— Нет, благодарю тебя. Можешь провести этот день как хочешь.

Как только дверь закрылась за Бет, она услышала глухой звук приближающихся шагов и мгновением позже оказалась прижатой к перегородке тяжелым телом безумно возбужденного мужчины шести футов ростом. Восхищенная этой вспышкой желания, Джесс обхватила руками поджарое тело Алистера и со страстью ответила на поцелуй.

— Кокетка, — бросил он ей, скользя губами по ее подбородку. — Ты намеренно стараешься подогреть мое безумие.

— Понятия не имею, о чем ты говоришь.

Он прикусил мочку ее уха, а она со смехом отклонилась и изогнулась. Взгляд ее упал на папку, которую он уронил на пол, и она замерла.

— Раз ты больше не расположена быть со мной, — проворчал Алистер вполголоса, кипя от неудовлетворенного желания, — я собираюсь заставить тебя заплатить за то, что ты дразнишь мужчину, уже неделю страдающего без тебя.

— Я не могу сказать, что не расположена, — возразила Джессика с отсутствующим видом, зачарованная зрелищем белых листов, выглядывающих из небрежно завязанной папки.

— Я уже два дня, как готова быть с тобой.

Алистер отпрянул:

— Прошу прощения.

— Что это?

Джесс выскользнула из его объятий и наклонилась к бумагам, разбросанным по полу.

— Два дня, — повторил он.

Джесс открыла черную кожаную папку, почувствовала, как у нее захватило дух.

— Бог мой, Алистер… Они удивительные…

— Удивительно то, что ты не испытываешь ни малейшего желания быть со мной.

— Не говори глупостей. Женщина должна быть мертвой, чтобы не желать тебя.

Джесс продолжала разглядывать свой портрет, начертанный изящными карандашными линиями. На верхнем рисунке она была изображена на палубе, где сидела всего несколько минут назад, и это объясняло, зачем он так пристально наблюдал за ней.

— Так вот какой ты меня видишь?

— Ты такая и есть. Черт возьми, Джесс! Всю последнюю неделю я умирал без тебя. И ты должна была это знать. Ты не могла этого не замечать.

Она нежно прошлась кончиками пальцев по линиям рисунка. Алистер запечатлел ее красавицей с нежными чертами лица и мягкими глазами. Никогда она не видела себя прекраснее.

— Да, — выдохнула она рассеянно, — было бы невозможно игнорировать твое состояние, особенно когда ты упираешься мне в спину органом, стремящимся войти в меня.

— Не шути, — возразил он. — Объясни!

— Неужели я и правда так выгляжу?

— Ты именно такая, когда смотришь на меня. Если ты мне не ответишь, Джесс, то и я не отвечаю за свои действия.

— Я хотела бы, чтобы ты знал, что я жажду твоего общества гораздо больше, чем того наслаждения, которое ты снова и снова мне даешь.

Джесс зашуршала бумагами, перетасовывая их, и замерла, найдя один, где была гораздо моложе, чем теперь, да и бумага пожелтела от времени. Девушка, изображенная на рисунке, казалось, была захвачена художником врасплох, и лицо ее определенно выражало вожделение. Ее глаза были широко раскрыты, зрачки расширены, губы разомкнуты, и казалось, она задыхается.

— Алистер…

— Та ночь в саду.

— Как же ты, сумевший так меня изобразить, можешь сомневаться в моей страсти к тебе?

Он взял рисунки у нее из рук и бросил на стол.

— Клянусь, ты сведешь меня с ума.

Алистер снова пригвоздил ее к перегородке, и его мускулистое бедро оказалось между ее ногами. Его руки упирались в дерево по обе стороны от ее головы, а яростный взгляд теперь был устремлен на нее.

— Ты терзаешь меня.

— У меня не было такого намерения, — возразила она честно, чувствуя, как в теле ее разгорается пламя из-за его напористой и агрессивной близости. — Лично я так впечатлена твоими рисунками и так удивлена твоим талантом, что от этого у меня болит сердце.

Его твердые губы прогулялись по ее виску.

— Только сердце? — спросил он хрипло и переменил положение так, что его колено оказалось упирающимся в ее интимное место.

На мгновение Джессика закрыла глаза и впитывала ощущение его близости — горячего жесткого тела и уже привычный и любимый запах кожи. Его желание проникало в нее, пронизывало ее поры, достигало костей и превращало в жаждущую распутницу.

— Я пожелала тебя в тот самый момент, как только увидела, — призналась Джесс, увлажняя языком пересохшие губы. — И с каждым часом хочу все сильнее.

Его синие глаза потемнели от желания.

— И ты можешь быть со мной ежечасно.

Она провела рукой по его панталонам и почувствовала, что возбуждается все сильнее, а между ног у нее возникло ощущение жара и влаги.

— Секс — твоя природа. Ты источаешь его, как пьянящий и сводящей с ума аромат. Но как я могу думать, что ты выделяешь меня из толпы других женщин, желающих тебя, если не покажу тебе, что хочу владеть не только твоим телом?

— О каких других женщинах идет речь?

Джесс улыбнулась, но это не смягчило суровости его черт.

— Прикоснись ко мне, — попросила она, внезапно ощутив, что сама повинна в том, что между ними образовалась пропасть.

— Пока еще рано.

То, что Алистер отказался прикоснуться к ней руками, похоже, таило в себе особое, дополнительное, очарование. Она так привыкла к тому, что он постоянно склоняет ее к постельным экзерсисам, что его нежелание участвовать в них заставило ее хотеть его еще сильнее.

— Почему?

— Ты должна гореть так же, как я, каждую минуту, когда я не с тобой.

Джесс запрокинула голову и поцеловала его в подбородок, ощутив, как напряжены его сжатые челюсти.

— Ты хочешь меня наказать.

Он обхватил ладонями ее лицо.

— Нет. Но ты вбила между нами секс, как клин, а я хочу вернуть все на должное место.

Джесс высвободила его рубашку из панталон и провела рукой по раскаленной коже спины.

— Ты забываешь о том, что я намеренно заманила тебя сюда, чтобы соблазнить.

— И в то же время считаешь меня совершенно тупым.

— Вовсе нет! — запротестовала она. — Я считаю, что ты обладаешь на редкость острым умом.

— О?

Он провел подушечками пальцев по изгибу ее верхней губы, и это целомудренное прикосновение зажгло в ней неукротимый пожар и желание почувствовать его руки всюду, на всех участках своего тела.

— Ты учишь меня заниматься любовью уже несколько недель, и все же я не уверена, что выучила урок.

Ее пальцы впились в каменные мышцы его спины.

— В самый первый раз, когда я увидел тебя, — зашептал Алистер, прижимаясь лбом к ее лбу, — я понял разницу между тем, что знаю о сексе и что еще должен узнать. Теперь не могу вспомнить, как мог быть с женщиной до тебя и как смог обходиться без тебя.

Приподнявшись на цыпочки, Джесс бросилась к нему в объятия, обхватила его в отчаянном порыве выразить бушевавшие в ней чувства.

— Ты мне нужен, — бормотала она, прижимаясь лицом к его шее.

— Не могу поверить, что мысль о физическом наслаждении когда-то казалась мне глубоко личным делом, — сказал Алистер, убирая ногу из развилки между ее бедрами.

Она произвела слабый звук, выражая протест и испытывая боль внизу живота, потому что без соприкосновения с ним и давления на ее тело почувствовала себя покинутой.

— Пожалуйста…

Алистер захватил подол юбки и поднял ее, обнажив панталоны, потом крепко, до боли, сжал ягодицы. Хотя в постели он бывал игривым и нежным, теперешнее его яростное желание только возбудило ее.

Пальцы Джесс нащупали потайные пуговицы, удерживающие на месте его бриджи. Она выпустила его напряженное естество на волю, и у нее перехватило дух, когда этот плод тяжело упал ей в ладони. Она гладила нетерпеливыми пальцами по всей длине интимный орган с его отчетливо выступившими венами, и желание ее возросло на несколько порядков и достигло наивысшей точки. У Алистера был талант заставить ее чувствовать себя беспредельно, безмерно желанной и в то же время в полной безопасности. Он помог ей обрести свободу, в которой она так нуждалась, и стать такой бесшабашной, своевольной и отважной, как ей заблагорассудится.

Алистер наблюдал за ней из-под густых чернильно-черных ресниц. Его бедра качнулись, и его жезл задвигался взад и вперед, то входя в ее ладони, то высвобождаясь из них. Ее плоть стала влажной и разбухла, нетерпеливо и ревниво ожидая прикосновений его рук.

Как если бы он это знал, он протянул руку, и она оказалась между ее ягодицами, проникнув сквозь разрез в панталонах:

— Ты возбуждена и готова меня принять.

— Ничего не могу с собой поделать.

— Я и не хочу, чтобы ты что-нибудь делала.

Без предупреждения он сжал тыльную сторону ее бедер и поднял ее и вырвался из ее рук, вызвав слабый стон протеста.

Джесс почувствовала легкое прикосновение его возбужденного органа, скользнувшего по ее открытому для него пути, и застонала от предвкушения и томления.

Ее руки обвились вокруг его широких плеч, губы искали и нашли чувствительное местечко за его ухом, и этот поцелуй подстегнул его страсть.

— Будь внимательна, — мрачно распорядился он, медленно проникая внутрь ее тела.

Голова Джессики запрокинулась и упиралась в деревянную переборку. Алистер заставил ее склониться к себе как можно ниже и с убийственной медлительностью входил в нее, заботясь о том, чтобы она почувствовала его продвижение на каждый следующий дюйм.

— Господи, — выдохнула Джессика, извиваясь в его могучих объятиях.

В таком положении ей было трудно приспособиться к нему. Он же продолжал овладевать ею, пронзая ее снова и снова, и так продолжалось, пока она не начала задыхаться. Когда, наконец, он погрузился в нее полностью, она уже рыдала в нетерпеливом ожидании момента, когда он начнет двигаться в ней и даст ей наконец полное наслаждение. То, что они оба были полностью одеты, если не считать того места, где их тела соединялись, придавало особую остроту и эротичность их близости.

Алистер держал Джесс в полной неподвижности, пригвоздив к перегородке тяжестью своего тела.

Потом заставил поднять руку вверх и прижал ее к своему сердцу. Оно билось под ее ладонью. Его грудь поднималась и опускалась в бешеном ритме.

— Я еще не исчерпал свои силы до конца. Ты весишь не больше перышка. Скажи мне, Джесс, почему мое сердце бьется так сильно? Оттого, что мы так напряженно занимаемся любовью? Или потому что оно бьется ради тебя?

Пальцами свободной руки она провела по его волосам и взъерошила их. Щекой прижалась к его щеке. Ей хотелось хоть что-нибудь сказать, но горло сжимала судорога.

— Если бы я мог, — продолжал Алистер, — я бы оставался в таком положении бесконечно долго, внутри тебя, сжимаемый твоей плотью, и вовсе не двигался бы. Когда мы занимаемся любовью, я постоянно хочу взорваться и преодолеваю эту потребность с трудом. Мне не хочется, чтобы это кончалось. И не важно, как долго это длится, мне всегда мало. И я прихожу в ярость, если не могу больше сдерживаться. Почему, Джесс? Если все, чего я хочу, физическое облегчение от естественного вожделения, как, например, голод или жажда, то к чему мне лишать себя этого?

Она повернула голову и нашла его губы своими и поцеловала его с отчаянной страстью.

— Скажи мне, что ты это понимаешь, — потребовал он, и его губы шевельнулись под ее губами. — Скажи, что чувствуешь то же самое.

— Я чувствую тебя, — выдохнула Джесс, будто опьяненная его страстностью, как самым лучшим кларетом. — Ты становишься для меня всем.

Он сжал ее еще крепче и повернул лицом к постели.


Глава 17


Джессика упала на кровать, и Алистер тотчас же оказался лежащим поверх нее. Это приземление встряхнуло их обоих, и он вошел в нее глубоко, пригвоздив к постели.

Она застонала, кожа ее покрылась испариной. Он заворчал, вцепился руками в покрывало по обе стороны от ее головы и сделал рывок. Его толчки были мощными, а его стальные руки сжимали ее предплечья.

— Нет, — задыхаясь, пробормотала она, чувствуя приближение конца.

Если бы она позволила ему это сделать, Алистер вверг бы ее в первое из ее многочисленных падений в бездну всего за считанные секунды. Он мог продолжать эту скачку без конца, стараясь отсрочить собственный пик наслаждения до тех пор, пока она не потеряет окончательно способность соображать и не будет лежать, трепеща от наслаждения. Тогда он разденет ее и разденется сам, а она уже пресытится до того, что не сможет двигаться. И это может продолжаться часами, и он с безжалостной решимостью положит конец ее возражениям.

Алистер остановился, глядя на нее сверху вниз жарким взглядом, будто обжигающим кожу.

Джесс приподнялась, опираясь на локти.