: одна – обреченно, другая – с надеждой. Временами губы Эрнана подергивались, а глаза расширились так сильно, словно он хотел проникнуть взглядом сквозь строки. Закончив, он замер; Инес почудилось, что Эрнан вдруг перестал понимать, где находится. Через несколько секунд он твердо произнес:

– Эльза, прошу вас, оставьте нас на несколько минут.

Та безропотно покинула комнату, и тогда он обратился к Инес:

– Ты обо всем знала! День за днем ты предавала меня!

Его голос был полон презрения.

– Я не предавала тебя, Эрнан! Я не могла тебе рассказать! Ведь это тайна Катарины!

Эрнан смотрел на нее так, будто хотел ударить.

– А теперь она вдруг решила ее открыть?! Не кажется ли тебе, что эти двое просто сбежали!

– Неужели Катарина смогла бы бросить своих детей?! – воскликнула Инес.

– Почему нет? Разве она уже не совершила преступление? Спала со священником, изменяла мне, лгала, заставила поверить в то, что не знает, кто отец Исабель!

– Она встретила и полюбила отца Рамона еще до встречи с тобой, – тихо сказала Инес.

– «Отца Рамона», – передразнил Эрнан. – Где она отдалась ему? Прямо в монастыре?

Инес молчала.

– А этот братец! Чтоб его душа сгорела в аду! Еще посмел заявить, что никогда не спал с женщиной! Корчил из себя праведника! Лучше б я никогда его не знал! Если б можно было повернуть время вспять!

– Катарина тебе не изменяла, она не встречалась с ним, когда вышла за тебя замуж. – Инес пыталась хоть как-то оправдать подругу.

– Не изменяла?! Ха! Вся ее жизнь была отравлена помыслами о нем! И ты думаешь, я поверю в то, что во время этого путешествия они ни разу не коснулись друг друга?!

– Может, и так, – медленно и негромко произнесла Инес. – Наверное, потому она и написала это письмо.

Эрнан умолк, и тогда девушка промолвила голосом, полным доброты, мягкости и неподдельного чувства вины:

– Я тоже нарушила законы гостеприимства и дружбы и потому должна навсегда уйти отсюда.

Где-то в глубине души она надеялась, что он произнесет слова, которые согреют ее сердце, зажгут в душе свет, надеялась, что он скажет: «Останься! Твое присутствие, Инес, рассеивает этот мрак, возвращает утраченные мною спокойствие и ясность».

Однако ответом послужило ледяное молчание.

Эрнан спустился вниз, в гостиную, где Пауль метался, покрикивая на служанок, которые спешно собирали необходимые ему вещи.

– Где ты ходишь?! – вскричал он, увидев Эрнана и не заметив, что тот выглядит потерянным, не похожим на себя, совсем не таким, каким он был несколько минут назад. – Мы едем или нет?!

– Вы можете делать что хотите, – с каменным лицом отвечал Эрнан, – я никуда не поеду.

Инес брела по берегу и смотрела на неспокойную воду. Она не собиралась топиться, она пришла сюда, отчасти ведомая воспоминаниями, отчасти потому, что просто не знала, куда ей теперь идти. Прежде, когда девушка, случалось, созерцала море и внимала ветру, ею овладевало блаженное забытье, но теперь чувства были резки, обнажены и тревожны. Пробираясь меж обточенных водой камней, Инес думала о том, насколько жизнь моря напоминает человеческую жизнь. За приливом всегда следует отлив. Сегодня счастье достигло высшего уровня, а завтра перед тобой одна пустота.

Инес вспоминала, как накануне собирала вещи в своей маленькой комнате, и думала о том, как Катарина некогда говорила о своем желании встретить земного спасителя. Сейчас помыслы Инес как никогда перекликались с мечтами подруги. Услышав стук в дверь, девушка встрепенулась. Потом повернулась и замерла в ожидании.

Дверь открылась, и в комнату вошла Эльза.

– Собираешься? – произнесла она с порога. – Правильно делаешь. Только зачем ты складываешь платья? Разве они твои? В этом доме нет ничего, что принадлежит тебе.

– Вы правы, – сказала Инес, – об этом я не подумала.

И медленно, аккуратно переложила одежду обратно в сундук.

– Думаешь, я не знаю, чем ты отплатила Катарине за то, что она тебя пригрела? Когда ты узнала о том, что случилось, ты, наверное, обрадовалась! Решила, что, если Катарина погибла, ты сможешь окончательно прибрать к рукам Эрнана и заменить мать детям своей подруги!

Инес мучительно покраснела.

– Нет, нет! – вскричала она. – Я никогда так не думала!

– Хорошо, что ты хотя бы отчасти понимаешь, – презрительно произнесла Эльза. – Подозреваю, ты возомнила, будто многое значишь для Эрнана, тогда как на самом деле он всего лишь развлекался с тобой!

– Неужели я и впрямь заслужила, чтобы вы меня унижали? – спросила Инес. Даже сейчас ее глаза были поразительно чисты и прозрачны, а в голосе против воли звучало наивное удивление.

– Ты сама сделала это с собой, – сказала Эльза, и девушка повторила, как эхо:

– Да, я все сделала сама.

Она сошла вниз, втайне надеясь увидеть Эрнана, и увидела: он сидел в гостиной, неподвижный, впавший в странное оцепенение. Инес не осмелилась сказать то, что хотела сказать, она только произнесла:

– Я ухожу навсегда. Так будет лучше.

Следующие секунды были тяжелы, как и удары ее сердца.

– Да, – повторил он без всякого выражения, – так действительно будет лучше.

Инес сидела на большом гладком камне и смотрела в безмятежные просторы моря и неба. Где-то слышался отдаленный гул, целые стаи чаек и бакланов кружили над изумрудной водой. Влажный песок, на котором башмаки Инес оставляли четкие, изящные следы, казался шелковым.

Девушка была готова сидеть здесь если не целую вечность, то, по крайней мере, пока не кончится день; здесь она не ощущала злобного единодушия враждебных человеческих сил, здесь ей чудилось, будто все идет своим чередом, что продолжается бездонно-глубокий и сладкий сон, сон, который она видела последний месяц. Инес знала, что он окончательно развеется, когда она встанет с камня и пойдет навстречу неизвестности.

Девушка кое-что слышала про ремесленные мастерские и решила попытаться устроиться в одну из них. Между тем условия работы в мастерских были очень тяжелы, временами просто ужасны. Замшелые, растрескавшиеся стены, крошечные слуховые оконца, покосившиеся двери. Внутри – темнота, духота, смрад и невыносимый гул машин.

Девушка вошла в низкие ворота и прошла по выщербленным плитам. Большой прямоугольный двор был застроен с трех сторон, однако Инес не увидела ни одного окна. Она хотела кого-нибудь позвать, но не успела. Навстречу вышла женщина средних лет, в холщовом переднике, с бледным от пребывания в темном и спертом воздухе лицом. Она назвалась старшей мастерицей.

– Я бы хотела наняться на работу, – просто сказала Инес.

– Двенадцать часов у машины, – равнодушно проговорила женщина.

Девушка кивнула.

– Ты когда-нибудь работала в швейных мастерских?

– Нет, но буду стараться.

– Пока учишься, платить не будут, но ты можешь брать продукты в лавке в долг, – продолжила она.

– Мне негде жить, – быстро произнесла Инес.

– Ты можешь жить вон в том бараке, вместе с другими работницами. – Женщина показала на темное приземистое здание. – Плата невелика, но и условия… – Она неопределенно махнула рукой.

– Мне все равно.

Старшая мастерица отвела девушку в комнату, где были ряды грубо сколоченных кроватей с соломенными подстилками вместо тюфяков. На единственном столе стояла не очень чистая глиняная посуда. Инес еще многого не знала. Не знала, что в слуховых окошках нет стекол, что в огромном камине почти никогда не бывает огня, зато зимой, словно в глухом ущелье, завывает ветер, что крыша течет, что работницы надрываются от непосильного труда, получая гроши, что многие истощены и больны. Но если бы даже она знала об этом, ей не стало бы хуже, чем было сейчас.


Вокруг простирался красивый, безмолвный, нетронутый край. Целебный воздух, шелестящее зеленое пространство лугов и лесов, таинственное безмолвие глубоких оврагов, пустынные морские берега, песчаные дюны, и всюду небо, небо, небо…

– Почему у вас нет церкви? – спросил Рамон старуху, положившую перед ним хлеб, в который были щедро подмешаны целебные травы.

– Кому нужен такой приход? – сказала крестьянка. – Люди чуждаются непроторенных дорог, никто не хочет начинать с пустоты. Лет пять назад сюда приезжал священник, а как услышал про наших «лесных жителей», так сразу уехал.

Рамон был благодарен этим простым, суровым, бесхитростным людям. Узнав, что в деревушке находится пострадавший от гёзов католический священник, жители несли в дом старой Флорисы молоко, еду и лекарства. Многие из них помогали и сочувствовали гёзам, но священник оставался для них священником, существом, приближенным к Небу и Богу.

В комнату вошла Катарина. Она улыбалась. Рамон был почти здоров, вскоре они вернутся в Амстердам. Кошмар тех дней и ночей, когда она думала, что любимый вот-вот умрет, остался позади.

Рамон и Катарина добрались до большой дороги в крестьянской повозке, а после либо просились в экипажи, либо шли пешком, как нищие странники. После того что им довелось пережить, их связывало особое духовное родство, нечто невидимое и в то же время скрепленное кровью.

Впервые в жизни Рамон по-настоящему почувствовал, что людская злоба – это лавина, которая способна пожрать все. Он понял, что условности, окружающие его сан, не имеют никакого значения. Человек добродетелен или нет, живет ради других или только ради себя. Судьба внезапно сорвала его с места, как сухой лист, как ничтожную травинку, и что-то подсказывало Рамону: если он хочет научиться жить в ладу со своей совестью, ему придется пустить корни в другом месте.

А Катарина верила в то, что теперь они с Рамоном будут вместе, неважно как, но будут. Ее счастье заключалось в том, чтобы любить, любить безоглядно и безрассудно. После того как Рамон был на грани смерти, но выжил, никакие иные препятствия не имели значения.

Когда они добрались до Амстердама, родной город показался Катарине самым красивым местом на свете. Множество домов с нарядными черепичными кровлями, темно-зеленые купола листвы в садах, сверкающие окна – город напоминал сказочный остров, плескавшийся в море пронзительной синевы.

Они с Рамоном простились без лишних слов, уверенные в том, что расстаются совсем ненадолго. Молодые люди не говорили о будущем, не строили планов, но оба чувствовали: они настолько изменились, что их жизнь просто не может оставаться прежней.

Катарина поспешила домой. Из сада струился приятный живительный запах, и листья слегка дрожали от ветра, поблескивая на солнце своей серебристой изнанкой.

Она поднялась на крыльцо, вошла в дом и тут же ощутила, как сильно устала. В гостиной никого не было, и Катарина присела на диван. Прежде она не задумывалась о том, что возвращение в прежний мир – это не только радость, но и большое испытание. Катарине предстояло встретиться с людьми, которые не знали ее такой, какой она была на самом деле, и открыть им правду.

Словно в подтверждение ее слов послышались шаги и на пороге комнаты появился Эрнан.

Увидев его, Катарина вскочила с места.

– Эрнан! Я вернулась.

– Вижу, – ответил он.

– Где дети?

– Ушли на прогулку.

– С Инес?