Элизабет была потрясена, увидев, как в комнату вместе с Торнтоном вошел Дункан, и еще больше, когда Ян, не обращая ни на кого внимания, подошел прямо к ней, пристально глядя ей в лицо.

– Я надеюсь, вы не очень страдаете от вчерашнего испытания? – спросил он нежно, беря ее руку и поднося кончики ее пальцев к губам.

Элизабет подумала, что он потрясающе красив в камзоле и жилете из дорогой ткани красноватого цвета, которые облегали его широкие плечи, светло-коричневых панталонах, прекрасно сидящих на длинных ногах, и кремовой шелковой рубашке, оттенявшей загар на его лице и шее.

– Я чувствую себя очень хорошо, спасибо, – ответила она, стараясь не замечать тепло, заструившееся по руке, когда он надолго задержал ее руку, прежде чем неохотно отпустил и дал ей возможность представить его и Дункана.

Несмотря на тревогу из-за дяди, Элизабет усмехнулась про себя, представляя Дункана. Каждый проявил то же изумление, что и она сама, когда узнала, что дядя Яна – духовное лицо. Джулиус ахнул, Алекс не отрывала глаз от Дункана, а вдовствующая герцогиня сердито смотрела на Яна, когда священник вежливо склонился к ее руке.

– Я правильно понимаю, Кенсингтон, – строго спросила она Яна, – что вы в родственных отношениях с духовным лицом?

Ответом Яна был шутливый поклон и насмешливо поднятые брови, но Дункан, который отчаянно старался разрядить атмосферу, попытался неудачно пошутить.

– Это всегда производит странное впечатление на людей, – сказал он герцогине.

– Не трудно догадаться почему, – резко ответила она.

Ян открыл рот, чтобы дать старой карге вполне заслуженный нагоняй, но его беспокоило присутствие Джулиуса Камерона. Через минуту он пришел в ярость от того, что тот вышел на середину комнаты и заявил грубовато-добродушным голосом.

– Раз мы все вместе, нет причины расходиться. Бентнер, принеси шампанское. Элизабет, поздравляю. Я надеюсь, ты будешь вести себя, как положено жене, и не разоришь мужа, растратив его деньги.

Наступила мертвая тишина, никто не шевельнулся, только Элизабет показалось, что вся комната начала качаться.

– Что? – задыхаясь спросила она наконец.

– Ты помолвлена.

Гнев, как пламя, вспыхнул внутри у нее, охватывая руки и ноги.

– В самом деле? – спросила она с убийственным спокойствием в голосе, думая о сэре Фрэнсисе и Джоне Марчмэне. – С кем же?

К ее изумлению дядя Джулиус выжидательно повернулся к Яну, который смотрел на него так, словно собирался убить.

– Со мной, – коротко сказал Ян, не сводя ледяного взгляда с дяди Элизабет.

– Это окончательно, – предупредил ее Джулиус, а затем, полагая, что племяннице будет, как и ему, приятно узнать, что она представляет денежную ценность, добавил: – Он заплатил целое состояние за эту привилегию. Я не уступил ему ни шиллинга.

Элизабет, не имевшая представления о том, что они встречались раньше, смотрела на Яна в страшном смущении, и гнев ее возрастал.

– Что он хочет сказать? – с трудом прошептала она.

– Он хочет сказать, – чуть сдерживаясь, начал Ян, все еще не способный поверить, что все его романтические планы рухнули, – что мы помолвлены. Документы подписаны.

– Как, вы… вы высокомерный, всесильный… – она захлебнулась слезами, которые мешали ей говорить, – вы даже не потрудились спросить меня?

С трудом оторвав взгляд от своей жертвы, Ян повернулся к Элизабет, и его сердце сжалось от ее взгляда.

– Почему бы нам не пойти куда-нибудь, где мы сможем одни обсудить это? – осторожно сказал он, подходя и беря ее за локоть.

Элизабет вырвалась, обожженная его прикосновением.

– О, нет! – взорвалась она; все ее тело дрожало от гнева. – Зачем оберегать мои чувства сейчас? Вы сделали из меня посмешище с того дня, когда я впервые вас увидела. Почему не продолжать сейчас?

– Элизабет, – ласково вставил Дункан, – Ян только старается искупить вину перед вами, теперь он понимает, в каком печальном положении вы…

– Замолчи, Дункан! – в ярости приказал Ян, но было уже поздно. Глаза Элизабет расширились от ужаса, что ее жалели.

– И в каком же это «печальном положении», – потребовала она ответа, сверкая великолепными глазами, полными слез унижения и гнева, – вы считаете, я нахожусь?

Ян схватил ее за локоть.

– Пойдем со мной или я унесу тебя отсюда.

Он был полон решимости сделать это, и Элизабет, вырвав локоть, кивнула.

– Пожалуйста, – сказала она сердито.

Толкнув дверь первой попавшейся комнаты, Ян втащил в нее Элизабет и закрыл за собой дверь. Она вышла на середину маленькой гостиной и, упершись в бока сжатыми кулачками, повернулась к нему.

– Вы, чудовище, – прошипела Элизабет. – Как вы смеете жалеть меня!

Ян знал, что именно такой вывод сделает Элизабет, и именно такой реакции ожидал от гордой красавицы, которая в Шотландии заставила его поверить, что она живет в вихре фривольных светских удовольствий, а ее дом – истинный дворец. Надеясь немного укротить ее гнев, он попытался отвлечь ее логическим анализом произнесенных ею слов.

– Большая разница между сожалением о своих действиях и жалостью к тому, кто пострадал из-за них.

– Не смейте со мной играть словами! – сказала она дрожащим от ярости голосом.

Мысленно Ян улыбнулся от гордости за ее проницательность, даже в состоянии шока Элизабет понимала, когда ее обманывают.

– Я прошу прощения, – спокойно сдался он. Ян направился к ней, и Элизабет отступила, пока не уперлась спиной в стул, и, остановившись, свирепо смотрела на него. – В такой ситуации ничто, кроме правды, не поможет, – согласился Ян, положив руки на ее сжавшиеся плечи. Зная, что Элизабет рассмеется ему в лицо, если он попытается убедить ее сейчас в своей любви, Ян сказал то, во что она должна была поверить. – Правда заключается в том, что я хочу тебя. Я всегда хотел тебя, и ты это знаешь.

– Я ненавижу это слово, – воскликнула она, безуспешно пытаясь освободиться от его рук.

– Я не думаю, будто ты знаешь, что оно означает.

– Вы говорите это каждый раз, когда навязываетесь мне.

– И каждый раз ты таешь у меня в руках.

– Я не выйду за вас замуж, – сердито сказала Элизабет, мысленно подыскивая какой-нибудь выход. – Я не знаю вас, не доверяю вам.

– Но ты хочешь меня, – сказал он ей с многозначительной улыбкой.

– Перестаньте повторять это, черт вас побери! Я хочу старого мужа, я уже говорила вам, – воскликнула она, не задумываясь, говоря что попало, лишь бы оттолкнуть его. – Я хочу, чтобы моя жизнь принадлежала мне. Я это тоже говорила. А вы примчались в Англию и… и купили меня. – Это заставило ее замолчать, а глаза заблестели.

– Нет, – твердо заявил он, хотя это и была уступка, – я пришел к соглашению с твоим дядей.

Слезы, которые она героически сдерживала, начали катиться из-под ее ресниц.

– Я не нищая, – плакала Элизабет. – Я не н-ни-щая, – повторила она, захлебываясь слезами. – У меня есть… было… приданое, черт возьми. И если вы были так гл-глупы, что позволили ему обмануть вас, так вам и надо.

Яна разрывало желание рассмеяться, поцеловать ее и убить бессердечного дядю.

– Как смеете вы заключать сделки, на которые я не согласна? – вспыхнула она, а слезы лились из ее чудных глаз. – Я не вещь, чтобы там не д-думал мой дядюшка. Я бы нашла способ не выходить за Белхейвена. Я бы, – воскликнула Элизабет с силой, – я бы нашла способ сохранить Хейвенхерст без дяди. Вы не имели права, никакого права торговаться с моим дядей. Вы не лучше Белхейвена!

– Ты права, – мрачно признался Ян, умирая от желания обнять Элизабет и взять на себя часть ее боли, и тут его осенило – возможность сгладить частично ее унижение и сопротивление. Вспомнив, как она гордилась своим умением торговаться с лавочниками, когда рассказывала об этом в Шотландии, он попытался использовать это. – Как ты говорила, ты прекрасно сможешь поторговаться за себя… – И ласково попросил: – Ты поторгуешься со мной, Элизабет?

– Конечно, – бросила она. – Соглашение отменяется, я отказываюсь от условий. Сделка закончена.

У него дернулись губы, но голос был полон решимости.

– Твой дядя намерен избавиться от тебя и расходов на дом, который ты любишь, и его ничто не остановит. Без него ты не сможешь содержать Хейвенхерст. Он очень подробно объяснил мне ситуацию.

Хотя Элизабет и покачала головой, она знала, что это правда, и чувство надвигающейся гибели, против которой боролась столько недель, начало овладевать ею.

– Единственное решение твоих проблем – муж.

– Не смейте предлагать мужчину как выход из моих несчастий, – вскричала она. – Вы – причина всех бед. Мой отец проиграл состояние семьи и оставил меня в долгах; мой брат исчез, еще увеличив мои долги; вы поцеловали меня и погубили мою репутацию; мой жених отказался от меня при первом же признаке скандала, который вызвали вы; а мой дядя пытается продать меня! Что касается меня, – закончила яростно Элизабет, – мужчины прекрасные партнеры в танцах, но, кроме этого, я ни в одном из вас не вижу никакой пользы. Если подумать, все вы на самом деле совершенно отвратительны, но это, конечно, редко кто признает, так как от этого можно совсем пасть духом.

– К несчастью, нам нет альтернативы, – заметил Ян. И так как он не отказался бы от нее, что бы ни пришлось сделать, чтобы удержать ее, то добавил: – В данном случае, я – единственная твоя альтернатива. Мы с дядей подписали брачный контракт, и деньги уже перешли из рук в руки. Я, однако, хочу поторговаться с тобой об условиях.

– Зачем это вам? – презрительно спросила она.

В ее вопросе Ян услышал ту же враждебность, с которой он сталкивался каждый раз, когда имел дело с гордым человеком, вынужденным обстоятельствами продать что-то, что хотел бы сохранить. Как и эти люди, Элизабет чувствовала свое бессилие; и как у них, только одна гордость заставляла ее сделать всю неприятную процедуру как можно труднее для Яна.

В делах Торнтон, безусловно, не вредил бы себе в переговорах, помогая оппоненту понять ценность своего имущества и определить, какие выгодные условия он может выторговать. Однако в случае с Элизабет Ян старался делать именно так.

– Я хочу заключить сделку с тобой, – сказал он мягко, – по тем же причинам, по которым любой старается договориться, – у тебя есть то, что нужно мне. – Изо всех сил стараясь доказать ей, что она не бессильна, не бедна, добавил: – Мне очень это нужно, Элизабет

– И что же это? – осторожно спросила она, негодование на ее милом лице сменялось удивлением.

– Вот что, – хрипловато прошептал Ян.

Его руки крепче сжали ее плечи, привлекая девушку к себе, он наклонился, и его губы плотно и чувственно прижались к ее рту в медленном покоряющем поцелуе. Хотя она упрямо отказывалась отвечать ему, он почувствовал, как напряжение отпускает ее; и как только оно ушло, Ян показал Элизабет, как сильно его желание. Он обнял ее, с силой прижимая к себе, его рот с настойчивой жадностью прижался к ее губам, руки властно гладили спину и бедра, привлекая ее все сильнее к своему напрягшемуся телу. Оторвавшись от губ Элизабет, он прерывисто вздохнул.

– Очень сильно, – прошептал Ян.

Подняв голову, он посмотрел на нее и заметил предательский румянец на щеках, легкое смущение в пристальном взгляде зеленых глаз и нежную руку, забытую на его груди. Скользя рукой по ее талии, Ян крепко прижимал Элизабет, мучая себя, к своему напряженному от возбуждения телу, провел пальцами по ее щеке и тихо сказал:

– За право на это и на то, что следует за этим, я готов согласиться на любые разумные условия, которые ты укажешь. И я даже заранее предупреждаю, – добавил он с нежной улыбкой, глядя на обращенное к нему лицо, – я не скупой человек и не бедный.

Элизабет вздохнула, пытаясь, чтобы в голосе не звучала дрожь, охватившая ее от его поцелуя.

– А что еще следует за поцелуями? – спросила она с подозрением.

Вопрос привел его в замешательство.

– То, что связано с появлением детей, – сказал он, с интересом изучая ее лицо. – Я хочу несколько детей, конечно, при твоем полном содействии, – добавил Ян, подавляя улыбку.

– Конечно, – без колебаний согласилась она. – Я тоже люблю детей, очень.

Ян замолчал, решив, что разумнее не спешить и не спугнуть удачу. Очевидно, у Элизабет очень свободное отношение к сексуальной стороне брака – довольно необычное для хорошо воспитанной английской девушки, огражденной от жизни.

– Каковы твои условия? – спросил Ян, сделав последнюю попытку изменить соотношение сил в ее пользу. – Я едва ли в состоянии спорить.

Элизабет подумала и затем медленно начала перечислять свои условия.

– Я хочу, чтобы мне было позволено заниматься Хейвенхерстом без чьего-либо вмешательства и критики.

– Принято, – с готовностью согласился он, и в нем нарастали облегчение и восторг.

– И я бы хотела, чтобы для этого выделялась определенная сумма и выдавалась мне один раз в год. Имение, как только я завершу орошение, окупит ваш заем с процентами.