Лаура Гурк - Истинное сокровище

– Боже правый! – воскликнул Джеймс. – Какое прелестное создание!

Не приходилось сомневаться и в том, что это мнение разделяли многие мужчины. Джек быстро оглядел зал и понял, что прибытие красавицы не осталось незамеченным. Но Ван Хозен явно был ее старым знакомым, поскольку все еще держал ее за руки.

Джек повернулся к друзьям.

– Черт возьми, кто она такая?

Приятели графа пожали плечами.

– Кажется, это ты жил здесь целый год, а не мы. – Джеймс усмехнулся и добавил: – Неужели до сих пор не познакомился?

Джек покосился на друга и с раздражением проговорил:

– Видишь ли, Понго, если бы я знал, кто она, то не стал бы спрашивать.

– Ты стал ужасно нервным, – сказал Джеймс и снова уставился на незнакомку. – Заметил, какие у нее глаза?

– Слепой бы заметил, – подал голос Денис, тоже уставившийся на девушку.

– Вы оба слишком увлеклись! – выпалил Джек. – И оба забыли, зачем мы здесь. Мы не знаем эту женщину, но ее точно знает Ван Хозен.

Джек снова устремил взгляд на незнакомку и на сей раз разглядел не только ее потрясающие глаза и соблазнительные формы. Он также отметил, что она улыбалась Ван Хозену с явной приязнью, а ее попытки высвободить руки были не слишком энергичны. Кроме того, на ней было очень дорогое бальное платье, на шее красовалось ожерелье из великолепных розовых бриллиантов, а прическу ее украшали веточки гелиотропа. В общем, девушка была с деньгами, а деньги – именно то, в чем отчаянно нуждался Ван Хозен в данный момент.

«Отчаявшийся человек, – напомнил себе Джек, – способен на отчаянные поступки».

И теперь он вдруг все понял. Ван Хозен был намерен выбраться из ловушки, в которую угодил, и он, Джек, точно знал, как именно тот собирался это сделать.

Джек выругался сквозь зубы, и друзья взглянули на него с удивлением.

– Ты все-таки узнал ее? – спросил Денис. – Знаешь, кто она?

– Нет, – ответил Джек, не отводя глаз от девушки. – Но я собираюсь как можно скорее это выяснить.

Линнет Холланд провела вдали от дома целый год, поэтому была уверена, что за время ее отсутствия очень многое изменилось. Однако она не ожидала, что изменится Фредерик Ван Хозен.

Внешне это был тот же самый Фредерик – светлые волосы, карие глаза, красивое лицо, – но его манеры круто изменились, и Линнет даже казалось, что она разговаривает с незнакомым человеком.

– Линнет, дражайшая Линнет… – повторил он уже, наверное, в пятый раз. – Ты не представляешь, как я рад тебя видеть.

– Я тоже рада, – пробормотала девушка.

Конечно, приятно, когда тебя так тепло встречают, но все же Линнет испытывала некоторую неловкость. Она не привыкла к столь явной несдержанности со стороны Фредерика. Да, они бывали на одних и тех же пикниках, встречах и балах, но ведь он – на десять лет старше. Еще совсем девочкой Линнет была увлечена этим взрослым и красивым мужчиной, но Фредерик никогда не поощрял ее девичью влюбленность. Снисходительная любезность – единственное, что она от него видела, и потому Линнет давно перестала думать о нем как о романтическом герое своих грез. Она даже представить не могла, что по возвращении из Европы увидит его откровенно голодный взгляд и почувствует настойчивые прикосновения его рук.

– Миссис Дьюи заверила меня, что ты непременно будешь сегодня на ее балу, – продолжал он; Линнет же тщетно пыталась привыкнуть к этому новому Фредерику. – Но поскольку ты совсем недавно вернулась домой… В общем, я не был уверен, что увижу тебя здесь. – Он снова стиснул ее руки. – Как же я рад, что ты все-таки пришла!

– Судно из Ливерпуля вошло в порт только вчера вечером, и мы приехали из Нью-Йорка утренним поездом. Я едва успела перевести дух. – Осмотревшись, Линнет заметила и других старых знакомых, ожидавших возможности поздороваться с ней. Она попыталась высвободить руки, но не преуспела. – Фредерик, ты должен меня отпустить. – Девушка засмеялась. – На нас обращают внимание.

– Ну и пусть. Мне все равно.

Заметив, как изумилась Линнет, Ван Хозен рассмеялся и все же отпустил ее.

– Пусть будет по-твоему, дорогая. Но я так рад тебя видеть!.. Именно поэтому мне все равно, что обо мне подумают.

Линнет нахмурилась.

– Фредерик, ты сегодня пил?

Банкир снова рассмеялся.

– Нет, конечно! Хотя… Увидев тебя, я почувствовал головокружение. – Он внезапно умолк, потом спросил: – Ты слышишь?..

– Что я должна слышать? Музыку?

– Конечно, музыку, глупышка! – Он снова схватил ее за руку. – Это же вальс! Потанцуй со мной.

Ван Хозен увлек девушку к центру зала, но почти сразу же остановился и пробормотал:

– Но ты, наверное, уже обещала этот вальс кому-то другому? Может, кому-то из тех мужчин, которые сейчас так отчаянно мне завидуют? Должно быть, у такой прелестной женщины, как ты, танцевальная карточка заполняется заранее.

– Вовсе нет! – засмеялась Линнет. Она подняла руку и показала привязанную лентой к запястью пустую карточку. – Видишь? Ни одного имени! Надеюсь, из-за того, что мы только что приехали. Дюжины моих поклонников просто не успели выстроиться в очередь. – И она снова засмеялась.

Ван Хозен кивнул и очень тихо, с серьезнейшим видом проговорил:

– Какое счастье… Наконец-то я стал первым в очереди. – Он указал в сторону танцующих. – Мы будем танцевать?

Линнет кивнула, и они закружились в вальсе.

– Как тебе понравилась Европа? – спросил банкир.

– Сначала все было чудесно. Итальянские озера летом великолепны. Зимой тоже было хорошо, тем более что бо́льшую ее часть мы провели в Египте. Пирамиды – потрясающее зрелище! Но год – это так долго… И когда мы приехали в Лондон, чтобы принять участие в сезоне, я уже очень тосковала по дому.

– Тебе в самом деле хотелось вернуться?

– О да! Мне не хватало пикников в Центральном парке, вечеринок здесь, в Ньюпорте, и, конечно же, моих друзей. Ужасно хотелось спать в собственной постели и иметь собственную ванну с горячей водой. И еще мне очень не хватало наших булочек. Я имею в виду маффины.

– Булочек? – Ван Хозен засмеялся. – Ты не перестаешь меня удивлять.

Девушка тоже рассмеялась.

– В Англии, конечно, тоже есть булочки, которые они называют маффинами, но они совсем не похожи на наши. Мне очень хотелось маффинов с черникой. Когда я описала наши черничные маффины метрдотелю в лондонском «Савойе», он предложил мне взамен пирожные к чаю. Они там не понимают, что такое настоящий черничный маффин.

– Некоторые из твоих друзей тоже ездили в Лондон на сезон. Ты с кем-нибудь из них встречалась?

– Да. – На прелестном личике Линнет промелькнула гримаска. – Если хочешь знать, я встречалась… со слишком многими.

Фредерик взглянул на собеседницу с удивлением.

– Ты же сама говорила, что тебе не хватало пикников и вечеринок с друзьями. Разве ты не была рада встретить в Лондоне своих подруг?

– Да, конечно. Но все они вели себя там совершенно не так, как дома. Они открыто лебезили перед английскими джентльменами, словно наши мужчины чем-то хуже. А ведь это совсем не так!

Ван Хозен сжал ее руку.

– А ты, оказывается, патриотка…

– Да, разумеется. И ничего смешного в этом не вижу. Хотя… Если хочешь, можешь смеяться.

– Я вовсе не смеюсь. Напротив, я с тобой полностью согласен. Как может быть иначе? Я самый настоящий американец и вовсе не считаю, что британцы чем-то лучше меня. Взять, к примеру, ту троицу, – видишь? Они сейчас беседуют с миссис Дьюи.

Ван Хозен кивнул в сторону двери, и Линнет, проследив за его взглядом, увидела троих мужчин, беседовавших с хозяйкой дома. Ей хватило одного лишь взгляда, чтобы убедиться в том, что ни одного из них она никогда не видела.

– Они британцы?

– О да… – Банкир поморщился, выражая высшую степень презрения. – Причем – титулованные. Впрочем, здесь это не имеет никакого значения.

Линнет вспомнила свой лондонский сезон и лорда Конрада, первого титулованного мужчину в ее жизни – мужчину, заставлявшего ее сердце биться чаще, а мысли – путаться. Конрад был такой галантный, такой очаровательный… и ужасно бедный.

Линнет сбилась с такта и лишь спустя несколько секунд взяла себя в руки.

– Они остановились здесь, в Ньюпорте? – спросила она.

– Да, именно здесь. Но почему миссис Дьюи пригласила их?.. Это выше моего понимания.

Линнет тихонько застонала.

– Только не рассказывай о них моей матери. Она уже давно вбила себе в голову, что я должна выйти замуж только за британского лорда. Другая кандидатура ей не подойдет.

Теперь с такта сбился Фредерик.

– Хм… очень жаль, – пробормотал он. – Мне казалось, родители должны в первую очередь думать о счастье своих детей. Почему она так непреклонна?

– Мать считает, что нас теснят дочери нуворишей, выходящие замуж за титулованных джентльменов. Поэтому она и решила переиграть их, сделав меня графиней или герцогиней.

– Ты не должна этого допустить! – воскликнул Фредерик.

Линнет невольно улыбнулась. Его горячность не могла не удивлять, но одновременно и радовала. Сморщив носик, она воскликнула:

– Вот и хорошо.

Фредерик заглянул ей в глаза.

– Я не хочу, чтобы кто-нибудь из них причинил тебе боль.

Линнет почувствовала, как ее захлестнуло теплое чувство к этому мужчине. И оно было почти таким же сильным, как ее девичья влюбленность.

– Я не поддалась чарам Конрада. Ему нужны были только мои деньги, и мне это отлично известно. Признаюсь честно, он внушил мне отвращение к трансатлантическому браку. И даже если бы не он… Я все равно пришла бы к тому же мнению.

– Неужели твой лондонский сезон был настолько плох? – с искренним, казалось, сочувствием спросил Фредерик.

Линнет энергично закивала.

– Да-да, конечно! Представляешь, обнищавшие пэры обивали порог нашего дома и как будто соревновались в том, кто выразит восхищение мною наиболее красноречиво. Но какими бы были их чувства, не будь у меня большого приданого?

– Британские аристократы уверены, что все желаемое должны получать на серебряной тарелке, в том числе и доход.

В его голосе отчетливо звучала неприязнь, и Линнет невольно задалась вопросом: а чем же она вызвана?..

– Не припомню, чтобы у тебя возникали столь серьезные возражения против британцев, которые являлись сюда в поисках богатой наследницы.

– Да, но теперь… – Банкир отвел глаза, явно почувствовав себя не в своей тарелке. – Ты слишком хороша, чтобы достаться человеку, которому нужны только твои деньги, поэтому… – Он склонился к уху девушки и громким шепотом проговорил: – Я надеюсь, что ты не отправишься в Англию, чтобы выйти замуж за титул, как это сделали многие твои подруги.

– Никогда не собиралась этого делать. А теперь, когда мы наконец вернулись домой, я надеюсь, и мама откажется от этой идеи. Не хочу жить в другой стране. Мне нравится здесь, дома. К тому же я никогда не смогла бы уважать мужчину, который не может самостоятельно обеспечить себя и свою семью.

– Да, разумеется. – Ван Хозен выдержал паузу, потом проговорил: – Вот мне, например, пришлось самому зарабатывать себе на жизнь.

– И у тебя все замечательно получилось! – Линнет ослепительно улыбнулась. – Твой отец очень высокого мнения о твоих способностях.

– Разве? – в задумчивости пробормотал банкир. – Никогда не был в этом уверен. С моим отцом трудно найти общий язык.

– Он тебя обожает. Это же очевидно!

– Правда? Что ж, я знаю, отец считает нужным проявлять ко мне строгость, потому что я его единственный сын, который должен работать. Скажу честно, в отличие от британцев, я вовсе не считаю работу постыдным делом и не думаю, что жениться только из-за денег достойно джентльмена.

Линнет пожала плечами.

– Ну, наши американские девушки, кажется, не против отдать свои деньги. Ты бы видел, как они ведут себя в Лондоне! Набрасываются на каждого встречного британского пэра! Они едва ли не умоляют этих мужчин жениться на них и взять их приданое. А уж наши американские мамаши… – Линнет тяжело вздохнула. – Боюсь, моя мать была из числа худших. Она всем, кто соглашался ее слушать, рассказывала, какое у меня большое приданое и хорошее здоровье. Это был настоящий кошмар.

– Главное – не позволяй ей обратить внимание вон на ту троицу. – Фредерик покосился на троих британцев, все еще беседовавших с хозяйкой дома. – Один из них обязательно постарается украсть тебя у меня еще до конца сегодняшнего бала. Но я этого не допущу, – решительно добавил банкир.

Линнет уставилась на него с удивлением, не зная, что ответить. Ведь Фредерик никогда не был столь откровенен и прямолинеен… Как-то раз, когда он был гораздо моложе, у него случился неприятный инцидент с дочерью одного нувориша, которая, как утверждали, попыталась заставить его жениться на себе. И с тех пор он отличался безукоризненным поведением в отношении всех женщин. Ничего лишнего себе не позволял.