Нед по-прежнему так и не произнес ни слова. Однако, подойдя к Кейт, он снова залез рукою в карман и положил еще один непонятный предмет прямо перед собой на перекладину изгороди. В ярких лучах солнца этот объект, размером с большой палец на руке, казался осколком белоснежного фарфора.

— Идите сюда, — позвал он Кейт, — давайте пройдемся вместе.

Кейт показалось, что корсет душит ее. Тонкие пластины китового уса больно врезались в ребра, едва она попыталась вздохнуть. Причудливая игра света делала его глаза темнее, чем они были на самом деле. Они казались Кейт совсем черными. И словно по контрасту с их бездонной темнотой, его светло-каштановые волосы отливали золотом в лучах закатного солнца.

После того как он побрился, стала хорошо заметна твердая линия его волевого подбородка. Но ему все-таки по-прежнему не мешало бы воспользоваться услугами своего камердинера, чтобы подровнять волосы. Их вьющиеся концы, на которых поблескивали капельки воды, закрывали ему глаза. Нед медленно поднял руку и откинул непослушную прядь.

И опять Кейт ощутила, как это было чудовищно, ужасно нечестно с его стороны. Когда ее волосы падали ей на глаза, она выглядела неопрятно и неряшливо. Муж же, напротив, казался беспечным и доступным. И все равно, если бы она решилась подступиться к нему и рассказать, что сделала на самом деле…

Когда они поженились, Кейт думала, что он обладает какой-то неотъемлемо ему присущей добротой и мягкостью. Возможно, именно поэтому она согласилась выйти за него замуж. Брак — опасное для женщины предприятие; никогда нельзя сказать наверняка, каким окажется твой муж. Мужчина, за которого она выходила замуж, никогда, ни при каких условиях не потерпел бы того, что сотворил со своей женой Харкрофт.

Но этот мужчина? Она поначалу подумала, будто он положил на перекладину изгороди белый камушек. Когда же подошла поближе, оставленный им объект невинно сверкал на солнце. Ее муж мог производить впечатление беззаботного и беспечного человека, но он никогда не был жестоким. Мужчина, который кормил подозрительно настроенную лошадь — Кейт незаметно принюхалась — мятными леденцами, был совсем не тот человек, рядом с которым ей бы стоило опасаться за свою безопасность.

Так что он по-прежнему был добрым и сердечным. Однако если раньше он был излишне сладким, приторным, как меренга — взбитые белки со сливками, без твердого содержимого, то теперь…

Она пошла вслед за ним, ее пальцы отбивали тревожную мелодию по шершавой перекладине изгороди. Ярдов через десять Нед остановился с противоположной стороны ограждения. Всего лишь несколько тонких, деревянных реек. Не такая большая преграда.

Кейт сделала глубокий вдох.

— Я смотрю, вы опять балуете лошадь своим попечением?

Он забавно фыркнул:

— Кто-то же должен о ней позаботиться.

Кейт не решалась посмотреть на него. Если она это сделает, то уже не сможет отвести взгляд от его великолепных рук с рельефными бицепсами, не думать о влажной рубашке под его жилетом, прилипшей к мускулистому животу.

Она могла бы вообразить… О, проклятие! Она уже воображала. Кейт подставила лицо кстати налетевшему легкому ветерку в надежде, что он охладит ее пылающие щеки.

Она еле заметно вздохнула и поставила ногу на деревянную дощечку лесенки, ведущей через изгородь. Лесенка представляла собой несколько узких ступенек, укрепленных перпендикулярно длинным горизонтальным рейкам ограждения, так, чтобы человек, а не пасущаяся в загоне домашняя скотина мог проворно по ней взобраться. Но Кейт подумала, что с трудом карабкается по этим узким, непрочным дощечкам так, будто она и есть какой-нибудь бычок или корова. Туго затянутый корсет и полуботинки на маленьких каблучках с гагатовыми пуговичками были очень хороши для уютных салонов. Но они оказались совсем не созданы для лазания по шаткой фермерской лесенке.

Когда она забралась на вершину изгороди, взглянула вниз на своего мужа. Его глаза были обращены вовсе не на ее лицо, как то приличествовало бы джентльмену. Он словно застыл на месте, не в силах отвести взгляда от ее лодыжки, на мгновение показавшейся из-под платья. Нед моргнул и перевел взгляд вверх. Он подал ей руку, Кейт приняла ее.

Все было так, будто он никогда и не смотрел на ее ножки. Будто бы она не застала его за этим занятием. Когда Кейт добралась до последней ступеньки, он помог ей спуститься на землю. И когда она встала рядом с ним, Нед отвернулся. Кейт поступила так же. Взгляд ее остановился на лошади. Чемпион поднял голову и, пригнув уши, уставился на нее. Некоторые ее знакомые леди буквально выросли в седле. Однако Кейт как-то сбросила ее лошадь, и сломанная нога способствовала некоторому недоверию и опаске, испытываемым Кейт по отношению к животным. Ее отец как-то объяснил, что, когда конь так наклоняет уши, это означает на лошадином языке либо «Я очень голоден», либо «Помогите, волк!». Что бы это значило сейчас?

— Не смотрите на него. — Глубокий, спокойный голос Неда раздался прямо у нее над ухом.

— А почему бы и нет? — Она попыталась придать голосу веселые и озорные нотки, чтобы заглушить охватившее ее волнение и не обращать внимания на внезапно образовавшийся в желудке тяжелый ком.

— Потому что он нервничает.

Значит, все-таки «Помогите, волк!». Кейт отвернулась, однако ее глаза немедленно уставились на мужа, и комок в желудке зашевелился. Она моментально перевела взгляд на Чемпиона. Стоя от них в двадцати ярдах, лошадь угрожающе заржала. Кейт заметила, как блеснули на солнце ее желтоватые зубы.

— Он может подумать, что вы его дразните. — Казалось, голос Неда звучит весело. Однако если она отвернется от Чемпиона, то ей придется столкнуться глазами с мужем.

— А может быть, и так, — задорно возразила Кейт. — Я хочу быть единовластной госпожой этого пастбища. Я должна повелевать козочками по весне и управлять соломой зимой. — И я прикажу тебе грузить сено в рубашке с закатанными рукавами. Ежедневно.

— Вы можете повелевать какими угодно козочками и в любом количестве, если только… о, проклятье!

Стоя на другом конце поля, Чемпион взбрыкнул передними ногами. У Кейт была лишь секунда, чтобы осознать всю серьезность ситуации, прежде чем лошадь галопом бросилась в их сторону. Копыта тяжело ударялись о землю. Кейт не думала, что Чемпион на самом деле задавил бы ее, однако прежде, чем она успела развернуться и вскарабкаться по лестнице, Нед подхватил ее уже во второй раз за сегодняшний день и перебросил через изгородь. Она неуклюже приземлилась, вцепившись руками в деревянную перекладину, чтобы не упасть на землю.

Он легко перемахнул сразу после нее через изгородь и повернулся лицом к Кейт.

Возбуждение жеребца быстро спало, и Чемпион издал звук, который Кейт интерпретировала как победное ржание чрезвычайно довольного собой животного.

— Беру свои слова обратно, — проговорила Кейт, едва переводя дыхание. — Он — повелитель всех козочек.

Когда Нед перебросил ее через изгородь, она развернулась спиной к пастбищу. Ее муж приземлился рядом с ней, и поскольку Чемпион подошел еще ближе, Нед сделал еще один шаг в ее сторону и фактически прижал к изгороди всем телом. Однако он не выглядел сердитым, а лишь весело на нее посматривал.

— Полагаю, вы уверены, что я вела себя очень глупо, — мягко заметила Кейт.

Чемпион стоял прямо позади нее.

— Что? Потому что вы дразнили существо в два раза вас сильнее и раз в пять быстрее?

Кейт залилась румянцем.

— Совсем не глупо, — произнес наконец он, смотря ей в глаза.

— Да?

— Вам не могла угрожать никакая опасность. Я же был рядом. Я бы не допустил, чтобы с вами что-нибудь произошло.

Кейт замерла, не в силах вдохнуть. Он стоял так близко к ней, едва ли их разделяло больше шести дюймов[15]. Когда она делала вдох, это расстояние сокращалось еще больше. Его взгляд скользнул по ее корсажу, к высокой горловине ее прогулочного платья цвета слоновой кости. Ей показалось, что он видит ее насквозь через кружевной ворот, как будто надетое на ней платье было прозрачным.

Помогите, волк!

Он был невозможно близко. И для него она всегда оставалась женой. С раннего детства ее учили, что значит быть женой. Она обязана уделять внимание необременительной благотворительности и самозабвенно отдаваться сложностям вышивки гладью. Она должна была быть созданием, затянутым в корсет и обряженным в многочисленные юбки, которое следовало защищать от малейшей опасности и прощать многочисленные слабости. Леди не пачкают руки работой. Она прекрасно помнила все эти заветы родителей.

Кейт задумалась: а что сказал бы Нед, если бы она поведала ему о том, что организовала побег Луизы? Поверил бы он вообще, что она способна на это, или же просто бы решил, что она легкомысленная и фривольная особа — чересчур легкомысленная, как заметил недавно Харкрофт?

Она слышала позади себя громкое дыхание крупного, тяжелого животного. Кейт никогда не думала, что одна-единственная лошадь могла дышать так громко.

— Почему он не уходит? — Она попыталась произнести этот вопрос спокойным тоном, однако даже ей самой было очевидно сквозившее в нем отчаяние.

Нед не отводил от нее взгляда.

— Не знаю. Думаю, он чует у меня в кармане мятные леденцы.

Он сделал движение рукой и медленно-медленно полез в карман, потом столь же убийственно неспешно достал оттуда мешочек. Его рука была настолько близко, что он почти коснулся ее щеки.

Нед достал еще один леденец и бросил его далеко на траву.

Кейт не видела лошадь. Она лишь чувствовала ее тяжелое дыхание. Не было слышно и удаляющегося стука копыт, который бы сигнализировал о том, что Чемпион наконец удалился прочь. Ничего.

Она представляла себе, как жеребец воинственно вдыхает ноздрями воздух, раздумывая, стоит ли снова ринуться в атаку на своих врагов.

Нед подмигнул Кейт, и она вся затрепетала.

— Я не смею пошевелиться, — призналась она.

— В самом деле? — Он одарил ее дерзкой и очень мужской улыбкой. — Мне приходит на ум с десяток способов, как бы я мог этим воспользоваться для собственной выгоды.

Кейт поперхнулась. Если совсем недавно ей казалось, что она не может пошевелиться, то сейчас она буквально вросла в землю. Ее полусапожки были словно сделаны из железа. Ее руки бессильно опустились. Она гнала прочь непристойные мысли, одолевавшие ее. Он мог поцеловать ее, мог протянуть руку и коснуться ее, мог расстегнуть эти перламутровые пуговицы ворота и спустить лиф ее платья.

Нед взглянул ей в глаза. Кейт ощутила, как ее наполнило древнее, безрассудное желание. Легкий ветерок коснулся их тел, и ей показалось, будто это были ласковые и нежные руки ее мужа. Он слегка прищурил глаза и наклонился к ней.

Может, именно за этим она сюда и пришла, опасно это было или нет, планировала она это или нет. Ей надо было удостовериться, что где-то глубоко внутри, на чувственном, неподвластным разуму уровне, Эдвард Кархарт по-прежнему воспринимает ее как свою жену. Убедиться, что он будет относиться к ней так же бережно, по-джентльменски, как и раньше.

Чемпион наконец сдвинулся с места. Кейт ощутила, как ее шеи коснулся легкий ветерок, едва заметное свидетельство его движения, промелькнувший и растаявший в воздухе. Раздался стук копыт.

— Ну вот, — сказал Нед.

Он не отводил от нее взгляда. Губы ее дрогнули, кожа словно натянулась. Он собирался поцеловать ее. И как ни глупо это могло показаться, после трех лет его отсутствия она все еще желала, чтобы он попытался это сделать. Кейт хотела верить, что он сможет возродить их эфемерный брак. Она жаждала коснуться руками грубой, влажной ткани его рубашки, ощутить под ней его кожу. Кейт мечтала отведать его беспечности и легкомыслия, которые бы убедили ее, что муж видит в ней нечто большее, чем изнеженную дочь герцога. Она хотела верить, что он испытывает к ней что-то, пусть даже это будет столь мимолетное и ускользающее желание. Она закусила губу, ожидая его встречного движения.

Однако вместо этого Нед отступил.

— Вот и все, — повторил он снова. — Теперь вы вольны идти куда угодно.

Идти. Она вольна идти? Кейт недоверчиво уставилась на его профиль. И это после того, как Нед практически пригвоздил ее к перекладине изгороди и отпускал шутки по поводу десятка способов воспользоваться ею — после всего этого ее невозможный муж думает, что она может идти, прежде чем он испытает хотя бы один из них?

Кейт до боли закусила губы. Она даже почувствовала соленый привкус крови на языке. Да, она наконец-то могла дышать свободно, но при этом просто кипела от ярости.

— Я могу идти?

Он даже не взглянул на нее. Его сжатые в кулаки руки были тесно прижаты к туловищу.