Екатерина Кариди - Испытание

— Радуйся, радуйся, он наконец позвал тебя! Наконец! Иди скорей, иди к нему… Счастливая… Иди! Я так рада за тебя…

Саша смотрела на нее, не решаясь понять и поверить. Девочка ведь радуется на полном серьезе… Маленькая добрая душенька… Господи… Неужели это все происходит на самом деле?

Происходит. Номер 32 поцеловала ее и со словами:

— Собирайся скорее, не заставляй хозяина ждать! — быстренько убежала.

Не пойду. Просто не пойду. Что, на аркане потащат?

Саша заметалась по комнате. Потом остановилась, глядя в стену перед собой. Вспомнилось ее волшебное перемещение из больничной палаты в те, старые апартаменты, переезд сюда. Да, на аркане не тащили, но никто и не спрашивал, хочет она или не хочет.

Рабыня.

Рабыня! Черт побери! Ходи, куда прикажут, делай, что прикажут. Не пойдешь — отведут. Можно упасть на пол и стучать ногами, еще и орать при этом, как припадочная. Думается, что силком не потащат, но смысл? Смысл? Отсрочить неприятный момент на какое-то время. Смысл? Рано или поздно это все равно случится.

— Как там, в Маугли… Мы принимаем бой. Мы принимаем бой…

И тут она почувствовала, что действительно готова принять бой. Хочет видеть в ней рабыню? С номерочком на шее и покорностью во взгляде? Хорошо, потому что рабыню он и получит. Рабыне все равно, она просто тело. Послушное тело. Но душу не троньте! На душу его гадская власть не распространяется!

За нее-то, за душу, Саша и собиралась биться. Не за тело.

Потому что она не отобьет тело. Он слишком на нее действовал, слишком. Противно признать, но она уже была влажная. Противно. Но ничего. Мы принимаем бой.

Тело пусть себе живет своей жизнью, все равно оно ненадежный союзник. Надо сберечь свое «Я», вот в чем главная задача. Она вдруг усмехнулась:

— Ты тут мечешься, из кожи вон лезешь… Мы принимаем бой, — передразнила сама себя Саша, — А ему твоя душа до лампочки. Он просто разнообразит свой постельный рацион. Одну игрушку попробует, другую. Сравнит. Ту, что больше понравится оставит, негодную выкинет. Он же хозяин, блин! Смешно мне с вас, мамзель Савенкова. Идите уже на ваш хальвет, черт бы его побрал…

Умылась наскоро, наелась на всякий случай азиаткиного лосьона, мельком глянула в зеркало и пошла. Стальная глянула на часы, когда Саша вышла из комнаты и, ничего не говоря, повела ее к выходу. Знакомый шлюз между двумя толстенными стальными дверями, коридор, еще коридор и еще.

— Номер 44, вы слишком мрачно и сосредоточенно выглядите, как будто вас на казнь ведут, — позволила себе пошутить дама.

Дама шла чуть впереди, и словно видела затылком. Саша хмуро глянула на нее, не стала убеждать, что так оно и есть, как кажется. Просто спросила:

— А скажите, стальная леди, вы не боитесь оставаться один на один с нами, подставлять спину? Ведь кто-то может оказаться достаточно сильной или тренированной?

Стальная обернулась:

— Стальная леди? Мне нравится, — она улыбнулась по-настоящему, — Посмотрите в окно, номер 44.

Из окна коридора был виден кусок территории замка, похоже, сад, потому что был заросший деревьями. На толстой ветке метрах в двух от земли возлежал леопард, лениво свесив хвост. Глаза полузакрыты, но спокойствие огромной кошки было обманчивым. Красивый.

— Красивый зверь, — сказала Саша.

— Да, красивый. В открытом бою я могу сломать этому зверю лапу, или челюсть. Возможно, он тоже меня немного помнет, но я успею задушить его раньше, чем он сумеет меня убить.

Саша сглотнула.

— Я ответила на вопрос?

— Ответили.

— Вот и чудесно.

— Так мне можно обращаться к вам «стальная леди»?

Та остановилась снова, оглядела Сашу сверху донизу и только потом ответила:

— Вам, номер 44, можно. Другим не советую.

Намек был ясен.

Это что же получается, она чем-то заслужила особое отношение?

— Да, — словно отвечая на ее мысли, сказала охранница, — Вы действительно заслужили мое особое расположение. Я буду охранять вас с особой тщательностью.

Саша сперва не поняла, а после разразилась смехом. Даже как-то напряжение ушло. Но тут стальная леди остановилась перед высокой кованой дверью.

— Настоящее произведение искусства, — отметила про себя Саша.

— Ну, вот мы и пришли. Входите, номер 44. Хозяина найдете внутри.

И открыла ей дверь.

Остатки веселья как рукой сняло, все мгновенно вернулось на свои места. Холод, спасительный холод. Стены изо льда. Надо войти.

— Что-то вы не кричите «мы принимаем бой», а, мамзель Савенкова? Струсили? Струсили, черт бы вас побрал!

Сжала зубы и вошла. Быстрей войдешь — быстрей выйдешь. Просто немного потерпеть. Это у нее получится. Надо меньше отвлекаться и больше запоминать все вокруг. Кто знает, может и удастся что-то узнать, или высмотреть.

Господи, как тяжело шаги даются… Господи…

Арсений прилетел еще днем. Она не могла слышать, была в тот момент в бане. Сошедший с вертолета мужчина был сосредоточен, суров, сумрачен с виду и немногословен. Сразу ушел к себе, дав короткое распоряжение, привести номер 44 к восьми часам вечера. И заперся в кабинете. Один, не принял никого, даже управляющего.

Почему-то раздражало все. Он как бы заново, свежим глазом прошелся по своему дому, начиная с самих дверей. Привычное глазу и комфортное жилище теперь казалось каким-то неправильным. Все не так… Слишком… нет, не слишком, но все равно нехорошо… Глаз выхватывал малейшие недостатки, они вдруг начинали переть на передний план, начисто убивая все то, что он считал красивым и удобным. Бог мой… а спальня…

Ему вдруг сделалось неприятно при мысли, что она увидит его спальню. Он что, стеснялся своего любовного гнездышка? Смешно!

А ведь стеснялся.

А вот это как раз и следует нещадно подавить. Нещадно. Это ЕГО дом. Он не станет здесь ничего менять. Чего ради?!

— Ты хозяин, она номер 44. У нее нет имени, нет своей воли. Она здесь для того, чтобы ты получил удовольствие. А ты переживаешь, как она посмотрит на то, или на это? Какого черта?!

Мужчина сидел за столом, уставившись в одну точку. Разговор с самим собой был выматывающим, но неизбежным. Почему неизбежным? Об этом надо бы спросить не Арсения, а Сеню. Но их от нервности так двоило, что он уже сам не смог бы разобраться, кого в нем сейчас больше.

— Действительно Арсений М…, какого черта вы думаете о том, как отнесется ваша рабыня к убранству вашей спальни? Женщина придет, обслужит вас и уйдет. Для этого она здесь и находится. Что в сегодняшнем разе такого необычного, что вы прямо из кожи вылазите?

Договориться до чего-то внятного так и не удалось. Хотя нет, удалось как-то уравнять свои «Я» в правах. Мучительные размышления измотали его психологически, Арсений налил себе коньяку, пригубил. Но больше пить не стал, он должен чувствовать все, до мельчайших оттенков. Все. Ведь это его первый раз.

Почему он так сейчас подумал? Первый раз? Первый раз??

Мужчина зло хохотнул. Первый раз был лет пятнадцать назад. Когда отец подослал к нему опытную шлюху, чтобы та «посвятила» мальчика в мужчины. После того случая он долго не мог прийти в себя от отвращения к жизни вообще и к себе в частности. У него невольно сжались челюсти от застарелой злости. Но и это прошло. А после в его жизни было множество женщин. Так какого черта это вдруг первый раз?!

Вообще-то не стоило яриться, он знал ответ.

Оставалось немногим больше часа два до того момента, как ее приведут. Как же дотерпеть, заняться надо чем-нибудь. Да хоть делами.

Но мозги совершенно отказывались работать, все время сбиваясь на мысли о предстоящем свидании. Он ждал его, как пустыня ждет дождя, но только предвкушение наслаждения омрачала проклятая неуверенность. Как она будет реагировать. Как…?

К тому моменту, когда за ней должны были пойти, Арсений дошел до нервного пика, от напряженного ожидания у него мелко подрагивало все внутри, а в голове не осталось никаких мыслей. Он ждал ее в спальне. На этом Хозяин настоял. Нельзя менять правила. Ни для кого. И теперь все ходил из угла в угол, как тигр в клетке. Наконец послышался звук открываемой двери и голос Марии, начальницы внутренней охраны, приглашавший девушку войти во внутренний холл. Пришла… Горло стиснул ком, дышать стало вдруг трудно.

Пусть, пусть войдет… пусть… Глоток воздуха…

Арсений встал в центре комнаты, спиной к двери. Прошло несколько секунд, и со стороны холла донесся едва слышный звук шагов, дверь легко открылась. И тихий звук был подобен выстрелу. Сердце мужчины заколотилось как бешеное, а потом замерло в груди. Он медленно, словно нехотя повернулся. На пороге стояла ОНА… У мужчины немного рябило в глазах, в первый момент он даже не смог сфокусировать зрение. Потом, чудом подавив волнение, заставил себя взглянуть девушке в лицо.

* * *

Саша вошла в холл, и высокая кованая дверь закрылась за ней, словно захлопнулась дверца клетки. От неприятия происходящего горло сдавило словно петлей. Ей не положено говорить? Но сейчас она не и смогла бы говорить, ни за что. Ломать себя тяжело, ох, как тяжело. Протест рвался изнутри, но Саша подавила его усилием воли. Несколько секунд просто постоять здесь, надо набраться сил.

— Как там, у римлян в Колизеях? «Идущие на смерть приветствуют тебя»? Хорошо сказано. На смерть люди шли, а вас, девушка, всего лишь поимеют. Это можно перетерпеть.

Подавленное чувство собственного достоинства душило. Причем в полном смысле этого слова. Саша пошла дальше. Где-то здесь затаился тот, кто посадил ее в эту клетку. Тот, кого теперь надо величать хозяином. Опускаться на колени, просить разрешения обратиться к нему, а он может быть, позволит.

— А ты никто, просто номер 44, постельная игрушка. Рот на замке, всегда готова к любым услугам. Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу. Нет. Много чести и слишком много чувств. Презираю. Этого достаточно.

Из холла Саша прошла через большую гостиную. Открыла следующую дверь. Взгляд сразу же натолкнулся на спину этого… кого она должна называть «хозяин». Девушка мгновенно отвела глаза, обдало внезапным ознобом изнутри. Будто по нервам прошлись чем-то обжигающе холодным. Неприятно. Ничего. Придется потерпеть.

— Раньше начнется, раньше закончится, — твердила она себе, — И ты сможешь уйти к себе и помыться.

Странное дело, мысль о горячей ванне, как о конечной цели сегодняшней ночи, помогла взять себя в руки и выстоять. На это все ушли драгоценные секунды, Но теперь она действительно была готова глядеть в глаза свое участи. Той, что принято считать не хуже смерти.

Все, время иссякло, мужчина стал поворачиваться. Саша опустила голову.

Какое-то время оба стояли не двигаясь. Она думала:

— Не пойду к нему, не стану на него смотреть.

А потом поняла. Она здесь? Тело здесь. А она здесь?

Нет. И спокойно подняла на мужчину глаза.

— А… Надо же, наш старый знакомый, обманщик Сеня, — мелькнула мысль, что того бездушного хозяина было бы не так противно видеть, как этого… нет ему имени.

Впрочем, ей было все равно. Что бы ни произошло сейчас, все рано или поздно закончится, а ее ждет горячая ванна.

* * *

Он вдруг понял, что утратил способность говорить. Ему сначала надо было увидеть ее глаза, увидеть, во что бы то ни стало. Это было очень важно, от этого зависело слишком много. Но девушка с номером 44 так и стояла, опустив голову и глядя в пол, как образцовая рабыня. И очевидно, смотреть на него не собиралась. Не хотелось начинать первому, но видимо придется. Он только собрался приказать ей смотреть на него, как девушка сделала это сама.

Мужчина очень ждал этого момента и, что бы там себе не пытался твердить про то, что ему безразлично, очень боялся. Боялся того, что может увидеть в ее глазах. Номер 44 медленно подняла голову и… Да. Да. Будь оно все проклято. Будь оно все проклято. Пустые глаза, ничего не выражающий взгляд. Мертвый.

Сбылись самые худшие предположения.

Но ничего, и не таких обламывал. Арсений знал, что ее тело покорится ему так скоро, что хозяйка и обидеться толком не успеет. Да и с каких пор он заботится о чувствах какой-то рабыни?! Тем более той, что пытается сейчас демонстрировать ему свое равнодушие? Равнодушие?! Да ладно! Она сейчас просто потечет, как маленькая развратная сучка, а потом будет стонать и извиваться в его руках, а потом начнет умолять. Да! Черт бы ее побрал! Умолять! Равнодушие она будет ему демонстрировать!

Задело, ох, как задело его ее равнодушие, но кто же признается, что от этого больно невероятно и выть хочется? Нет, никто не признается, во всяком случае, не он.