Роберта не смутило даже присутствие Фэнси. Теперь Йэн понимал, почему миссис Марш так нервничала перед поездкой в Марш-Энд.

Тем не менее Фэнси скрыла от деверя истинное положение Йэна на ферме, и он чувствовал, что обязан поддержать ее в противостоянии с Робертом.

— Я запомню ваши слова, — процедил он. — Но сдается мне, что у вас и без меня много помощников. Роберт брезгливо поморщился.

— Это рабы. Каторжники. Я всегда буду рад услугам свободного человека, который помог бы моим надсмотрщикам. — Его пытливый взгляд скользил по рукам Йэна, ища изобличающее клеймо. Однако Йэн предусмотрительно спрятал большие пальцы в кулаки.

Ничего не обнаружив, его взгляд вновь вернулся к невестке.

— Думаю, мы должны похоронить Джона в семейном склепе.

— Нет, — ответила Фэнси. — Он любил старый дуб на ферме. Он просил меня… — Ее голос прервался. Роберт оставил ее слова без внимания.

— Я прикажу своим людям привезти тело Джона.

— Нет, — твердо повторила Фэнси.

— Послушай, Фэнси, — как маленькому капризному ребенку, начал объяснять Роберт, — так положено. Вдова и молодая девушка не могут жить на ферме одни, лишь с этим… чужеземцем, — закончил он с явной неприязнью.

Йэн призвал на помощь все свое самообладание, чтобы оставаться спокойным. Считая, что прошедший год многому научил его, он делал все возможное, чтобы сдержать желание защитить другого человека, потому что лишь Кэти могла рассчитывать на его поддержку. Но, видя, как хрупкая женщина вынуждена сражаться с мерзким негодяем в день смерти своего мужа, он ничего не хотел так сильно, как встать на ее защиту. Черт возьми, его единственным желанием было как следует ударить Роберта, чтобы стереть с его лица самодовольную ухмылку.

Несмотря на обещание покровительства и заботы, в тоне Роберта слышалась неприкрытая угроза. От Йэна не укрылся плотоядный блеск в глазах Роберта. Похоть завладела им настолько, что он перестал контролировать себя. Он вновь коснулся руки невестки, но взгляд его не отрывался от ее груди.

Фэнси отступила назад, ближе к Йэну, и Роберту не оставалось ничего другого, как отпустить ее руку.

— Я собираюсь похоронить Джона под старым дубом, — вновь повторила Фэнси. — Но есть кое-что, что ты можешь сделать.

Йэн готов был поклясться, что ей невыносимо просить деверя об одолжении.

Роберт вопросительно поднял брови.

— Гроб.

Переступая с ноги на ногу, он взвешивал ее слова.

— Если Джон будет похоронен здесь, рядом со своими предками.

— В таком случае мы обойдемся без гроба.

Фэнси повернулась на каблуках и направилась к коляске. Йэн молча последовал за ней, помог сесть и забрался на место возницы. Он потянул вожжи, и лошади медленно двинулись к аллее.

Йэн украдкой взглянул на вдову Джона Марша. Ее лицо казалось высеченным из мрамора. Гордо расправив плечи, она смотрела прямо перед собой.

Повернувшись, Йэн увидел, что Роберт Марш смотрит им вслед со злобной ухмылкой, поигрывая кнутом.

6.

Сердце Фэнси билось так сильно, что шотландец, казалось, должен слышать его стук.

Роберт всегда вселял в нее страх, хотя Фэнси росла в суровых условиях, и ее не так просто было испугать. Но Роберт Марш имел власть и влияние в графстве Кент. И в отсутствие Джона он всегда давал понять ей, что желает ее. Фэнси с горечью признала, что в ее распоряжении не больше средств для борьбы, чем девять лет назад, когда она осиротела.

Шотландец не сказал ни слова с того момента, как они покинули поместье Роберта Марша. Заметил ли он ее страх? Хотел он этого или нет, но в его присутствии она чувствовала себя увереннее. Фэнси была благодарна за эту невольную поддержку и за его возвращение на ферму утром. Она не знала, что побудило его вернуться, и не собиралась спрашивать.

Когда молчание стало невыносимым, Фэнси украдкой взглянула на Сазерленда.

— Что вы думаете о Роберте? Он пожал плечами:

— Я не имею права думать о нем.

Фэнси прикусила губу, задетая его резким тоном.

— Мне бы хотелось знать.

Сазерленд процедил сквозь зубы слова, смысла которых она не знала.

— Как вы сказали?

— Слишком раздражителен.

Определение показалось ей точным, если не исчерпывающим.

— Вы нужны нам, — призналась она.

— Во мне нуждаются и другие.

—Кто?

Он не ответил, лишь подстегнул лошадей, и те поскакали быстрее.

Его слова обдали ее холодом. Значит, его намерение сбежать было вызвано не только мятежным характером и несправедливым приговором?

— Я прошу у вас три года, — в отчаянии она начала торговаться, сбавляя срок, предложенный Джоном. — А потом вы получите одну из лошадей. — Ей было неприятно умолять. Джон потратил на Сазерленда последние деньги. Разве не вправе она ожидать, что каторжник отработает их?

Возможно. Но она знала и то, что для упрямого шотландца были пустым звуком слова о том, чтобы вернуть своим трудом то, что было потрачено на него звонкой монетой. Как же могла она рассчитывать на преданность шотландца, если сама не признавала право одних людей владеть другими?

Ответ пришел быстро: она сделает все, что угодно, ради своей семьи.

На щеке шотландца запульсировала жилка. Он посмотрел на нее и сразу отвел взгляд, сосредоточившись на дороге.

— Я приговорен к четырнадцати годам.

— Я знаю. Но вы нужны мне лишь до тех пор, пока не подрастет Ноэль и не будет помогать мне, и пока мы не сделаем имя своим лошадям.

Сазерленд вновь повернулся к ней, и на этот раз его взгляд был долгим и пристальным. Наконец он почти неохотно произнес:

— Я не могу вам этого обещать.

Фэнси отвернулась, избегая его взгляда и едва сдерживая подступившие слезы. Ей нельзя было показывать перед ним свою слабость.

— Я не могу потерять ферму, — сказала она, злясь на себя за то, что голос предательски дрожит.

Наступило недолгое молчание, которое было прервано неожиданной репликой шотландца.

— Ваша сестра не похожа на вас, — заметил он. Фэнси закашлялась.

— Она наполовину индианка чероки.

Он заработал еще один плюс в свою пользу, когда на его лице она прочла лишь интерес и никакого отвращения.

— Я читал о ваших индейцах, — сказал Йэн.

При упоминании о книгах она почувствовала знакомую жажду знаний. Как прекрасно узнавать из книг о новых странах и народах!

— А здесь живут индейские племена?

— Нет. Их вытеснили отсюда очень давно.

— Тогда как же?..

Вопрос повис в воздухе. Фэнси покосилась на шотландца. Его взгляд не отрывался от дороги, но она уловила любопытство в его голосе, это было ясно как день.

— Наш отец был торговцем. После смерти моей матери он взял в жены индианку. Мы жили в их племени.

— Ваша сестра очень… — он запнулся, подбирая нужное слово, — скромная.

Фэнси начала было рассказывать, что Фортуна не говорит уже почти десять лет, но оборвала себя на полуслове. Она и так уже доверила шотландцу достаточно семейных секретов. Не имеет смысла утомлять его подробностями своей жизни. Он может воспринять это как попытку взвалить на него ее проблемы.

Бросив на спутника настороженный взгляд, она сказала:

— Люди смотрят свысока на… полукровок.

— И на каторжников, — с горечью добавил он.

— Вы не каторжник, — мгновенно возразила Фэнси. — Вы сражались за свою страну.

— Для англичан шотландцы и каторжники — одно и то же.

Его лицо дышало ненавистью, которая была сильнее, чем все страдания, выпавшие на его долю.

Фэнси помолчала. Она не хотела ворошить его воспоминания, но разговор с ним помогал ей отвлечься от мыслей о Джоне.

— А что с вашей семьей?

— Вам это будет неинтересно, — отрезал Сазерленд. — И вас это не касается.

Ей хотелось открыть ему душу, рассказать, что потеряла мать и отца, а теперь мужа. И хотя Фэнси тоже пережила немало горя, она никогда не закрывалась от остального мира, как это делал он. Но потом ей пришла в голову мысль, что у нее всегда был кто-то, о ком нужно было заботиться. Сначала отец, потом Фортуна. А теперь, со смертью Джона, в ней нуждались дети. Она не могла позволить себе замкнуться и упиваться горем.

«Во мне нуждаются и другие», — вспомнила она слова Йэна. Кто же? И почему? И могут ли другие нуждаться в нем больше, чем она?

Ее охватило чувство невыносимого одиночества и отчаяния. Она всегда верила в лучшее. Но сейчас, впервые в жизни, ей приходилось признать, что финал ее истории, возможно, будет не таким уж радостным, как ей рисовалось в мечтах.

* * *

Йэн помог Фэнси Марш похоронить ее мужа под старым дубом.

Он поискал материал для гроба, но вокруг не было ни одной доски, да и инструментов, из которых его можно было соорудить. Поэтому они просто обернули тело Джона Марша простыней. Затем Йэн выкопал глубокую яму для последнего пристанища Джона. За ним наблюдали молчаливые, притихшие дети.

Эта работа заняла несколько часов. Хотя земля в Мэриленде была плодородной, от отсутствия дождей она иссохла и стала похожей на камень. И все же Йэн с жаром взялся за работу, требующую только силы его рук, дающую возможность потренировать ослабевшие мышцы и ни о чем не думать. Он был почти рад боли, пронзавшей отвыкшее от нагрузок тело.

Однажды он поднял глаза и увидел Фэнси Марш, наблюдавшую за ним. Ее глаза были красными от бессонницы или от пролитых в одиночестве слез, а бледное лицо выражало беспокойство. Она обнимала прижавшихся к ней детей, словно пытаясь защитить от невзгод судьбы.

Ее слова о том, что он нужен им, эхом отозвались в его памяти, перекликаясь с призывом думать о Кэти.

Его пальцы крепче сжали лопату. Сквозь грязь клейма каторжника на большом пальце не было видно, но он-то знал, что оно было там. Йэн помнил об этом каждое утро, просыпаясь. Клеймо станет его смертным приговором, если он возвратится в Шотландию. И тем не менее он должен вернуться. Ради Кэти. Он должен найти сестру.

Йэн с еще большим усердием принялся копать землю под грустными и тревожными взглядами детей и Фэнси. Даже верный пес улегся рядом, положив голову на лапы, будто понимал, что на ферму пришла незваная гостья — смерть.

Но Йэну не было дела до страданий обитателей фермы. Его преданность простиралась лишь на собственную семью — вернее, на то, что от нее осталось. А этим людям он ничего не должен. Ничего! Будь проклят Джон Марш! Он бы предпочел быть проданным другому человеку. Любому, лишь бы не ему.

Наконец могила была вырыта, и Йэн выпрыгнул из ямы. Его одежда, руки и лицо были запачканы землей.

Женщина отпустила детей и подошла к нему. Когда она взяла его руки в свои и повернула их ладонями вверх, Йэн заметил сверкнувшие в ее глазах слезы благодарности. Эта женщина была сильной в доме Роберта Марша и перед лицом опасности, но ей была свойственна доброта, которая привлекала его.

В нем вновь проснулось влечение к ней, влечение мужчины к женщине, которое не считалось ни с условностями, ни с приличиями. Внезапно Фэнси отдернула руки и отступила, и Йэн догадался, что и она заметила пробежавшую между ними искру.

— Вымойте руки, — сказала она. — У меня есть лекарства, которые быстро заживляют раны. Вы можете переодеться в одежду моего… в одежду Джона.

Он кивнул и пошел прочь. Он не хотел испытывать желание к ней и не сомневался, что она ничего не испытывает к нему.

Подойдя к колодцу, Йэн наполнил ведро водой, вымыл руки и лицо и выплеснул грязную воду на землю.

Когда он выпрямился, Фэнси уже стояла рядом, протягивая ему вещи Джона. Йэн молча взял их, обратив внимание, что рубашка была из мягкого хлопка, а брюки хоть и поношены, но сшиты из хорошего материала.

Одежда мертвеца. Не намного лучше одежды каторжника, но у него не было выбора. К тому же вещи Джона были чистыми, а воспитание и чувство собственного достоинства не позволяли ему появиться на похоронах в грязных лохмотьях.

Йэн быстро переоделся в конюшне. Проведя рукой по подбородку, он почувствовал под пальцами колкую щетину. У него не было зеркала, но он знал, что в таком виде похож на разбойника. У него не было принадлежностей для бритья, и сейчас его лицо покрывала густая четырехдневная щетина. Это еще раз напомнило ему, как мало он имел. В сущности, ничего. «Ничего, кроме гордости», — усмехнулся Йэн.

Фэнси Марш встретила его во дворе, и вместе они вернулись в дом, где он поднял закутанного в саван покойного и вынес его наружу. Печальная процессия двинулась к старому дубу. Йэн осторожно положил тело Джона на землю и передал молодой вдове лопату. Отступив, он смотрел, как она и ее сын кинули первые комья земли в могилу. Когда девочка тоже попросила лопату, брат помог ей, а затем передал лопату обратно Йэну, чтобы тот засыпал могилу.

Он был награжден благодарным взглядом Фзнси Марш, когда сделал маленький крест с выбитым на нем именем Джона Марша. Хотя она и не поблагодарила его вслух, но выражение признательности на ее лице было красноречивее всяких слов.