— Мне неудобно тебя просить…

— Потому что ты меня всегда недолюбливал, — продолжил Артем. — Но это пустяки.

У тебя действительно серьезное дело, и я тебе обязательно помогу. Насколько я помню, твоя мать работала в милиции…

— Да, — протянул Костя. — А с чего ты взял, что я тебя.., ну.., это…

— Ты считал меня занудой. Да я собственно и остался занудой. Только есть такие области, где занудство — очень к месту. Расскажи мне об этом клубе. Хотя бы в общих чертах.

— Мама занималась наркоманами. Несовершеннолетними. Один из них оказался сыном депутата. Его подсадили на иглу, чтобы подобраться к папочке. К Ларисе в квартиру пытались забраться люди, у которых на плече была татуировка летучей мыши. И точно такую же я видел у одной девицы, которая упрятала за решетку собственного отца.

— Каким образом?

— Этим делом сейчас занимается Василий.

Помнишь его? Так вот к нему на экспертизу привели мужика, который стрелял в любовника своей жены. Несмотря на то, что расстались они давно и у него тоже была женщина, посчитали — что, из ревности. Сам он ничего объяснять не стал. А выяснилось, что совсем не из ревности: дочка позвонила накануне и, рыдая, рассказала, что мамочкин дружок ее обесчестил.

— Девица была из татуированных «летучей мышью»?

— Да. Мужик, в которого стреляли, был тот самый депутат, сыном которого занималась моя мама. Осетров его фамилия.

Артем автоматически сделал пометку в блокноте.

— Осетров Павел Георгиевич, — продиктовал Костя и со вздохом добавил:

— И еще в этом деле участвовала Лариса.

— Да, закручено. Но знаешь, чем больше наворотов, тем проще ответ.

— Кстати, как у тебя дела? Продвигаются?

— Продвигаются, — грустно сказал Артем, — только в непонятном направлении. Ты, кажется, теперь приемы ведешь в консультации? К тебе приходят женщины, обиженные на мужей?

— Да почти они только и приходят, — усмехнулся Костя, но заметив реакцию Артема, добавил:

— Ну это я, конечно, преувеличил. Говоря строго, таких клиентов у меня процентов пятьдесят — шестьдесят. Но они, пожалуй, самые эмоциональные.

— Если, скажем, муж изменяет, бьет, пьянствует, они их ненавидят?

Костя задумался, припоминая своих посетительниц.

— Нет, ни одной такой не припомню. Они плачут, но любят своих мужчин. В этом-то и суть! Одна женщина проблему эту выразила так:

«Понимаю, что он козел, а сделать со своей любовью ничего не могу!»

— А если она его любит, а он — с другой?

Может возникнуть желание его убить?

— Не думаю. Сказать в сердцах, что, мол, убила бы, конечно могут. Но ненависть, если она и есть, то как правило, не к нему, по-прежнему любимому, а к ней — к разлучнице. Люди ведь склонны искать причину своих неудач в обстоятельствах. Разлучница в данном случае — и есть обстоятельство…

Ночью Артем долго лежал без сна. Ему казалось, что в словах Кости есть какой-то ключик к его загадке. Только вот куда его вставить и как повернуть, он пока не знал. Еще его очень заинтересовала история с клубом. Нужно бы заняться этими летучими тварями. Только после. Он знал по опыту, что нельзя начинать новое дело, не закончив предыдущего. Иначе зависнет и то, и другое. И еще он думал о Полине. С первого дня в Петербурге он ежедневно торчал у метро «Проспект Ветеранов» по вечерам и незаметно провожал девушку до дома. Пока однажды не познакомился с ней… Сегодня из-за приключения в милиции он не успел ее повидать, и это его очень тревожило. Не только потому, что он не выполнил своих обязательств. Он все больше проникался доверием к Даниле, а потому все серьезней относился к его поручению. Если он считал, что Полине что-то угрожает, значит, так оно и есть.

Артем даже подумывал на время бросить дело Свешникова и выяснить, что же угрожает Полине. Свешникову уже все равно, ему не поможешь, а ей помочь можно. Завтра же вечером он должен с ней серьезно поговорить!

Неожиданно в его сумке запиликал мобильный телефон. Артем подскочил и долго шарил в темноте, натыкаясь на вещи. Звонил Данила. Голос у него был не взволнованный, совсем не такой как обычно.

— Ты прошел мимо чего-то важного, — говорил он. — И потерял Полину…

— Что значит потерял? — похолодел Артем. — Я ведь только вчера ее видел.

Объяснение ему самому показалось глупым.

Сердце сжалось в комок, а страх заставил повысить голос:

— Что с ней?!

— Пока ничего, но время идет. Ты должен найти ее завтра до полудня во что бы то ни стало!

— Я все сделаю!

— Завтрашний день — решающий. И помни: ты был рядом с разгадкой. Главное — найди Полину.

— Хорошо, — бормотал Артем в трубку, — хорошо, хорошо…

Он так и не заснул. «Если с Полиной что-нибудь случится, — говорил он себе, — то я… я…», — но не было такой кары, которую он мог бы себе придумать.

* * *

Полина весь вечер не отходила от Данилы. Сначала они вспоминали пожар в детском доме. Оказалось, что Данила тоже потерял сознание и очнулся лишь в больнице. Так же, как и Полина, он бегал по справочным, пытаясь отыскать хоть кого-то из своих, но безрезультатно. Ему было так плохо, что он готов был покончить с собой и наверняка бы осуществил свое решение, если бы не Карина…

Они встретились в парке возле Никольской церкви, куда Данила заходил почти ежедневно.

Карина увлеченно занималась своей картиной, и Данила долго наблюдал за ней. Она подошла к нему сама и сказала, что он ей мешает работать.

— Я даже подумать не мог, что вы меня заметили, — удивился он.

— Вы просверлили мне взглядом спину! — ответила она высокомерно.

Но уйти не торопилась. Все стояла и смотрела.

А потом спросила:

— У вас несчастье?

— Да, — ответил Данила. — Я…

Она прервала его, вскинув руку.

— Не рассказывайте! Я должна немедленно сфотографировать вас и нарисовать!

Не дожидаясь ответа, она вернулась к своим вещам, махнув ему рукой, чтобы он шел за ней.

У этой хрупкой двадцатипятилетней женщины были жесты королевы. Данила не мог не подчиниться. Внутренний голос говорил ему, что эта маленькая королева интересуется вовсе не им, а страдальческим выражением его лица. Ей нужна не его история, а лишь ее внешнее отражение.

Он решил позволить ей сфотографировать себя, но категорически отказался от позирования.

Она трижды с разных сторон окатила его фотовспышкой и села на скамейку, приспособив папку с листами у себя на коленях. Карандаш заметался по бумаге. Карина смотрела на него с жадным любопытством, отчего ее красивое лицо приобретало оскал жснщины-вамп.

Работая, она преобразилась настолько, что сомнений у него не осталось: прервать ее сейчас — все равно, что смертельно оскорбить. Данила не рискнул оскорбить королеву. Он заглядывал в ее черные глаза и испытывал тайное наслаждение, пока она не отбросила папку с листами, и они не разлетелись вокруг.

— Это черт знает что такое! — воскликнула Карина. — Ты смотришь на меня, как влюбленный идиот! Ты что, забыл о своем горе?!

В ее голосе звучала обида… Он улыбнулся.

— Как влюбленный идиот! — с горечью повторяла она. — Как влюбленный идиот… Хотя это тоже годится.

Карина снова схватилась за фотоаппарат и принялась щелкать. Потом он помог ей собрать листы, и она сделала еще несколько набросков.

Четыре часа пролетели незаметно. Смеркалось, а фонари так и не зажглись. Карина чертыхнулась и стала собирать вещи.

— Где ты живешь? — спросила она, вешая ему на плечо свою большую сумку.

— В студенческом общежитии в Петергофе.

Карина задумалась.

— Нет, — сказала она. — Далеко. Поехали ко мне.

И пошла вперед, не оглядываясь.

В Питере она снимала пустую квартирку, переделанную под мастерскую. Чего там только не было — глина, холсты, камень. На кухне одиноко лежал полосатый матрац.

— В душ!

Карина повесила ему на плечо полотенце и подтолкнула к ванной комнате. Данила вошел и сел на край ванной, не понимая, что происходит. Так и не услышав звука воды, Карина ворвалась к нему через пять минут без стука.

— В чем дело? — спросила она мягко. — Снова вспомнил о своем горе? Забудь. Потом что-нибудь придумаем. А пока вот, — она швырнула ему пушистый банный халат.

Халат был меньше Данилы ровно в три раза.

Когда он появился из ванной, Карина рассмеялась. Она лежала на матрасе, застеленным белой простыней, в чем мать родила. Рассмеялась, а потом протянула к нему руки:

— Иди скорее!

Говорят, что бывает любовь с первого взгляда.

Карина с первого взгляда стала его женой. И подругой. И матерью. И всем белым светом.

Она вернула Данилу к жизни и заменила всех, кто был ему когда-то дорог. Она успевала сосредоточенно работать над своими картинами, подавать ему ужин и сдувать с него пылинки. «Ничего не могу с собой поделать! — кипятилась она. — У восточной женщины это в крови: босая, беременная и на кухне. Жаль вот только…» Детей у Карины никогда не будет. Об этом она знала давно и сразу же предупредила Данилу. Хотя в восемнадцать его не очень заботили такие вещи.

За пять лет Карина не сменила королевского тона на бытовой, не растолстела, чего боялась больше всего на свете, как все женщины в ее роду, но главное — она стала знаменитостью.

Счастье улыбнулось ей в Германии, где устроили ее первую персональную выставку. Потом были заказы из Греции, Чехословакии, Италии. Одна из ее работ была продана с аукциона за триста тысяч долларов. Карина отдала все деньги на строительство детского дома в Армении. «Ты мой гений, — ласково шептал ей Данила. — Мой творец!» — «Не говори ерунды, — резко одергивала она. — Я неполноценный человек. Не могу сотворить то, что под силу любой убогой дуре!» — «Что ты имеешь в виду?» — «Ребенка».

Удача не заменила ей счастья.

* * *

— Знаешь, — говорил Данила Полине, — Карина сейчас готовится к выставке, она занята.

А потом я вас обязательно познакомлю. Она будет очень рада. Она ведь много лет вела переписку с разными инстанциями, чтобы найти вас. Даже в передачу «Жди меня» писала.

Полина улыбалась, хотя перспектива знакомства с женщиной, которая разговаривает с людьми, как генерал с солдатами, ей явно не улыбалась. Она заранее побаивалась эту странную Карину, представляющуюся ей слишком высокомерной.

— Отец нашел меня год назад. Это удивительно, правда, что мы с тобой оказались родными?

Теперь я работаю у него. Получаю вполне приличную зарплату. С женой, конечно, еще не сравнялся, но есть надежда, — гордо ответил Данила.

— И что же ты делаешь?

— Я программист. Пишу программы для разного рода.., э-э-э.., биологических систем. Извини, большего сказать тебе не могу.

— Да я бы и не поняла — усмехнулась Полина. — Это ты у нас всегда был вундеркиндом!

— Да я и сейчас хоть куда! — Данила стукнул себя кулаком в грудь, и они с Полиной дружно рассмеялись.

К ним подошел Андрей.

— Даня, повлияй, пожалуйста, на Полину.

Она не желает переезжать ко мне. Даже не знаю, как ее уговорить!

— Как?! — удивился Данила, но Полина перебила его:

— Я вовсе не отказываюсь. Я только хотела чуть повременить…

— Но почему?

— Я столько лет была беспомощной, у меня все не клеилась. А теперь я приложила столько усилий, чтобы наладить свою жизнь, и так гордилась успехами, что мне жаль все бросить…

— Ты называешь успехами труд домработницы? — спросил Данила, поджав губы.

— Да, — опустив глаза сказала Полина. — И потом, мне бы не хотелось уходить от Виктории Королевой. Мы с ней подружились.

В комнате воцарилось молчание. Андрей посмотрел на Полину долгим взглядом и сказал:

— Может быть, ты и права. Не стоит тебе пока уходить от Королевой. А вот с квартирки отвратительной съехать нужно. Сейчас Вадим отвезет тебя на проспект Ветеранов, ты соберешь вещи и вернешься. Будешь умницей?

— Буду, — грустно улыбнулась Полина.

* * *

Всю дорогу она с грустью думала об Артеме. Теперь он вряд ли отыщет ее, если бы даже и захотел. Она не сможет запросто пригласить его к себе. Полина с трудом представляла, что когда-нибудь сможет чувствовать себя хозяйкой в доме отца: непривычная, слишком шикарная обстановка, пусть даже и родные, но мало знакомые люди — Вадим, Андрей, Евгения. Данила приехал из Москвы только ради того, чтобы повидаться с нею, и завтра же вернется к своей Карине…

— Расскажи мне про твою Королеву, — неожиданно попросил Вадим. — Интересно, как живут знаменитости.

— Ничего особенного. Целыми днями она сидит за компьютером, работает. Вот практически и все, что я знаю.

— Неужели никуда не выходит?

— Очень редко. Один раз мы с ней ездили в ресторан отмечать окончание нового романа.

"В другой у них в клубе собирались гости, я там помогала. Хозяйством до меня занималась мать, но у нее что-то с сердцем…