Едва они перешагнули порог и закрыли за собой дверь — Наташа тут же кинулась на цыпочках к двери и прильнула ушком. Девчонка говорила тихо, наверно, в коридоре были другие слушатели, но Наташа все разбирала:

— Максим Викторович, Вы согласитесь сходить в кафе вечером?

Она одиннадцатиклассница, сегодня вторник, и осталось всего три дня, когда она ему ученица… Она взрослая, ей уже или почти семнадцать…

— Нет, — говорил его голос так же тихо и ласково. — Я несвободен. Пригласи кого-нибудь другого, я уверен, никто не откажет.

Он уверен, никто не откажет! — злилась Наташа. Комплименты он раскидывает направо и налево! Да, скорее всего, он просто старался смягчить свой отказ, но надо было пожестче с ней, пожестче! Наташе бы это понравилось.

Он вернулся в класс — Наташи нет. А, так вот она, прямо за дверью.

— Подслушиваешь? — улыбнулся он и, взяв ее за пальчики, повел закрывать окна. Обернувшись на ее обиженное выражение лица, констатировал: — Теперь мы в расчете…

Окна закрывал один он, Наташа ему не помогала. Она стояла посреди кабинета, скрестив на груди руки и ревниво выглядывая из-под нахмуренных бровей.

— Теперь я понимаю, что ты чувствовал вчера! — заявила она. — И упрекнуть не в чем, и больно! Мы еще мелкие и просто висим над твоим столом, а девчонки постарше приглашают тебя в кафе!!! А те, которые уже не школьницы, приглашают сразу в постель? От этого ты, наверно, не отказываешься!

— Отказываюсь, — сказал он равнодушно, забирая из ящика стола ключи от машины и от кабинета. — Со мной же живет моя девушка, ты не заметила?

— Заметила! — гавкала Наташа. — Она живет с тобой аж целых четыре дня!

Максим вздохнул, подошел к любимой, обнял ее за голову и поцеловал в макушку.

— Поехали покупать диван?

* * *

— Так, ладно. На сегодня все!

Звонкий голос Тамары Владимировны разнесся по всему актовому залу. Наташа с облегчением вздохнула, положила микрофон на крышку фортепиано и подошла к руководительнице.

— Наталья, в чем дело? Песню о друзьях ты поешь так, что плакать хочется!

— Извините, Тамара Владимировна, я сегодня не в настроении.

— Запомни: если ты хочешь серьезно заниматься пением, то не должна ждать, пока к тебе придет настроение, а заставить себя забыть проблемы, уйти от них в мир музыки. Ну, хорошо, порепетируй еще; я отдаю тебе ключ, завтра утром, будь добра, принеси его в мой кабинет. А я побежала. Надо дома еще ужин приготовить — дочка с мужем вчера уехали, так что сорванцы теперь на мне. Пацаны весь дом с ног на голову перевернут… И учти — уже через несколько дней экзамены начнутся, тебе не до песен будет, а после экзаменов — Выпускной. Времени почти не осталось. Ну, да ладно, всего хорошего!

— До свидания.

Учительница вышла. Наташа растерянно смотрела ей вслед. В ее лексиконе появилась новая фраза: «Заставить себя забыть проблемы, уйти от них в мир музыки». Она повернулась к сцене, где за музыкальными инструментами еще сидели ее друзья: гитарист Игорь, барабанщица Ольга и клавишник Иван. Еще за фортепиано сидела совсем незаметная двенадцатилетняя Милена. Ей нравилось посещать репетиции, но ее услугами группа не пользовалась — синтезатор Ивана во многом заменял не только пианино, но и гармонь, и орган, и флейту.

Наташа подошла к Милене.

— Ты умеешь играть «Лунную сонату»?

— Да, но только немного, — скромно ответила девочка.

— Можно послушать?

— Конечно.

И весь зал наполнился нежными переливами Наташиной любимой классической мелодии. Наташа смотрела на свой микрофон, лежащий на пианино, и понимала, что не для этого микрофона она создана. Не только в песнях ее призвание. Но тогда в чем же? Да, она хорошо рисует, но это не то. Она пишет стихи, но это, скорее, ее юная впечатлительная душа. Наташа чувствовала, что может делать что-то еще, но что именно, пока не знала. Смотрела на свою гордость — настоящую рок-группу! Какие же они разные…

Игорь — симпатичный брюнет ростом чуть выше маленькой Наташи, обладатель глубоких карих глаз и стрижки под «ёжика». Раньше он учился в Наташином классе, но потом перешел в музыкальный к Тамаре Владимировне. Он чем-то напоминает эстрадного певца Андрея Губина — такой же простой в общении, понимающий парень с комплексом по поводу собственной привлекательной внешности. И гитара у него такая же простая и, кажется, понимающая.

Иван же представляет собой полную противоположность Игоря. Высоченный голубоглазый блондин, очень раскованный, общительный, с черточкой эгоизма. Он иногда просто бесит всех вокруг своей непомерной наглостью. Красотой, как считает Наташа, он не блещет, но в народе умеет себя держать. Наташу даже никогда не удивляло то, что он выбрал синтезатор — ведь в этом и была вся его сущность, такая же изменчивая, непостоянная. Он часто импровизирует, как в музыке, так и в жизни. Уроки учит время от времени, но знает все предметы довольно хорошо. Одевается тоже нестандартно. Если джинсы, то обязательно с какими-нибудь примочками, если майка, то с надписью на груди: «Ты еще не видел мою спину!»

Ольга чем-то похожа на Ивана, но только внешне. Высокая, стройная блондинка с голубыми, очень нежными глазами удивительно красивой формы, с длинными, слегка вьющимися волосами, завораживающей улыбкой… Такие девушки, как Оля, очень ценятся в модельном бизнесе. Но что-то неуловимое есть в ее поведении, что отличает ее от других девчонок. Наташа познакомилась с ней совсем недавно, и поэтому Оля остается для нее темной лошадкой.

Милена перестала играть.

— А дальше я не умею, — скромно сказала она и сложила руки на коленях.

Наташа словно вернулась на землю.

— Спасибо большое! Я очень люблю «Лунную сонату».

Наталья вообще классику не любила, но это произведение было исключением. Милена слегка повеселела:

— Наконец-то и я пригодилась! А то Ваня со своим синтезатором лишает меня всякой работы, — она, улыбнувшись, посмотрела на клавишника.

Наташа сейчас вдруг заметила, какая Милена маленькая и симпатичная, и в голове у нее пронеслось: «Зайка, Ваня не для тебя, ты стоишь лучшего».

Иван гордо погладил рукой свой музыкальный инструмент и деловито и нагло сообщил:

— Да вы вообще скоро все останетесь без работы!

— Ну, это как сказать! — возразила Наташа. — Ты можешь изобразить, скажем, вот эту гитару. Но ты не передашь душу, которую Игорь вкладывает в каждый ее звук. Твоя музыка современна, но и мертва. Все, что ты делаешь, это просто нажимаешь на клавиши. А вот попробуй взять в руки скрипку — что получится? Да, твой синтезатор может заменить целый оркестр. Но это только мышцы, это твои пальцы…

— Но у Игоря тоже только пальцы!

— Нет, у Игоря мысль, мечта, душа…

В разговор вступил и сам Игорь:

— Спасибо, Натуся. Из тебя вышел бы отличный адвокат. С твоим-то голосом тебе бы только залы суда и бороздить.

— А в фотографы с таким голосом не пускают? — с артистичной наивностью спросила она.

— В фотографы? — задумчиво и серьезно проговорил гитарист. — Пустят, конечно. Правда, тогда пропадет такой музыкальный талантище! А ты умеешь играть на гитаре?

— Знаешь, это моя мечта. Но, похоже, недостижимая.

— Мечта не может быть недостижимой, если она зависит только от твоего желания. Что же тебе мешает научиться? Ну-ка, возьми.

Игорь протянул ей гитару. Наташа взяла ее в руки и несколько секунд молча смотрела, не зная, что с ней делать. Игорь доверяет ей свою драгоценную гитару! Наташа подняла глаза и совершенно случайно встретилась с упорно устремленным на нее Ольгиным взглядом. Ревность. Наташа улыбнулась Игорю и несмело, или неловко, проговорила:

— Спасибо за возможность, но это бесполезно. Я уже пыталась — ничего не получилось… Мне легче просто петь. А гитара — это твоя стихия.

— Кстати, — вмешался Иван, — раз уж мы затронули эту тему, может, споешь нам что-нибудь, а мы подыграем?

— Ты же слышал, что Тамара сказала — я сегодня так пою, что плакать хочется.

— Таня Буланова всегда так поет. Чем ты хуже? — возразил Игорь.

— Давай твою «Силу любви», ну, пожалуйста, — прохныкал Иван.

— Хорошо, родной. Специально для тебя…

И она пела. Пела тихо, только для этих четверых, и для тысячи пустых кресел, и для окон, задернутых длинными, бархатными, как ее голос, занавесками; для дверей, которые Тамара Владимировна не закрыла за собой; для школы, потухшей в вечернем спокойствии; для любимых охранников, которые, наверное, еще не ушли… для этой пустоты…

Глава 2. Два солнца

Наташе четыре или пять лет. Она ходит в детский сад. Сегодня ее туда повел папа. Наташенька долго дергала ножками, когда папа попытался взять ее на руки — она уже привыкла к бабушке, родители никогда не водили ее в садик. Она хватается ручонками за телефонную будку возле дома, за старую разбитую ржавую телефонную будку…

После тихого часа воспитательница спросила ее, кем она хочет быть, когда вырастет: Мальвиной, Чебурашкой..? Наташа молчала, она стеснялась сказать, что хочет быть Ниной Ивановной, воспитательницей. Забирать Наташу из детского сада приехали бабушка и дедушка на машине. На заднем сиденье — куча маленьких жевательных резинок по пятнадцать копеек. Своим недетским чутьем Наташа понимала, что все это неспроста. Это необычно, значит, будет что-то еще. Так и оказалось — Наташу повезли к зубному. Она боялась зубных, да и вообще врачей боялась. Ее посадили в кресло, она уже не сопротивлялась: хотела казаться смелой. Долго сверлили зуб. Все это время девочка храбро молчала. Она никогда раньше не молчала, когда ей было больно. А сейчас вместо противного жужжания бормашины слышала такое же противное жужжание лампы, направленной на нее…

Теперь ей три года, она еще младше… Лето. Она сидит на песке на пляже и перекидывает маленькие камешки из руки в руку. К ней подходит незнакомый мужчина, берет на руки и несет ее в море… Подбегает бабушка…

Теперь ей шесть. Наташу в первый раз отправили в магазин со словами: «Ты уже взрослая». Она робко стоит у прилавка, нерешительно тянет ручку с деньгами.

— Что ты хочешь? — спросила продавщица.

— Хлеб, — очень тихо, смущаясь, почти шепотом ответила она.

Ей одиннадцать. К ней в комнату залетела большая бабочка, и Наташа убежала от нее на кухню…

А сейчас ей пятнадцать… Впервые в жизни сдает экзамены, в том числе и физику. За покрытым скатертью учительским столом сидят Максим Викторович и директор. На столе разложены маленькие картонки с номерами билетов — разумеется, перевернутые.

— В каждом билете два теоретических вопроса и одна задача, — объясняет учитель. — Подходите по одному, тянете билет и садитесь решать задачу. Потом подходите ко мне с задачей. Если правильно — идете думать над теоретическими вопросами. Если задача не решена — тоже идете. Но на сей раз домой — готовиться к пересдаче экзамена. Все понятно? Приоритет у задачи. Прошу к столу за билетами.

Все сидят, не шелохнувшись. Волнуются.

— Ну, давайте, давайте! — успокаивает директор. — Не дрожите. Это не страшно.

А школьники, похоже, страшатся именно его, директора.

— Наталья, — Максим Викторович устало взглянул на нее, — может, ты рискнешь быть первой? А то все боятся…

Наташа послушно вылезла из-за своей парты, подошла к учительскому столу.

— Вы думаете, я не боюсь? — улыбнулась Максиму Викторовичу.

— Тяни билет! — ответил он на это.

— Подскажете, какой полегче? — спросила она смело.

— Ты со всеми справишься!

Наташа выбрала картонку, учитель выдал ей задачу и чистый лист формата А4. Наташа села решать, но после нее за билетом никто не пошел.

— Ребята, если вы меня так боитесь, — протянул директор, — как же вы сдавать экзамен собираетесь, когда придут завуч и ваш классный руководитель? Может, пока их нет, мы с Максимом Викторовичем успели бы вам помочь с задачами…

И тут бедолаг как прорвало, даже чуть не поссорились, кто за кем в очереди.

А после физики останется только немецкий язык, сдавать который она будет одна. Стоп. Это все тоже уже в прошлом…

Наташа проснулась. Где-то в районе желудка почувствовала странно-неприятное ощущение. И еще очень хотелось плакать.

Наташа села в кровати: заснуть больше не смогла.

За стеной, в соседней комнате проснулся Максим.

Ночью эта комната кажется большой. Может, потому, что открыты широкие окна? Лето в этом году кошмарно душное, без спасительных осадков. Часы в темноте девушка не увидела, подошла к окну. Максим говорил, что пошел работать учителем только ради квартиры. И вот она — в новостройке на одной из возвышенностей города. Днем вид отсюда великолепный, но сейчас там, на улице, нельзя разглядеть ничего. Свет не горит ни в одном из множества окон, поэтому Наташа их не видит. Значит, сейчас около трех или четырех часов ночи. Вернулась в постель.