— Как ты объяснишь это, Гуго? Разумеется, я неописуемо рада встрече с Ральфом де Брийаром, и уж тем более не в свите леди Гиты Вейк. Но ведь ты из ее людей, Ральф?

Гуго дружески обнял меня за плечи.

— Отныне он наш, миледи. Этот парень давно уже понял, что его саксонская красавица достанется ему не ранее второго пришествия. Во всяком случае, пока жив Эдгар, — добавил он, понизив голос.

Я вздрогнул.

Так вот зачем собрались эти люди! И графиня с ними. Неужели она так люто ненавидит супруга, что готова пойти не убийство? Но ведь и я желаю его гибели — а значит я с ними.

Странное дело — я встретил Гуго сразу же после того, как обратился с мольбой к святому Эдмунду. Это верно, как и то, что я жив, а значит в этой встрече — рука провидения.

Кажется, Бэртрада понимала, что творится у меня в душе. Склонившись через стол, она мягко положила руку на мои сцепленные в замок, побелевшие от напряжения пальцы.

— Мы с тобой оказались в равном положении — я, супруга графа, и ты — человек, которого в Норфолке уже привыкли считать женихом Гиты Вейк. Не вернись Эдгар так скоро с Востока, я бы не удивилась, если бы еще до Рождества леди из фэнленда сменила имя на де Брийар.

— Но ведь она никогда не была у вас в чести, миледи, — сухо молвил я.

Бэртрада какое-то время молча наблюдала, как оседает пена в кружке с элем.

— А с какой стати мне было осыпать ее милостями? Разве я не испытывала боль, узнав, что Гита Вейк спала с Эдгаром Армстронгом уже после того, как состоялась наша с ним помолвка? Но куда горше сознавать, что она по-прежнему отнимает его у меня. Я ведь не глупа, и все вижу.

Ее голос дрогнул.

— Его постоянные отлучки по ночам, его счастливый вид, болтовня челяди…. А главное — унизительная жалость в глазах тех, кто знает меня и сочувствует моему положению. Ничего худшего не придумать!..

Бэртрада прижала перчатку к глазам, промокая слезу.

Я молчал. О, мне тоже было знакомо это оскорбительное сочувствие домочадцев в Тауэр Вейк. И даже Гиты, которая пользовалась моими услугами, отправляясь на свидания с мужем той женщины, что сейчас плакала передо мной.

Гуго Бигод твердо проговорил:

— Не нужно слез, Бэрт, радость моя. Придет день — и мы отомстим за тебя. Этот сакс заплатит за все.

— Ты не понимаешь, о чем говоришь, Гуго. Этот сакс достаточно могуществен, чтобы поступать так, как ему заблагорассудится. Он изо дня в день топчет мою честь и честь женщины, которую многие в Норфолке по сей день считают невестой Ральфа де Брийара.

— Не будь вы женой Эдгара Норфолкского, — хрипло начал я, — мне бы нашлось, что сказать по этому поводу. Но вы его супруга, вы любите его…

— Я? — она брезгливо поморщилась. — Эдгара Армстронга? Клянусь Пресвятой Девой, было время, когда я действительно любила его. Настолько, что своей волей сделала его зятем короля Англии и могущественным графом. Но что я получила взамен? О нет, я ненавижу и презираю его настолько, что готова собственноручно расправиться с ним!

По моей спине пробежала дрожь.

— Спокойнее, Бэртрада, — быстро вмешался Гуго. — Не забывайте об осторожности. Вы должны помнить, что Ральф однажды уже выступил в защиту графа. И вряд ли ему понять причины вашего гнева.

— Отчего же? Справедливость вынуждает меня принять сторону обманутой и оскорбленной женщины. Больше того — двух женщин. И когда вы, миледи, говорите, что готовы расправиться с графом — понимаю вас всей душой.

Ее темные глаза сузились.

— Ты, Ральф, наверняка был бы рад, если бы я избавилась от Эдгара. Загребла жар своими руками, а ты бы воспользовался плодами моих усилий.

Я судорожно сглотнул.

— Не это я имел в виду. Я готов сделать все необходимое, чтобы Эдгар больше не мешал ни вам, ни мне.

За столом воцарилась тишина. Внезапно один из людей Гуго проговорил:

— Если этот парень с потрохами наш, то пусть докажет это, отправившись с нами на ночную охоту.

Гуго взглянул на меня.

— Это справедливо. Тем более, что однажды он уже взбунтовался.

Я ни секунды не колебался, давая согласие. Более всего мне сейчас хотелось быть с ними.

Потому что мы были едины в своей ненависти к Эдгару Армстронгу.


* * *

Я не слишком отчетливо помню все, что происходило дальше. Выпито было немало, да и нечего тут особенно помнить. Угрызений совести я не испытывал, ибо люди, на которых мы напали, оказались презренными евреями и к тому же жалкими трусами. К утру их тела наверняка занесло мокрым снегом, а с ними и наши следы. Гуго знал, как провернуть дельце, чтобы уйти с добычей целым и невредимым.

Одним словом, ночка выдалась не из легких и, должно быть, вид у меня был неважный, когда на другое утро я отыскал дом, где меня поджидал Утрэд. Оглядев меня исподлобья, воин проворчал, что вчера разыскивал меня, но выяснил только, что меня видели в одной из харчевен, распевающим и кутящим в веселой компании.

Я подтвердил — было дело. Как и то, что остаток ночи я со своими собутыльниками провел в одном из притонов разврата. Изрядно повеселились.

Утрэд подозрительно взглянул на меня.

— Вижу, что изрядно. Видать, не пользу тебе пошло паломничество к святым мощам. Что это у тебя рукав в крови?

Я солгал, что в темноте отбивался от бродячих псов. Эти твари совсем обнаглели, и пришлось зарубить пару-другую. Удивительно, как легко далась мне эта незатейливая ложь.

Вечером я снова присутствовал на службе в соборе, но вскоре в толпе прихожан ко мне незаметно приблизился один из людей Гуго и велел следовать за ним. Прямо из собора мы отправились в загородную резиденцию аббата Ансельма, где находились и апартаменты, отведенные леди Бэртраде.

О, графиня устроилась там на славу! Гобелены почти полностью скрывали кладку стен, широкие доски пола тщательно выскоблены и натерты воском, повсюду резная мебель, в камине пылают ароматные вишневые поленья. Леди Бэртрада в длинном лиловом платье с пышно подбитыми рыжей лисой рукавами приветливо встретила меня, велев пажу подать подогретого вина с пряностями. В покое уже находились Гуго Бигод и аббат Ансельм, как оказалось, также посвященный во все. Именно он и начал разговор.

Странно было слышать такие вещи от духовного лица. С первых слов преподобный объявил пресечение земного пути закоренелого грешника графа Норфолка делом, угодным Богу и Святой Церкви. Упомянул он также и о том, что Гита Вейк некогда являлась его подопечной, и ему было горько узнать, что Эдгар толкнул на стезю порока неопытную юную душу. В случае, если Эдгара не станет, опекунство вновь вернется к аббату, и уж он позаботится о том, чтобы она обрела достойного супруга в моем лице. Но для начала необходимо избавиться от того, в ком корень всех бед.

— У вас есть план? — спросил я, выслушав пространные разглагольствования преподобного.

Леди Бэртрада поднялась и стремительно заходила по покою.

— Прежде Эдгар часто разъезжал в одиночку, — проговорила она. — Но из-за участившихся грабежей стал осмотрительнее и редко отправляется в путь без сопровождения. Однако я знаю, что порой он выезжает и в одиночестве. Только тогда, когда направляется к ней.

В ее голосе зазвенело бешенство, и я насторожился. Преподобный Ансельм и даже Гуго ничего не имели против леди Гиты, но Бэртрада… она не может не испытывать к сопернице ненависти.

Графиня между тем продолжала:

— Можно было бы подстеречь Эдгара, когда он едет на свидание. Но я знаю, как осторожен и проницателен мой супруг. Малейшая оплошность вызовет у него подозрение. Поэтому надеяться на счастливый случай или действовать наугад мы не можем. Если бы ты, Ральф, сумел проследить за Гитой и выяснить, где проходят их свидания…

Графиня старалась говорить спокойно, но дрожь в голосе выдавала ее.

Сейчас она стояла у камина, и пламя ярко освещало ее фигуру. На голове Бэртрады была плоская шапочка, украшенная рубинами, и края вуали отягощали те же каменья. В отблесках огня эти рубины вспыхивали темно-багровым светом, придавая красоте этой женщине нечто адское.

Я невольно опустил взгляд. Только теперь я мог оценить, какого врага в лице графини Норфолкской приобрела Гита Вейк.

— Миледи, я могу помочь вам. Но я должен быть уверен, что леди Гите не причинят ни малейшего вреда.

Бэртрада понимающе кивнула — по алым каменьям на ее вуали прошло мерцание..

— О, разумеется. Клянусь — ты получишь свою невесту в целости сохранности. Такой, как она и была.

Звучало это странно. Что может означать «такой, как она была»?

Про себя я поклялся, что не допущу, чтобы моя госпожа столкнулась с графиней или убийцами ее любовника. Что же до самого Эдгара… Он всегда являлся в любовное гнездышко задолго до появления Гиты.

Больше не колеблясь, я назвал место, где происходили их встречи.

Бэртрада оскалилась в усмешке. Багровый отблеск рубинов придал ее зубам розоватый оттенок и казалось, что они словно в крови..

— О, я должна была догадаться! Охотничий домик в фэнах… Однажды мы остановились там на привал, когда вместе охотились в тех краях. Как давно это было!..

В последнем восклицании графини неожиданно прозвучала тоска. Должно быть, было время, когда она и в самом деле любила мужа. Гуго прекратил полировать перчаткой пряжку на рукаве и взглянул на Бэртраду с насмешкой.

— Ого, Бэрт, и у тебя о том месте остались приятные воспоминания?

Она вздрогнула.

— Ты глупец, Гуго! Просто дурак!

— Аминь! — засмеялся он.

Бигода всегда только веселила ее ярость. Но потом он сразу стал серьезен и они стали уточнять, где это место, справляться, помнит ли она туда путь. Аббат же повернулся ко мне.

— Теперь, сэр Ральф, вам остается только дождаться, когда леди Гита соберется в это пристанище разврата, и подать сигнал. Если не ошибаюсь, неподалеку от указанного места расположен подвластный аббатству небольшой Саухемский монастырь. На это время там обоснуются сэр Гуго Бигод и его люди, якобы прибывшие на богомолье. Вы согласны с таким планом?

Если я и промедлил с ответом, то только по одной причине: до сих пор я полагал, что именно мне предстоит убить Эдгара. А теперь эти люди намерены обойтись без меня. С одной стороны, меня это устраивало, но с другой — нет. Чужая рука покарает совратителя, а я даже не буду присутствовать при этом. И мне не удастся взглянуть в глаза графа перед смертью. Однако мои руки не будут запятнаны кровью, и я не окажусь в своре убийц, толпой нападающих на одинокого всадника. И самое главное — я так смогу проследить, чтобы Гита находилась подальше от охотничьего домика и уберечь ее от этих волков.

И все же я испытывал липкое отвращение к себе.

— Вы колеблетесь, сын мой? — донесся до меня вкрадчивый голос аббата.

Я вздрогнул от неожиданности. Что ж, начав вести борозду, нечего оглядываться. Я знал, с кем имею дело, и однажды уже имел возможность отведать, чем грозят подобные колебания. И разве я не хотел того же, что и они?

— Нет, отче. Я обдумываю, как все исполнить так, чтобы не навлечь на себя подозрений.

Заплывшие жиром глазки Ансельма холодно блеснули.

— Весьма похвальная рассудительность. А теперь, дети мои, нам следует еще раз обсудить все детали.


* * *

Когда весна наступает столь стремительно, в фэнах всегда прибавляется работы. Пустоши набухают от влаги, все вокруг заполняется водой, и необходимо неусыпно следить за водоотводными каналами и дамбами, чтобы паводок не захватил низинные пастбища.

Я мотался по поручениям, старался как никогда быть полезным, руководил людьми на ремонте гатей, ездил проверять амбары или смотреть не затопило ли дальние выгоны. Уставал безмерно, как Ной на строительстве ковчега. Гита, видя мое старание, была мила и заботлива со мной, а Милдрэд… Я ведь говорил, что очень привязался к малышке и сколько же радости доставляла мне ее возня и непосредственность. И каким бы я не был уставшим, я почти каждый вечер, когда она вскарабкивалась ко мне на кровать, рассказывал ей истории, дурачился, даже выслушивал ее долгие непонятные истории, пока не начинал дремать под детский лепет, улыбался уже засыпая.

Вряд ли кто заметил перемену во мне. Я и сам словно забыл о намечавшемся и от этого мне было только легче. К тому же Гита пока словно и не спешила на очередное свидание, не зная, что этим продлевает жизнь своего любовника. Но вряд ли они смогут оставаться долго без встреч. Особенно в такую весну, когда воздух так прогрет, когда утренний туман быстро исчезает под лучами солнца, когда голубые заводи фэнов искрятся, а перелески стоят словно в зеленоватой дымке от полопавшихся почек. И повсюду, куда ни кинь взор, там где ранее лежали серые тяжелые снега, ныне поднимаются сочные высокие травы.

Наконец однажды Гита велела нагреть воды для купания, а Эйвота стала накладывать уголья в тяжелый утюг и раскладывать на гладильной доске голубое блио миледи. Как всегда в таких случаях Гита словно светилась некой радужной радостью, игриво тормошила дочь, все время смеялась, что-то напевала. На мне в тот день была обязанность съездить проследить, как обстоят дела с окотом в овчарнях, но я все же спросил Гиту, когда она собирается ехать и когда ей понадобится моя помощь. Я уже привык сопровождать ее в этих поездках, она не почувствовала в моих словах никакого подвоха, просто ответила, что поедет не ранее, как на закате. При этом она все же избегала глядеть мне в глаза, хотя в башне давно все поговаривали о том, что я навещаю вдову перчаточника в Даунхеме.