Не в силах позволить ей уйти, не попытавшись хотя бы утешить. Ян взял ее за плечи и привлек к своей груди, прижимая сильнее, когда она пыталась вырваться.

– Не надо, пожалуйста, – прошептал он, касаясь губами ее волос. – Не уходите. Она не стоит ваших слез.

Шок от того, что снова оказалась в его объятиях, был таким же сильным, как и горе, и оба эти чувства совершенно парализовали Элизабет. Опустив голову, она молча стояла, слезы катились из глаз, а тело вздрагивало от подавляемых рыданий.

Ян еще крепче прижал девушку к себе, как будто ее близость могла помочь ему вобрать в себя ее боль, а когда через несколько минут Элизабет все еще не успокоилась, просто от отчаяния он начал поддразнивать девушку.

– Если б Валери знала, как вы хорошо стреляете, – прошептал он, преодолевая что-то, необычно сжимающее ему горло, – она бы никогда не посмела. – Его рука поднялась к мокрой щеке и привлекла девушку к груди. – Вы могли бы в любое время послать ей вызов. – Судорожная дрожь хрупких плеч Элизабет начала затихать, и Ян добавил притворно суховатым тоном: – Еще лучше, если б на вашем месте оказался Роберт. Стрелок он не такой хороший, как вы, но уж очень быстр… – Она усмехнулась сквозь слезы, и Ян продолжал: – С другой стороны, если у вас в руках пистолет, вы должны выбирать, а это не просто.

Когда он замолчал, Элизабет слегка вздохнула.

– Что выбирать? – наконец, прошептала она через некоторое время, обращаясь к его груди.

– Прежде всего, куда стрелять, – пошутил он, гладя ее по спине. – На Роберте были ботфорты, поэтому я целился в кисточку. Хотя, полагаю, вы могли бы сбить бантик с платья Валери.

Плечи Элизабет вздрогнули, и послышался приглушенный смешок.

Почувствовав огромное облегчение, Ян, по-прежнему обнимая девушку левой рукой, нежно двумя пальцами взял ее за подбородок, чтобы видеть лицо. Ее великолепные глаза еще были мокры от слез, но на розовых губах дрожала улыбка. Он продолжал шутливо:

– Для такого опытного стрелка бантик – не трудная задача. Думаю, вы могли бы потребовать, чтобы она держала между пальцами сережку, и вы могли бы выбить ее вместо бантика.

Картина была настолько смешна, что Элизабет засмеялась.

Не сознавая, что делает, Ян провел пальцем от подбородка до ее нижней губы и тихонько поглаживал притягательную нежную кожу. Наконец, он опомнился и остановился.

Элизабет увидела, как выступили скулы на его лице. Она судорожно вздохнула, чувствуя, что он чуть не поцеловал ее. Пережив за последние минуты такое потрясение, Элизабет не знала, кто друг или враг, она только знала, что в его объятиях чувствует себя в безопасности, и в этот момент его руки начали ослабевать, и на лице появилась отчужденность. Не уверенная, что собирается сказать или выразить, она дрожащим голосом прошептала единственное слово, полное смущения и мольбы, чтобы он понял. Ее зеленые глаза старались поймать его взгляд.

– Пожалуйста…

Ян понял, о чем она просит, но в ответ вопросительно поднял брови.

– Я… – начала она, с неловкостью чувствуя его понимающий взгляд.

– Да? – поддержал он.

– Я не знаю – вот именно, – призналась Элизабет. Все, что она знала наверняка – это остаться в его объятиях еще хотя бы на несколько минут.

– Элизабет, если вы хотите, чтобы вас поцеловали, то для этого нужно только прижать ваши губы к моим.

– Что?!

– Вы слышали.

– Из всех самонадеянных…

Он с легким укором покачал головой.

– Избавьте меня от протестов возмущенной невинности. Если вдруг вам стало интересно, как и мне, узнать, было ли нам так хорошо друг с другом, как это кажется сейчас в воспоминаниях, тогда так и скажите.

Свое собственное предложение удивило Яна, хотя, сказав это, он не видел большой беды в том, что они обменяются поцелуями, если именно этого ей хочется.

Его слова, что им было «хорошо друг с другом», растопили ее гнев и в то же время привели в замешательство. Она ошеломленно смотрела на Яна, в то время как его руки чуть сильнее сжимали ее плечи. Смущенная, Элизабет решилась посмотреть на его прекрасно вылепленные губы, глядя, как легкая улыбка, улыбка, бросающая ей вызов, подняла уголки губ, а руки понемногу притягивали ее все ближе.

– Боитесь узнать? – спросил Ян, и в его голосе слышалась та же хрипотца, которую она помнила, и которая снова околдовывала ее, точно так же, как это было когда-то. Его руки скользнули на ее талию. – Решайте, – прошептал он.

И Элизабет, охваченная чувством одиночества и желанием, не протестовала, когда Ян наклонился к ней. Она была потрясена, когда его губы коснулись ее губ, теплые, зовущие – легко то прикасаясь, то отрываясь от них. Не в состоянии пошевелиться, она ожидала ту оглушительную страсть, которую он проявил тогда, не понимая, что в тот момент она сама во многом помогла разжечь ее. Неподвижно и напряженно Элизабет ждала, что испытает тот запретный взрыв беспредельного наслаждения… хотела испытать его, лишь раз, лишь на одну минуту. Вместо этого его поцелуй был легок, как пушинка, чуть ощутимый… дразнящий!

Она сжалась, чуть отодвинулась, а он медленно отвел взгляд от ее губ и посмотрел ей в глаза. Холодно произнес:

– Это не совсем то, что я запомнил.

– И я, – призналась Элизабет, не понимая, что он имеет в виду ее бесчувственность.

– Хотите попробовать еще? – предложил Ян, все еще не желая отказаться от нескольких приятных минут взаимной страсти, но, со своей стороны, не теряя контроля над собой.

Легкая насмешка в его тоне вызвала, наконец, у Элизабет подозрение, что он относится к этому как к какой-то забавной игре или состязанию, и с изумлением посмотрела на него.

– Это что – состязание?

– Хотите превратить это в состязание?

Элизабет покачала головой и сразу отказалась от тайных воспоминаний о нежности и бурной страсти. Как и все другие ее иллюзии на его счет, эта тоже, очевидно, была ошибкой. С гневом и грустью она взглянула на него и сказала:

– Не думаю.

– Почему же?

– Вы играете в игру, – честно ответила она, в мыслях сдаваясь от усталости и отчаяния, – а я не понимаю правил.

– Они не изменились, – сказал Ян. – Это та же игра, что и раньше, я целую вас, и, – многозначительно подчеркнул он, – вы целуете меня.

Открытое обвинение в бесстрастности вызвало в ней сильное замешательство и одновременно желание ударить его по ноге, но рука Яна крепко обняла ее талию, в то время как другая медленно скользящим движением поднялась к затылку и гладила его чувственными прикосновениями.

– Как вы это запомнили? – поддразнил он, приближая губы. – Покажите мне.

Ян провел губами по ее губам, слегка касаясь, и, несмотря на насмешливый тон, на этот раз в этом прикосновении были и требовательность и вызов. Элизабет медленно отзывалась, приникнув к нему, ее рука осторожно провела вверх по его шелковой рубашке, и она почувствовала, как напрягаются его мышцы и как крепче ее привлекает его обнимающая рука. Его полуоткрытые губы прижались к ее губам, и сердце Элизабет забилось резкими толчками. Он коснулся ее губ языком, дразнящим и зовущим, и она потеряв самообладание, могла ответить только одним – с неистовостью поцеловала Яна, позволяя кончику его языка раскрыть ее губы, не протестуя.

Элизабет почувствовала резкий вдох Яна в тот момент, когда тот ощутил, как желание забилось в его крови. Он велел себе отпустить ее, пытался это сделать, но ее руки гладили его волосы на затылке, а губы с мучительной сладостью отвечали на поцелуй. С усилием Ян поднял голову, не в силах хоть чуть-чуть оторваться от этих чувственных губ.

– Черт-ртт! – прошептал он, но руки уже прижимали всю ее к его напрягшемуся телу.

Сердце Элизабет билось, как дикая птица в клетке, она смотрела в эти горящие глаза, а его рука погрузилась в ее волосы, не давая ей повернуть голову, когда он резко наклонился к ней. Его пылающие губы прижались к ее губам, требовательно и настойчиво, и тело Элизабет, не сопротивляясь, откликнулось на эту чувственную близость, она обняла Яна и приникла к нему, целуя его. Кончиком языка он грубо раскрыл ее губы, как бы ожидая протеста. Но Элизабет не протестовала, она втянула его язык в рот, а пальцами, нежно касаясь, поглаживала лицо и голову Яна невинными легкими движениями. Желание оглушающими волнами охватывало Торнтона, рукой держащей девушку за талию, он прижал ее вплотную к твердому поднявшемуся свидетельству его желания, сливаясь своими губами с ее, целуя их с требовательной яростью, которую не мог сдерживать. Руки Яна ласкали Элизабет, затем судорожно сжались в кулаки, когда она всем телом плотнее прижалась к нему, не чувствуя – или не обращая внимания на откровенное свидетельство его желания, настойчиво упирающееся в нее.

Непроизвольно его руки потянулись к ее груди, он понял, что делает, оторвался от ее губ и, смотря невидящим взглядом поверх ее головы, как бы заспорил с собой, поцеловать ли еще раз или попытаться каким-то образом превратить все в шутку. Ни одна из женщин, которых он когда-либо знал, не разжигала в нем такого неукротимого взрыва страсти всего лишь несколькими поцелуями.

– Это было так, как я помню, – прошептала Элизабет, и это звучало, как будто она проиграла или была озадачена и потрясена.

Все было лучше, чем он помнил. Сильнее, исступленнее… А она не знала этого только потому, что он все же не поддался искушению и не поцеловал ее еще раз.

Он только отказался от этой мысли, как совершенно безумной, когда позади них раздался мужской голос:

– Боже мой! Что здесь происходит!

Элизабет рванулась, охваченная паникой, и увидела пожилого человека средних лет в воротничке священника, бегущего через двор. Ян успокаивающе положил руку ей на талию, и она стояла, оцепенев от страха.

– Я слышал стрельбу, – задыхаясь, проговорил седовласый человек, без сил прислоняясь к ближайшему дереву, прижимая руку к сердцу и тяжело дыша, – я слышал ее всю дорогу, пока ехал из долины, и подумал…

Он замолчал, переводя острый взгляд с пылающего лица и растрепанных волос Элизабет на руку Яна, лежащую на ее талии.

– И что ты подумал? – спросил Ян голосом, поразившим Элизабет удивительным спокойствием, принимая во внимание, что их застал в грешном объятии не кто иной, как страшный шотландский священник.

Эта мысль едва мелькнула в ее смятенном уме, когда мужчина понял, и его лицо приняло суровое выражение.

– Я подумал, – сказал он с иронией, отстранился от дерева и выступил вперед, стряхивая кусочки коры с черного рукава, – что вы пытаетесь убить друг друга. Что, – более спокойно продолжал священник, останавливаясь перед Элизабет, – мисс Трокмортон-Джоунс считала вполне возможным, когда отправляла меня сюда.

– Люсинда? – ахнула Элизабет, чувствуя, что весь мир переворачивается перед ее глазами. – Люсинда прислала вас сюда?

– Именно так, – сказал священник, неодобрительно глядя на руку Яна, обнимающую талию девушки.

Униженная до глубины души сознанием, что продолжает стоять в этом полуобъятии Яна, Элизабет поспешно оттолкнула его руку и отошла в сторону. Она приготовилась к вполне заслуженной, грозной тираде о греховности их поведения, но священник по-прежнему смотрел на Яна в ожидании, подняв густые седые брови. Чувствуя, что не может вынести этого напряженного молчания, Элизабет умоляюще посмотрела на Яна и увидела, что тот смотрит на священника, не выражая ни стыда, ни раскаяния, а только с раздражением и насмешкой.

– Ну, – наконец, глядя на Яна, требовательно спросил священник. – Что ты должен мне сказать?

– Добрый день? – предположил Ян шутливо. А затем добавил: – Я ожидал тебя только завтра, дядя.

– Это и видно, – ответил священник, не скрывая иронии.

– Дядя! – воскликнула Элизабет, изумленно глядя на Яна, который с первой же встречи с ней страстными поцелуями и ласками показал свое чудовищное пренебрежение к законам морали.

Как бы читая мысли, священник посмотрел на нее, в его карих глазах таилась насмешка.

– Поразительно, правда, моя дорогая? Это убеждает меня, что у Бога есть чувство юмора.

Элизабет захотелось истерически рассмеяться, увидев, как исчезает с лица Яна надменное выражение, когда священник тут же начал рассказывать, какое мучение быть дядей Яна.

– Вы представить не можете, как утомительно утешать рыдающих молодых дам, которые расточают свои чары в надежде, что Ян исполнит свой долг, – сказал он Элизабет. – И это еще ничто по сравнению с тем, что я чувствовал, когда он выставил лошадь на скачках, и один мой прихожанин подумал, что я идеально подхожу для того, чтобы следить за ставками! – Смех Элизабет зазвенел среди холмов, и священник, не обращая внимания на недовольный вид Яна, весело продолжал: – Я стер колени, часами, неделями, месяцами молясь о его бессмертной душе…

– Когда ты закончишь перечислять мои прегрешения, Дункан, – прервал Ян, – я представлю тебя даме.

Вместо того, чтобы рассердиться на тон, каким это было сказано, священник имел довольный вид.