– Что-нибудь необычное происходит в карточной комнате? – спросила Элизабет лорда Хауэрда, когда он принес ей пунш и направился с ней к ее подругам.

Он кивнул, сардонически улыбаясь.

– Торнтон сильно проигрывает и проигрывал большую часть вечера – очень непохоже на него.

Пенелопа и остальные слушали его слова с выражением жадного любопытства.

– Лорд Тилбери сказал нам, что, по его мнению, все, чем владеет мистер Торнтон, лежит сейчас на столе в виде или фишек или долговых расписок, – сказала Пенелопа.

У Элизабет упало сердце.

– Он поставил все? – спросила она у своего самозваного покровителя. – На карту? Почему он сделал это?

– Ради острых ощущений, я полагаю. С игроками это часто случается.

Элизабет не могла представить себе, почему ее отец, брат или другие мужчины получали, казалось, удовольствие от того, что рисковали большими суммами денег ради такого бессмысленного дела, как азартная игра. Но ей не удалось сказать что-либо, потому что Пенелопа, указывая на Джорджину, Валери и даже Элизабет с очаровательной улыбкой проговорила:

– Нам бы всем очень хотелось пойти и посмотреть, лорд Хауэрд, и мы просим вас пойти с нами. Это так интересно, и половина гостей уже там.

Лорд Хауэрд не остался равнодушен к трем хорошеньким личикам, смотревшим на него с такой надеждой, но все же он заколебался, взглянув на Элизабет, так как его роль опекуна не совпадала с его личным желанием увидеть своими глазами, что там происходит.

– В этом нет ничего неприличного, – убеждала Валери, – потому что там есть другие дамы.

– Ну, хорошо, – согласился лорд Хауэрд, беспомощно улыбаясь.

Взяв под руку Элизабет, он повел стайку девушек через открытую дверь в мужское святилище – карточную комнату.

Подавив в себе желание крикнуть, что она не хочет смотреть, как будет разорен Ян Торнтон, Элизабет сделала усилие, чтобы сохранить невозмутимое выражение лица, когда оглядывала группы людей, столпившихся вокруг самого большого дубового стола, закрывая собой игроков, сидевших вокруг него. От темных панелей на стенах и ковра цвета бургундского на полу комната казалась по сравнению с бальным залом плохо освещенной. Пара бильярдных столов с прекрасной резьбой и большими люстрами над ними занимала переднюю часть большой комнаты, а восемь других столов были расставлены вокруг них. Хотя сейчас за этими столами никто не сидел, на них оставались карты, заботливо перевернутые лицом вниз, и стопки фишек лежали в центре каждого стола.

Элизабет поняла, что игравшие за этими столами оставили карточную игру и сейчас составляли часть зрителей, обступивших большой стол, откуда исходило возбуждение. Как раз когда она подумала об этом, один из зрителей у большого стола объявил, что пора возвращаться к своей игре и четверо мужчин отошли. Лорд Хауэрд осторожно провел дам к месту, которое только что освободилось, и Элизабет оказалась там, где ей меньше всего хотелось быть, – стоящей, почти касаясь локтя Торнтона, и откуда беспрепятственно могла смотреть на то, что, как предполагалось, было сценой его финансового убийства.

Еще четверо мужчин сидели с ним за круглым столом, включая лорда Эверли, юное лицо которого сияло торжеством. Кроме того, что он был здесь самым молодым, он был единственным, чье выражение лица и поведение ясно выдавали его чувства. В полную противоположность лорду Эверли Ян Торнтон безразлично откинулся в своем кресле, выражение его лица было спокойным, длинные ноги вытянуты под столом, темно-красный камзол спереди расстегнут. Остальные трое мужчин с непроницаемыми лицами казались погруженными в карты.

Герцог Хэммонд, сидевший напротив того места, где стояла Элизабет, нарушил молчание:

– Я думаю, ты блефуешь, Торн, – сказал он чуть улыбаясь, – Более того, весь вечер тебе не везло. Я повышаю ставку на пятьсот фунтов, – добавил герцог, выставляя вперед пять фишек.

Две вещи сразу же поразили Элизабет: очевидно, прозвищем Яна было Торн, и его милость герцог Хэммонд, первый герцог королевства, обращался к нему, как будто они были на дружеской ноге. Другие мужчины, однако, продолжали холодно смотреть на Яна, по очереди выбирая по пять фишек из своих стопок и толкая их в кучку, которая уже образовалась в середине стола.

Когда наступила очередь Яна, Элизабет с ужасом заметила, что у него совсем не было запаса фишек, оставалось всего лишь пять одиноко лежащих белых кружочков. У нее упало сердце, когда она увидела, как он собрал все пять и бросил их в кучку посередине. Бессознательно она затаила дыхание, удивляясь немного сердито, почему разумный человек готов поставить на карту все, что имеет, ради такой глупости, как азартная игра.

Последняя ставка была сделана, и герцог Хэммонд открыл свои карты – пару тузов. У других двоих явно было меньше, потому что они вышли из игры.

– Ваша карта бита, – с торжествующей улыбкой сказал герцогу лорд Эверли, открывая трех королей. Наклонившись вперед, он потянул горку фишек к себе, но лениво растянутые слова Яна остановили его.

– Я думаю, что это мое, – сказал Торнтон и перевернул свои карты – три десятки и пару четверок.

Бессознательно Элизабет с облегчением шумно вздохнула, и Ян бросил на нее быстрый взгляд, впервые заметив не только ее присутствие, но и встревоженные зеленые глаза, вымученную улыбку. Легкая беспечная усмешка пробежала по его губам, прежде чем он обратился к другим мужчинам:

– Вероятно, присутствие таких милых дам, наконец, принесло мне удачу.

Он сказал «дам», но Элизабет чувствовала… она знала… слова предназначались ей.

К сожалению, его предсказание, что удача вернулась к нему, оказалось неверным. Следующие полчаса Элизабет застыла в неподвижности, наблюдая с замиранием сердца и невыносимым волнением, как он потерял большую часть денег, которые выиграл, пока она была здесь. И все это время Торнтон продолжал сидеть в ленивой позе в своем кресле, и его лицо ни разу не выдало его чувств. Однако Элизабет больше не могла вынести зрелища проигрыша и ждала конца последней партии, чтобы уйти, не побеспокоив игроков. Как только игра закончилась, герцог Хэммонд объявил:

– Я думаю, что-нибудь освежающее подкрепит нас – Он кивнул ближайшему слуге, который тотчас же подошел, чтобы собрать пустые стаканы, стоящие около джентльменов, и заменить их наполненными. Элизабет быстро повернулась к лорду Хауэрду.

– Извините меня, – с усилием тихо сказала она, подбирая платье, чтобы уйти.

Ян даже не взглянул на нее после своей шутки о перемене удачи, и Элизабет считала, что он забыл о ней, но после ее слов поднял голову и посмотрел прямо ей в лицо.

– Боитесь остаться до горького конца, – презрительно спросил Торнтон, и трое мужчин за столом, которые уже выиграли почти все его деньги, громко, но не по-доброму рассмеялись.

Элизабет колебалась, думая, что, должно быть, сходит с ума, так как действительно чувствовала, что он хочет, чтобы она осталась. Неуверенная, не были ли его чувства плодом ее воображения, она храбро улыбнулась ему.

– Я только хотела пойти за вином, сэр, – уклонилась Элизабет от ответа. – Я глубоко верю, что, – девушка поискала подходящее слово, – ветер переменится, – заявила она, вспомнив игорный жаргон, иногда употребляемый Робертом. Слуга услышал ее и подбежал к ней со стаканом вина, и Элизабет осталась стоять рядом с Яном Торнтоном.

В эту минуту в комнату вплыла хозяйка дома и обратила свой неодобрительный взор на всех, сидящих за карточным столом. Затем повернулась к Яну, ослепительно улыбаясь ему вопреки суровости ее слов:

– Ну, правда, Торн, это продолжается слишком долго. Заканчивайте игру и приходите к нам в бальный зал.

Как бы с усилием она оторвала от него взгляд и посмотрела на других мужчин за столом.

– Джентльмены, – со смехом предупредила хозяйка, – я прекращу подавать вам сигары и бренди через двадцать минут.

Несколько зрителей вышли вслед за ней, либо чувствуя вину за то, что пренебрегли своей ролью любезных гостей, либо им надоело смотреть, как Ян проигрывает все.

– С меня довольно карт на один вечер, – заявил герцог Хэммонд.

– С меня тоже, – подтвердил другой игрок.

– Еще одну игру, – настаивал лорд Эверли. – У Торнтона еще остались мои деньги, и я хочу отыграть их обратно в следующей партии.

Мужчины за столом обменялись взглядами, соглашаясь; тогда герцог кивнул в знак согласия.

– Хорошо, Эверли, еще одна игра, и мы возвращаемся в бальный зал.

– Ставки не ограничены, ведь это последняя игра? – жадно спросил лорд Эверли.

Все кивнули, как будто согласие было в порядке вещей, и Ян роздал карты первой партии каждому игроку.

Первоначальная ставка была 1000 фунтов. В течение следующих пяти минут сумма фишек в кучке на середине стола взлетела до 25 000 фунтов. Один за другим остававшиеся игроки выходили из игры, пока не остались только лорд Эверли и Ян, и только одна карта была не разыграна после объявления ставок. В комнате наступила напряженная тишина, и Элизабет стала нервно сжимать и разжимать руки, после того как лорд Эверли взял четвертую карту.

Он взглянул на нее, затем на Яна, и Элизабет увидела торжество, сиявшее в глазах молодого человека. Ее сердце очутилось где-то у желудка, когда лорд Эверли сказал:

– Эта карта будет стоить вам десять тысяч фунтов, если вы хотите продолжать игру достаточно долго, чтобы увидеть ее.

Элизабет охватило сильное желание задушить богатого лорда и не менее сильное желание ударить Яна Торнтона по ноге, которую она могла достать под столом носком своей туфельки, когда он принял вызов и поднял ставку на 5000 фунтов.

Элизабет не могла поверить, что Яну не хватает проницательности, так как даже она могла прочитать по лицу Эверли, что у него выигрышные карты! Будучи не в состоянии ни минуты долее этого выносить, она посмотрела на зрителей, собравшихся вокруг стола и ждавших, примет ли Эверли эту ставку, подобрала свои юбки, чтобы уйти. Легкое движение, казалось, отвлекло внимание Яна от противника, третий раз за этот вечер он взглянул на нее, и второй раз его взгляд удержал ее. Когда же Элизабет посмотрела на него в полном отчаянии, Торнтон чуть-чуть, почти незаметно, повернул карты так, чтобы она могла их видеть. У него было четыре десятки.

Чувство облегчения охватило Элизабет, за которым тотчас же последовал страх, что лицо выдаст ее чувства. Быстро повернувшись, девушка почти сбила бедного лорда Хауэрда с ног, стремясь поскорее отойти от стола.

– Мне нужно выйти на воздух на минутку, – сказала она ему, а он, захваченный желанием увидеть, поставит ли Эверли столько же, сколько Ян, кивнул и пропустил ее без возражений.

Элизабет понимала, что, показав ей свои карты, дабы успокоить ее, Ян рисковал – она могла бы сделать или сказать какую-нибудь глупость, которая выдала бы его, но молодая леди не могла понять, почему Торнтон сделал это ради нее. Стоя рядом с ним, Элизабет каким-то образом знала, что он ощущал ее присутствие, так как она чувствовала его, и что ему, пожалуй, нравилось, что она находилась рядом.

Сейчас, однако, когда ей удалось удачно уйти, Элизабет не могла решить, как она объяснит этот торопливый уход, и лихорадочно искала причину остаться в карточной комнате, поэтому перешла к картине, изображавшей сцену охоты, и рассматривала ее с притворным интересом.

– Ваша ставка, Эверли, – услышала она, как резко сказал Ян.

Ответ лорда Эверли заставил Элизабет вздрогнуть.

– Двадцать пять тысяч фунтов, – медленно сказал он.

– Не будь дураком, – сказал ему герцог, – это слишком много для одной партии даже для тебя.

Убедившись, что может контролировать выражение своего лица, Элизабет пробралась обратно к столу.

– Я могу это позволить себе, – проговорил Эверли ровным голосом. – Что беспокоит меня, Торнтон, так это, сможете ли вы оплатить ставку, когда проиграете.

Элизабет вздрогнула как от удара, как будто оскорбление было нанесено ей, но Ян всего лишь откинулся в кресле и смотрел на Эверли в долгом, леденящем молчании. После длинной напряженной паузы он сказал угрожающе тихим голосом:

– Я могу поднять ставку еще на десять тысяч фунтов.

– Вы не получите еще десяти тысяч фунтов под ваше проклятое имя, – прошипел Эверли. – Я не поставлю деньги на пустую бумажку, подписанную вами.

– Довольно, – резко сказал герцог Хэммонд. – Ты заходишь слишком далеко, Эверли. Я гарантирую его кредит. А сейчас или принимай ставку, или кончай игру.

С яростью Эверли посмотрел на Хэммонда и затем презрительно кивнул Яну.

– Еще десять тысяч, а теперь посмотрим, что у вас!

Не говоря ни слова, Ян повернул руки ладонями вверх, и карты красиво упали на стол, приняв правильную форму веера из четырех десяток. Эверли вскочил со стула.

– Жалкий мошенник! Я видел, как вы вытащили эту последнюю карту из-под колоды. Я знал это, но отказывался верить собственным глазам.

Громкие голоса раздались в комнате при этом смертельном оскорблении, но за исключением лишь мускула, дернувшегося на сжатых челюстях Яна, выражение его лица не изменилось.