— Я предпочел бы, чтобы мы поженились до возвращения.

— Я не покину тебя, — почти клятвенно заверила Джесс, сознавая его беспокойство.

— Ты и не сможешь. Я не позволю тебе.

Он схватил и удерживал ее за запястья нежно, но твердо.

— Но ведь там на балах и раутах будут женщины, которые… они меня узнают.

— Люциус, — перебила Джессика. — Они тебя не знают, как я. И никогда не узнают. — Она подалась вперед и поцеловала его в нахмуренный лоб. — Мой дорогой, ты не веришь, что кто-то может любить тебя без всяких условий, потому что до сих пор этого не было. Но я тебя люблю. И едва ли могла бы что-то изменить. И со временем ты увидишь, что изменения, произошедшие во мне благодаря тебе, необратимы. Я такая, как теперь, из-за и ради тебя, а без тебя перестала бы существовать. Понятия не имею, как проживу следующие несколько месяцев, пока ты не приедешь ко мне в…

— Приеду к тебе? — спросил он отрывисто. — Куда?

— Нынче днем пришло письмо от Эстер. Должно быть, она отправила его сразу же после нашего отплытия. Возможно даже, в тот же самый день. Там говорится, что она уже тогда знала, что ждет ребенка, и не хотела, чтобы это известие задержало меня.

— Твоя сестра ждет младенца?

— Не могу поверить, что она вообразила, будто это известие не заставит меня вернуться тотчас же. Как я уже говорила тебе, в последнее время она чувствовала себя не очень хорошо. Она нуждается в присмотре. Я должна быть с ней.

— Конечно, я вернусь с тобой. Если повезет, мы сможем отплыть через две недели.

— Я не смею просить тебя об этом. Ты ведь прибыл на остров не без причины.

— Это ты. Ты! Ты та самая причина, почему я вернулся в Англию. Я поехал с тобой, потому что не было смысла оставаться там, где тебя не было. И то же самое происходит и теперь.

От изумления Джессика впала в оцепенение. Она вспомнила ночь, когда они разговаривали на палубе «Ахерона», и гадала, не возвращается ли он домой из-за женщины. Узнать, что она была той самой женщиной, стало потрясением. И это глубоко ее тронуло.

Должно быть, он прочел это у нее на лице. Его челюсти будто окаменели.

— Ты знаешь, что мое вожделение к тебе было отчаянным. Не назову это любовью, но особенное чувство к тебе сидело во мне глубоко и было сильнее простого плотского желания. Моя страсть к тебе давала мне надежду на то, что я снова стану ценить близость с женщиной, что я смогу относиться к этому акту без отстраненного равнодушия или из одного только побуждения получить физическое удовлетворение. Я должен был получить тебя, Джессика, любой ценой и невзирая на любые усилия.

Она не сводила с него глаз, в то же время беспокоясь, почему Алистер не говорит о любви. Возможно, он не любил ее, не мог любить. Возможно, то, что произошло между ними, было всем, на что она смела претендовать.

После минутного замешательства Джесс решила, что все, что он мог ей дать, являлось благом, и этого было достаточно. Она настолько любила его, что ее чувства хватило бы на двоих.

Джессика выпустила его из объятий и отстранилась. Она растянулась на подушках, подняла руки над головой и изогнулась, бесстыдно приглашая его к действию. Если близость была единственным, что он мог ей дать, она была согласна на это.

Алистер взобрался на помост. Он навис над ней, опираясь руками о подушки по обе стороны от ее плеч. Опустив голову, завладел ее ртом.

Их овевал теплый и влажный ветерок. Где-то в отдалении слышались голоса мужчин и скрежещущие крики чаек. Они были там, где никто не мог их увидеть, и это возбуждало их сильнее. Джессика обвила его шею руками и все свои чувства вложила в поцелуй.

— Я думал, — пробормотал Алистер прямо в ее полуоткрытый рот, — что мне удастся убедить тебя стать моей женой, но опасался, что это потребует много времени. Недели. Месяцы. Может быть, годы. Я построил этот павильон, чтобы затруднить тебе бегство, пока стану убеждать тебя.

Джесс улыбнулась:

— Но как бы ты мог убедить меня остаться?

— Возможно, спрятал бы твою одежду и удерживал, приковав к постели своими мужскими талантами. А также захватил несколько бутылок твоего любимого кларета. Я припоминаю, что после пары стаканчиков ты становишься сговорчивее.

— Порочный человек.

Ее взгляд коснулся его шеи. Она заметила, как бурно бьется на ней жилка.

— Я сделаю лучше: аннулирую свое согласие.

— Но не было никакого согласия. Это ты меня попросила, и я согласился. — Он потерся кончиком носа о ее нос. — Не могу выразить, что значит для меня то, на что пошла ты.

— Ты можешь мне это показать.

Ее пальцы оказались у него на затылке и нежно поглаживали его.

Он скользнул на подушки и оказался рядом с ней.

— Перекатись на живот.

Она подчинилась, испытывая нетерпение, пока не видела его. Алистер принялся распускать шнуровку ее корсета, потом ловко расстегнул пуговицы, удерживавшие на ней платье цвета бледной лаванды. По мере того как его пальцы спускались по ее спине ниже, предвкушение становилось все более острым. Как бы она ни поддразнивала его, намекая на его неумеренные сексуальные аппетиты, сознавала, что и сама ничуть не отличается в этом отношении от него. После недели без него, что было обусловлено физиологическими причинами, ее голод по нему и жажда его прикосновений и внимания достигли невероятной силы.

— Я хочу, чтобы ты купила приданое, — сказал он. — Не думай о расходах. Я не хочу вмешиваться в твои воспоминания о Тарли. Понимаю, что ты скорбишь о нем. Он был тебе хорошим мужем. Но я не желаю, чтобы ты продолжала носить траур по нему, когда будет наша свадьба.

Джесс оглянулась через плечо и кивнула, чувствуя, что с каждой минутой любит его все сильнее.

Он провел языком по ее спине между лопатками.

— Мне хотелось бы видеть тебя в красном. И золотом. Или в ярко-синем.

— Под цвет твоих глаз. Мне бы это понравилось. Может быть, ты пойдешь со мной к модистке?

— Да.

Его сильные руки оказались в прорехе между двумя частями ее расстегнутого платья. Он обхватил ее за талию.

— Пока они будут тебя обмерять, ты ведь будешь полуодетой. И я смогу насладиться этим зрелищем.

— В эту минуту мне хотелось бы быть полностью раздетой.

Он нежно сжал ее в объятиях, потом перекатился на спину.

— Как прикажешь.

Джессика соскользнула с края помоста и поднялась на ноги.

Подоткнув под голову подушку, Алистер устроился поудобнее. Он согнул колено и оперся о него рукой, и эта поза была одновременно расслабленной, и вызывающей.

Джессика переминалась с ноги на ногу, бросая на него взгляды исподтишка.

Алистер погладил себя между ног, бесстыдно демонстрируя свой возбужденный скипетр во всей его мощи. Это зрелище было возбуждающим и сладострастным. Он был мастером своего дела… гораздо более опытным, чем когда-нибудь могла бы стать она. Если бы, разумеется, он не попытался искоренить этот ее недостаток. Но Джессика заподозрила, что он опасался развратить ее больше, чем уже сделал, в то время как она боялась наскучить ему в постели.

Алистер с присущим ему изяществом поднялся на ноги, двигаясь с легкостью и плавностью хищника.

Он описал круг, разглядывая Джессику, будто пытался оценить ее прелесть и очарование. Потом вдруг остановился у нее за спиной. Его руки скользнули ей под мышки и обхватили сзади. Быстрым властным движением он положил ладони на ее груди, и это исторгло у нее трепетный вздох.

Его губы заскользили по мочке ее уха. Он рванул ее к себе, заставив почувствовать неоспоримое доказательство этого влечения.

Джессика подавилась воздухом, когда его пальцы скользнули в разрез ее панталон и раздвинули их. Его огрубевшие от тяжелой плотницкой работы пальцы старались найти заветное место и настроить ее на нужный лад, соблазнить. Он поглаживал ее, заставляя извиваться от предвкушения.

Внезапно палец Алистера скользнул внутрь нее, а Джессика издала стон, и бедра ее описали кругообразное движение. К первому пальцу присоединился второй и вошел в нее плавно и легко. Она с шумом вдохнула воздух, опьяненная этим запахом, напоенным солнцем.

— Пожалуйста…

— Наклонись…

Этот приказ он подкрепил, заставив ее наклониться.

Джессика упала вперед, попытавшись замедлить падение тем, что раскинула руки. Алистер выпрямился, позволив ветру овевать ее спину. Он спустил с нее панталоны. Кожа ее была покрыта капельками испарины.

— Как прекрасна, — похвалил он, проведя рукой по ее ягодицам. Сжав рукой ее венерин бугорок, он принялся гладить и массировать его ладонью. — Ты так разбухла и такая влажная и гладкая. Не хочешь ли, чтобы я наполнил тебя до краев, моя прекрасная пленница? Разве ты не жаждешь заполнить пустоту?

Она чувствовала себя уязвимой, будучи не силах заглянуть ему в лицо или следить за его движениями.

— Всегда.

Послышался легкий шорох одежды, потом она ощутила прикосновение его мощного орудия наслаждения. И это было единственным предупреждением. Он сжал ее бедра, рванул к себе и проник глубоко в нее одним стремительным движением.

Джессика вскрикнула, пытаясь сохранить равновесие, стараясь держать неподвижно разведенные в стороны руки.

— Боже!

Он произвел кругообразное движение бедрами, стараясь войти в нее еще глубже.

— Ты чувствуешь, как глубоко я в тебе, Джесс? Чувствуешь, как глубоко?

Глаза ее закрылись, дыхание стало неровным. Она чувствовала прикосновение его замшевых бриджей и манжет к бедрам. Опустив глаза, Джессика увидела его заляпанные грязью сапоги. Он был полностью одет, она же почти обнажена и в его власти. Мысль о том, что любой прохожий может увидеть их, только подстегнула ее желание. Она была уже возбуждена — по всему ее телу рябью пробежала дрожь. Ответный стон Алистера подхватил ветер, но ей было безразлично, что кто-нибудь их услышит. Все ее внимание было сосредоточено на том небольшом островке, где их тела оказались соединенными, и где ее нежная плоть сжимала его.

Алистер задвигался. Темп его движений не был слишком поспешным, а проникновение грубым, как она могла бы ожидать, находясь в этой первобытной позе, но движения его были томными и почти ленивыми. Намеренно медлительными. Он овладевал ею неспешно и двигался плавно и медленно, пока не достиг глубины, и она не сжала его. Он полностью покорял ее, двигаясь так ритмично, грациозно и не спеша.

В этом чувствовалась большая греховная практика. Его толчкам соответствовало кругообразное движение бедер. Он ласкал и умасливал, гладил и потирал самые нежные и чувствительные места ее тела.

Ее ноги раздвинулись. Она упала на помосте на колени. Алистер выскользнул из этой бездны, потом снова с силой вошел в ее тело так глубоко, насколько смог. Джесс вскрикнула, чувствуя себя покоренной. Он развел ее ноги еще шире и ускорил ритм своих движений. Тяжелое вместилище его яичек то и дело ударяло ее по влажному телу, и это ритмическое эротичное движение возбуждало ее еще сильнее и усиливало остроту ощущений. Руки ее потеряли силу, а плечи опустились на подушки, и от этого бедра поднялись выше. Теперь ничто больше не мешало Алистеру, но он сохранял умеренный темп движений. Она же вцепилась в шелковое покрывало под ними.

— Господи, какая ты тугая, — пробормотал он хрипло. — И такая влажная. Я уже готов обрушиться в бездну…

— Да!

— Подожди! Я собираюсь продолжать это, пока не утрачу силы полностью.

Ее тело сотрясла отчаянная дрожь, когда она почувствовала окончание его наслаждения.

Его пальцы зарылись в ее бедра с силой, способной оставить синяки. И ей это нравилось. Ей было приятно, что он способен отказаться от своего стального самообладания, чтобы довести ее до желанного состояния.

Джессика сдалась и позволила идти всему своим чередом, безраздельно и покорно отдаваясь наслаждению. Тело ее утратило напряжение, и Алистер ослабил свою хватку.

Его руки теперь ласкали ее нежно, и он что-то едва слышно бормотал. Она была погружена в томную негу, и отголоски ослепительного наслаждения все еще не покинули ее тела. Это продолжалось долго после того, как она почувствовала, что он замер. Джессика открыла глаза и, повернув голову, заметила, что он смотрит на нее и челюсти его сжаты.

— В чем дело? — спросила она, чувствуя, как рассеивается окутавшая ее дымка наслаждения перед лицом его мрачности.

Голос его был грозным, а слова отрывистыми:

— Что это за отметины у тебя на коже?

Джессика вздрогнула, ненавидя себя зато, что позволила ему увидеть тонкие серебристые шрамы, исчертившие ее ягодицы и верхнюю часть бедер. Если бы они не оказались при свете дня в лучах яркого беспощадного солнца, Алистер никогда бы их не увидел. Хотя ей ненавистны были эти воспоминания, она не смогла скрыть правды.