Девлин сжал руки в кулаки. Ее проблемы его не касаются. От этой леди не жди ничего хорошего. Будь он благоразумным, он остерегался бы этой юной красотки. Будь она благоразумной, она бы прекратила думать о поисках сказки под названием Аваллон.

Аваллон. Звучит заманчиво, ничего не скажешь. На Амазонке Девлин слышал легенды о древнем городе, где-то на самой вершине горы и в самой глубине континента, слышал сказки о людях с белой кожей, которые якобы жили там, как олимпийские боги. Он знал цену этим байкам — эфемерным, как дым. И он был слишком разумным человеком, чтобы верить в волшебные сказки.

Аваллон.

Брайана стояла на каменистом склоне позади своего дома и смотрела на долину, раскинувшуюся внизу. Черные камни сверкали на солнце вкраплениями кристаллов. Зрелище, достойное волшебной сказки. Они вздымались вверх, сохраняя очертания храма и окружающих его построек древнего Аваллона. То были остатки города, построенного предками ее мужа, первое из многого, что включало в себя это название.

Ветерок что-то ласково ей нашептывал. Расположенный у самой вершины крутой горы Аваллон, который процветал сегодня, был одарен климатом более мягким, чем близлежащие равнины, которые страдали от резких перемен, более умеренным, чем сырые джунгли, мерцавшие темными изумрудами.

Вот уже более чем тридцать лет эта горная вершина была домом Брайаны, с того дня, как она вышла замуж за Риса. С того дня, как он увез ее из Ирландии в этот скрытый от мира изумительный, полный тайн рай. Но все же часть души ее осталась в другом мире. Часть души ее, потерянная давным-давно.

Она скорее почувствовала, чем услышала, что подошел ее муж; Рис передвигался бесшумно, но ветерок скользнул по ее щеке, и дуновение становилось все теплее с его приближением. Он родился здесь, и был воспитан по древним обычаям, так же как и их сын.

Обычаи эти коренились в прошлом и вели на десять тысяч лет назад, назад в древние времена. Древние верования приписывали людям этого немудреного мира бояться колдунов, ведьм и магов, с которыми предки ее мужа пытались ужиться после катастрофы, уничтожившей народ их острова. Возможно, эти страхи и опасность быть обнаруженными врагом заставили его предков искать спасения на небесах.

Шесть тысяч лет тому назад предки ее мужа пришли на вершину этой горы. И все же она беспокоилась о сыне: достанет ли ему тех навыков, которые они привили ему, и предписанного древними обычаями воспитания, чтобы уберечь его на пути, который ему вскоре предстоит.

— Ты чем-то встревожена, моя Эдайна.

Голос ее мужа ласкал ее, как теплый соболий мех. Эдайна, что означает близкая душой. Они были половинками одного целого, и все же она не могла до конца разгадать его. Она повернулась лицом к Рису, прохладный ветер взметнул ее распущенные волосы, золотые пряди, струившиеся на плечи. Солнечный свет упал на его лицо, и сверкающие лучи пронзили его густую черную шевелюру. Он был величествен и прекрасен, точно молодой принц; его кожа была нежна и упруга, как в тот день, когда они встретились. Высокий, широкоплечий, мускулистый. Ему можно было дать не более тридцати пяти весен, хотя на самом деле со дня его рождения минуло шестьдесят два года.

Здесь, в Аваллоне, открыли секрет, с помощью которого можно замедлить течение времени. Он находился в лесу. Он таился в траве, деревьях, насекомых. А еще было множество других целебных снадобий, исцеляющих все болезни.

— Я просто задумалась, — сказала Брайана. — Люди Аваллона через века пронесли мудрость, завещанную им предками, они по-прежнему живут словно бы в своем далеком прошлом, когда рыцарей посылали в опасные испытания для доказательства их храбрости.

Рис провел пальцами по ее щеке, убирая золотую прядь.

— Ты волнуешься за нашего сына.

— Хочу пойти к нему. Пусть Совет со всеми своими предостережениями сгорит в огне.

— Я понимаю твои чувства. — Он обвил ее рукой и прижал к себе. Она опустила голову ему на грудь, укрытую черным полотном, успокаиваясь от его тепла, сильного и ровного биения сердца. — Но что станется с нашим сыном, если мы воспротивимся совету?

— А что с ним станется в этом испытании?

— Если он справится, быть ему тогда Властелином внутреннего круга. Это его право по рождению, высшая честь, которой наш народ может удостоить.

— И если он ошибется, он умрет, все ради той же чести. — Брайана подняла голову и посмотрела ему в глаза; в глаза зелено-голубые, цвета Карибского моря; в глаза, полные боли и страдания, она столько лет знала это их выражение… — А эти люди? Витмор и его дочь, и остальные, кто отправится с ними в экспедицию? Их обманывают, они точно пешки на шахматной доске, а все из-за Центрального совета, который так настаивает на этой проверке. Это же опасно. Эти люди могут быть ранены или убиты.

— Жажда познания ведет их сюда.

— А наш сын, мы, может, никогда больше не увидим его.

— Я сделал все, что мог, моя любовь.

Он поглаживал ее затылок теплыми пальцами.

— Я знаю. Но я в смятении. Ум мой принимает решение Совета испытать нашего сына. Но сердце мое противится этой опасной игре.

— Если бы я не верил в успех, я бы тотчас пошел к нему, будь проклят этот Совет. — Рис прижал ее крепче, баюкая ее в теплых своих объятиях. — Мы должны верить в нашего сына. Мы должны верить, что он выдержит это испытание. Только так он сможет выжить.

ГЛАВА ВТОРАЯ

— Этот человек варвар. — Дойдя до окрашенной в бледно-зеленый цвет стены, Кейт, не останавливаясь, развернулась и направилась обратно, к открытому балкону, в дальнем конце гостиной. — Мы прекрасно обойдемся без него.

— Боюсь, что нет. Он человек поистине для нас бесценный.

Услышав иронический смешок своей дочери, Фредерик Витмор оторвался от карты Амазонки, которая лежала у него на коленях.

Стоя напротив открытых дверей, Кейт смотрела вдаль, на бухту. Изумрудные горы окружали город, вздымая над ним свои могучие зубчатые вершины, точно края гигантской раковины, открывшейся, чтобы показать свою жемчужину. Алые и золотые лучи полуденного солнца врывались в комнату вместе с ветром, обдававшим ее лицо теплой влагой и ароматом апельсиновых деревьев и жасмина из близлежащих садов.

— Даже если бы он согласился быть нашим проводником, ему вряд ли следует доверять. Тот, кто способен заставить бедных, наивных индейцев промывать для него золотой песок в обмен на несколько безделушек, едва ли может считаться порядочным человеком.

— Складной нож большая ценность для индейцев, чем золото, — сказал Остин Синклейр.

Кейт взглянула через плечо на мужчину, сидящего в кресле. Хотя она узнала Остина совсем недавно, ей казалось, что они всю жизнь были друзьями. Полгода назад этот высокий элегантный мужчина с густыми черными волосами и бледными серо-голубыми глазами пришел в их лондонский дом, чтобы обсудить с отцом его последнюю книгу.

Жгучий интерес к Антлантиде объединил их, лорд Остин Синклейр, он же маркиз Самерсет, он же сын герцога Давентри, стал добрым другом и Фредерика, и Кейт. Естественно, они пригласили его присоединиться к их экспедиции.

— Не понимаю, почему вы защищаете его. Остин взглянул на нее, в его серых глазах мелькнуло озорство.

— Вероятно, потому, что его нет здесь, и он не может ничего сказать сам в свою защиту.

— О, это нечестно. Вы подкалываете меня.

Она повернулась кругом и пошла обратно к стене, юбка цвета слоновой кости взметнулась.

Хотя ее платье было новым, сшито оно было не по современной моде. Кейт ненавидела турнюры; они были непрактичны, они стягивали тело, из-за них женщина выглядела, как уродливый верблюд. А ткани, которые использовались, чтобы создать это убожество, подходили больше для обивки мебели, а не для женского платья. Четыре года назад, когда ей было двадцать два года, она сама начала придумывать себе фасоны, к ужасу ее портного.

— Девлин Маккейн подлец, — сказала она

— Интересно, — прошептал Фредерик, наблюдая за возбужденными движениями своей дочери. — Вот уж не думал, что он произведет на тебя такое удручающее впечатление. Должен признать, я нашел этого человека довольно приятным.

— Приятным! — Кейт остановилась около круглого стола, стоявшего рядом с софой, где сидел ее отец. — Ты знаешь, что у него в казино есть танцовщицы? — Она водрузила руки на пояс, эту позу отец часто называл позой классной дамы. — На этих женщинах почти нет одежды, они скачут по сцене, задирая куцые юбки и дрыгая ногами.

— Неужели?-Фредерик взглянул на нее поверх своих узких очков для чтения. Солнечный свет ласкал его взъерошенную шевелюру, вплетая серебряные пряди в густые темно-каштановые кудри. — Я не видел танцующих девушек, когда заходил к мистеру Маккейну.

Кейт нахмурилась.

— И скорее даже разочарован этим.

Он улыбнулся, глубокие морщинки легли в углах темно-карих глаз. Будучи владельцем крупнейших в Англии кораблестроительных компаний, он тем не менее предпочитал большую часть времени посвящать археологии, точнее всему, что связано с Атлантидой.

— Моя дорогая, ты иногда чересчур уж серьезна. — Он принялся небрежно складывать карту, не заботясь о том, чтобы это было сделано по уже имевшимся сгибам. — И слишком придирчива ко второй половине человечества.

Кейт дотронулась пальцами до щеки, вспоминая нежное прикосновение руки Девлина Маккейна. Возможно, Маккейн думал, что женщины млеют от его прикосновений. Без сомнения, так и происходило с большей их частью.

— Ты не понимаешь. Для таких, как он, мужчин, женщины — всего лишь приятное украшение. Он уверен, что наше предназначение состоит в том, чтобы служить игрушками для мужчин.

Прежде чем заговорить, Фредерик пристально на нее посмотрел.

— Я думаю, многие женщины нашли бы мистера Маккейна очень привлекательным. В самом деле.

— Только те, которые хотели бы, чтобы их ударили по голове и утащили в близлежащую пещеру.

В комнате раздался густой смех Остина. Когда Кейт повернулась, чтобы смерить его леденящим взглядом, он поднялся с кресла. Его губы были изогнуты в улыбке, прятавшейся в аккуратной бахроме его черной бороды.

— Пойду прогуляюсь перед обедом. Глядишь, придумаю какую-нибудь приманку, которая заставит Маккейна, этого «подлеца», выполнить его долг. Увидимся позже.

Он оставил дочь и отца одних.

— Жаль, что мистер Маккейн не хочет сопровождать нас в нашем путешествии. — Фредерик повертел мятой картой. — Сдается мне, что это как раз тот человек, который сможет заставить тебя изменить мнение по некоторым вопросам.

— Если ты имеешь в виду замужество, могу заверить тебя, что Девлин Маккейн меньше, чем кто бы то ни было, способен переубедить меня.

— А по-моему он весьма способный человек, Кети.

— Меня его способности мало волнуют. У меня нет ни малейшего желания стать собственностью мужчины. Ни один мужчина не заставит меня расстаться со свободой, тем более Девлин Маккейн.

— Союз с достойным человеком обогащает, а не лишает свободы. — Он сдвинул очки на лоб. — По-моему, твоей матери никогда и в голову не приходило, что я украл у нее свободу.

— Это совсем другое.-Хотя мать Кейт умерла при родах, она много знала о ней от отца, благодаря его нежным воспоминаниям о той, которой он поклонялся. — Ты не такой, как большинство мужчин. — Она опустилась па софу рядом с отцом и положила ладонь на его руку. — Ты заботливый, чуткий. Ты никогда не пытался сдерживать меня или унизить, только потому, что я рождена женщиной. Ты редкость.

— Я воспитал тебя, как сына, — Фредерик погладил ее по руке. — Как умел. Но я казню себя за то, что из-за моего невежества ты замкнулась в себе, упустила то, что очень важно в человеческой жизни.

Кейт покачала головой.

— Нет ничего, что мужчина может предложить женщине взамен потери независимости.

Фредерик скривил губы, его темные брови слегка поднялись.

— Есть. Одна, или, вернее, две вещи, которые мужчина может предложить женщине.

— Если ты имеешь в виду плотское удовольствие, меня это не интересует. Я уверена, что интеллектуальное наслаждение, занятие наукой гораздо приятней и интересней.

В ее сознание вкрался образ обнаженного Девлина Маккейна, каким она увидела его в первый раз, каждый дюйм его властной дикой красоты. Воспоминание вызвало спазм мускулов где-то в глубине ее тела и незнакомый прежде всплеск огня, поразивший ее.

— Есть кое-что в этой жизни, чего не должен упустить ни один человек, Кети. Любовь, духовная и физическая, самое ценное на свете.

Воспитанная ученым, она приучена была удовлетворять свое любопытство по любому поводу. И ее отец давным-давно объяснит ей все, что касалось того, что Кейт определяла как «процесс спаривания людей». Она никогда не забудет румянец, который горел на щеках ее отца, когда он объяснял ей, что, как и почему. И она была очень ему признательна за то, что он не держал ее в неведении.