Джесс подняла на него глаза, любуясь тем, как темные волосы обрамляют его лицо, придавая ему еще более порочный и греховный вид. Ее пальцы пробежали по его брови.

— Ты очень скоро устанешь от слишком покладистой и ласковой любовницы. Я в этом уверена.

Привычным движением бедер Алистер ввел возбужденный член в ее лоно и продвинул его на дюйм внутри нее. Она оставалась влажной и скользкой от его семени, была наполнена им. Но желала большего, и ее пугала сила ее желания. Алистер протиснул руку между ними и принялся играть ее плотью, дотрагиваясь до нее легкими ласкающими прикосновениями.

Дыхание Джесс было легким, едва слышным и походило на легкий стон. Внутри у нее все было разбухшим и болезненным, но это ее не останавливало. Она охотно отдавалась в его опытные руки, подчинялась ему и верила в его умение и желание доставить ей удовольствие. Она нуждалась в забвении о том, что с самого начала была им околдована.

Рот Алистера был близко от ее губ, будто парил над ней, изогнувшись в чувственной улыбке, и эта улыбка не смягчала его решительного взгляда. Раньше Алистер давал ей время на то, чтобы она приспособилась к новым ощущениям прежде, чем приступить к новому этапу. На этот раз он требовал от нее безусловного повиновения. Она извивалась под ним, стараясь приспособиться к этому мощному проникновению.

— Ласкай меня. — Голос его был холодным и мрачным. — Осыпь меня своими дарами, удели мне внимание. И посмотрим, что из этого выйдет.

Джесс хотела было сказать ему, что у нее нет желания торопиться, но последовали мощные толчки. И какими бы плавными ни были его движения, они были много резче и грубее, чем до того. Жестче. Каждое новое движение доходило до самого ее дна, и толстый ствол его великолепного жезла ласкал ее нервные окончания, и пальчики у нее на ногах подгибались от этих ласк. Джесс вцепилась в спину Алистера, стараясь привлечь его к себе еще ближе.

Он коснулся губами ее виска, потом потерся щекой о ее щеку, и испарина на его лице увлажнила ее кожу.

— На этот раз, — прошептал он, — я собираюсь обладать тобой, Джесс. Так, как я мечтал обладать тобой все эти годы.

Его голос был грубым, охрипшим, и в нем она ощутила угрозу, противоречившую его нежному поцелую. Это только подстегнуло ее желание. Алистер обхватил ее ногу под коленом и потянул вверх, заставив раскрыться шире. Его мощный толчок исторг у нее крик, а ощущение его бесконечно глубокого проникновения вызвало яростное наслаждение, граничившее с болью. Она прикусила губу, чтобы заглушить крик.

— Дай мне услышать тебя.

Опираясь ладонями о матрас, он легко удерживал свое тело на весу. Его бедра возвышались над ней, потому что коленями он стоял на кровати и это обеспечивало ему легкость движений. Ее нога была перекинута через его плечо, а бедра подняты вверх под углом, и в таком положении она оказалась беспомощна. Его жезл входил в нее и выходил с немыслимой скоростью, его бедра поднимались и опускались, а отяжелевшая мошонка ударялась о ее тело в стремительном эротичном ритме.

— Скажи мне, как сильно это тебе нравится, — промурлыкал он… — скажи, как тебе это приятно.

Джесс почти рыдала от наслаждения. Его большое тело окутывало ее, подавляло и лишало возможности чувствовать что-либо, кроме него. Все, что имело для нее значение прежде, потеряло смысл и отошло в сторону. Осталось только одно ненасытное желание и пламенная жажда. Каждая клеточка ее тела была настроена на этого мужчину, овладевавшего ею с особой властностью.

— Джесс, — стонал он…

Пот катился с его волос, по мере того как бедра его неутомимо двигались, соприкасаясь с ее бедрами:

— Я никогда не устану от этого. От тебя. Господи… Думаю, я не смогу остановиться.

— И не останавливайся.

Джесс перекинула свободную ногу через его бедра и завладела им так же, как он ею, двигаясь в том же темпе, что и он.

— Не останавливайся. Не надо!

Ее утроба отчаянно сокращалась, страсть сотрясала ее тело, пробегая огнем по коже. Джесс ощущала себя полностью свободной, и вдруг глаза ее обожгли слезы.

Алистер наблюдал за ней, и его лазурные очи горели в полумраке лихорадочным светом. Тело ее сотрясалось от приступов острого наслаждения, ибо он продолжал доводить ее до этого состояния снова и снова.

Джесс обвила руками его голову и приподнялась, чтобы быть ближе к нему, чтобы ощутить связь с ним в долгом и страстном поцелуе. Ее разбухшие ткани мелко дрожали, и он ощущал их трепет каждым дюймом своего мужского естества. И этот трепет заставлял его возобновлять атаку снова и снова.

Алистер выпустил ее ногу, его руки скользнули под плечи Джесс, и он крепко обхватил ее. Его губы заскользили по ее шее. Мочкой своего уха она ощущала его горячее и бурное дыхание.

— Моя очередь, — пробормотал он, сжимая ее плечи и делая мощный рывок. — Держи меня.

Джессика прижалась лицом к его груди, скользкой от пота, и старалась удержаться в этом положении, впитывая ощущение его близости всем телом.

— Излейся в меня, — побуждала она его, принимая удары его бедер и члена.

Его жар полностью растопил ее обычную сдержанность, оставив вместо этого отчаянно отважную и страстную женщину, способную произносить запретные слова, тем самым подпитывая его безумие.

— Ты так хорош… так хорош…

— Проклятие, — прошипел он, чувствуя, как снова разбухает внутри ее тела.

Первая упругая струя его сока оставила ее задыхающейся от восторга. Алистер заметался рядом с ней, содрогаясь от сокрушительной судороги.

Этот острый пик наслаждения длился долго. Алистер стонал и выкрикивал ее имя и терся о нее лицом и всем телом, будто хотел оставить на ней свой отпечаток и свой запах. Джессика с готовностью приняла это, баюкая его, удерживая его на якоре во время яростной бури.


За ужином пальцы Алистера беспокойно потирали шершавую деревянную столешницу в кают-компании, но взгляд его не отрывался от Джессики, разговаривавшей с капитаном.

На ней было платье с высоким воротом, надетое, чтобы скрыть следы укусов Алистера. Шелковое платье было нежного дымчато-пурпурного цвета, вполне подходящее для вдовы. Как он и предполагал, Джесс выглядела удовлетворенной, ее лицо пылало румянцем, губы припухли от его поцелуев. Глаза ее светились, голос казался гортанным и хрипловатым, а жесты рук и плеч были отмечены особой чувственной грацией. Никогда прежде он не видел ее такой расслабленной и красивой, однако его радость омрачалась не покидавшим его возбуждением.

Он был без ума от нее, чувствовал себя влюбленным, чего никогда не бывало прежде ни с одной женщиной. Но Джессика казалась гораздо более спокойной, чем он. За этот день его будущее резко изменилось. Все, что Алистер считал незыблемым, — его холостяцкое положение, свободу передвижений, возможность приходить и уходить когда угодно, способность избегать общества, если он предпочитал это, — все ушло. Теперь Джессика могла диктовать ему образ жизни, начиная с этого момента и надолго вперед, ибо теперь он не мог без нее обойтись. Это открытие потрясло его. Он давно знал, что должен овладеть ею, но до сегодняшнего дня не сознавал, что придется удерживать ее.

Алистер тяжело вздохнул и провел рукой по волосам. Джессика посмотрела на него поверх края бокала, полного вина, и нахмурилась. Он отмел ее беспокойство взмахом руки.

Он получил больше, чем рассчитывал. Ее щедрость в постели простиралась гораздо дальше, чем дар, предоставленный ее телом. Она не скрыла от него ничего, ни в чем ему не отказала… Слезы, улыбки, шепот. На его спине остались отметины от ее ногтей, но сейчас он испытывал боль не от них, а от внутренних, душевных, ран. Джесс позволила ему увидеть все свои чувства, пока он наслаждался близостью с ней, и это сознание будто лишило его кожи. Каждый раз, когда она сжимала его в объятиях в преддверии пика его наслаждения, она проникала в него все глубже.

И как, черт возьми, после всего того, что они сегодня вкусили вместе, она могла спокойно сидеть здесь? Казалось, она приоткрывает всего лишь одну сторону своей многогранной натуры, последствия происшедшего ускользнули из ее памяти, но он знал, что это не так. Джессика была не из тех женщин, кто способен предаваться любви без разбора. Для нее близость означала не только телесное наслаждение, но и участие души. Она была затронута им больше, чем хотела показать, но ее чертова пресловутая сдержанность, совершенные манеры скрывали ее от него слишком успешно. В то время как он треснул по всем швам и не мог этого скрыть.

На него давили стены кают-компании. Его дыхание было поверхностным, он страдал от удушья.

Ужин, казалось, длится целую вечность. Алистер отказался от привычного стакана портвейна и встал из-за стола так быстро, насколько это допускала учтивость. Он улыбнулся Джессике и ушел. Добравшись до главной палубы, Алистер глубоко вдохнул острый холодный морской воздух и вцепился в поручни, ожидая, когда восстановится его душевное равновесие.

— Мистер Колфилд.

При звуке голоса Джессики его глаза закрылись. Живые образы прошедшего дня зароились у него в голове, и он понял свою ошибку. Она все время оставалась в его мыслях, и спасения от этого не было.

— Да, Джессика.

— С вами все в порядке?

Он кивнул, продолжая смотреть на море.

Он встала рядом с ним. Вместе они смотрели на удлиняющееся отражение луны на воде.

— Вы были так молчаливы за ужином.

— Прошу прощения, — ответил он автоматически, не задумываясь.

— Я бы предпочла узнать, что вас затронуло так глубоко.

— Мысли о вас.

— О?

Джесс прижалась к нему.

— Это не особенно льстит мне, раз вы так мрачны.

— Задумчив, — поправил он, хотя самому себе был готов признаться, что мрачен.

Это вовсе не соответствовало его характеру. Его жизнеспособность, прошлая и настоящая, часто подкреплялась талантом отражать повиновение.

— Мы не закончили разговор о вашей стычке на палубе нынче утром.

Джесс вскинула подбородок и сделала глубокий вдох:

— Я не отказываюсь отвечать, — сказала она, — но хочу спросить: неужели вы и в самом деле хотели бы углубиться в болезненные аспекты моей прошлой жизни? Признаюсь, я предпочла бы, чтобы вы считали меня романтической личностью, а не человеком, полным недостатков и страдающим от прошлых унижений.

— И это все, чего вы ждете от меня? — воскликнул он, внутренне возмущаясь и негодуя на то, что она воздвигла между ними такую преграду, — вы хотите, чтобы я видел только поверхность и не пытался проникнуть глубоко внутрь?

— Вовсе нет.

Ее рука нежно и легко легла на его предплечье.

Алистер тотчас же прикрыл ее ладонь своей.

Она встретила его взгляд.

— Я многое хотела бы узнать о вас. А по правде говоря, все.

— Почему?

Между ее бровями обозначилась тонкая морщинка. В лунном свете Джесс казалась очень красивой. Ее золотистые волосы отливали серебром, кожа сияла, как жемчуг. В ней появилась нечто новое — мягкость, которой он не замечал прежде. Алистер гадал, появилось ли в ней это во время ужина или только теперь, когда они остались одни. Какая-то часть его души предпочла последнее, и он воспарил от этой мысли. Черт возьми! Если бы только он был ей нужен!

— Потому что вы меня очаровали, — сказала Джессика тихо. — Когда мне кажется, будто я все о вас знаю, проявляется другая, неизвестная мне сторона вашей натуры, совершенно для меня неожиданно.

Он переплел свои пальцы с ее пальцами.

Джессика сделала долгий глубокий медленный вдох, прежде чем заговорить:

— Мой отец считал, что жалеть розог для ребенка означает портить его.

Алистер напрягся:

— О?

— Достаточно сказать, что для меня не жалели розог и не избаловали меня. — Джесс крепче сжала его руку. — Вот почему меня пугает и тревожит, когда я вижу, как грубияны запугивают детей, не считаясь с их возрастом.

Его кровь вскипела от возмущения.

— Это как раз те последствия, о которых вы недавно говорили? Вас били, если считали, что вы плохо себя ведете? Неужели Хэдли?

— Теперь, вспоминая прошлое, могу сказать, что я была непослушным ребенком.

— Но в таком случае следовало проявлять терпение, а не наказывать! Вы сами это знаете.

— Что сделано, то сделано, — сказала она, стараясь закончить разговор, хотя голос ее дрожал.

— Но не забыто.

Джессика обратила к нему нежную и немного неуверенную улыбку, которую он воспринял как еще один гвоздь, забиваемый в его гроб.

— Но сегодня я поняла, что я сильнее, чем предполагала сама. Несмотря на все усилия Хэдли, я все еще умею восхищаться новым подходом к жизни, все еще способна наслаждаться вами и не испытывать угрызений совести.