Нала говорила холодно, безразлично, словно, речь шла о совершенно посторонних людях, не заслуживающих особого внимания. Я была уверенна, что этот тон, манера поведения – всего лишь очередная маска, которую моя собеседница надевает каждый раз, когда возникает угроза её душевному спокойствию. На самом же деле на сердце этой женщины множество глубоких ран, нанесённых самыми дорогими людьми. Оно всё изрубцовано, растерзанно. Не нужно прилагать слишком много усилий, чтобы разбить его до конца. Единственный выход, спасение для Налы – маски. Те самые непроницаемые маски, натолкнувшись на которые, чувствуешь дрожь по всему телу и понимаешь – тебе не справиться, нужно отступить. Этот человек тебе не по зубам. И никто! Совершенно никто не способен разглядеть в этой искусной игре образов, истинное лицо Налы.

– Конечно, – согласилась я, отвлекаясь от своих размышлений. – Я понимаю почему вчера вы не упомянули о дочери. Простите, мне не следовало спрашивать вас об этом.

– Я первая спросила вас о детях, – совершенно спокойным, и даже добродушным голосом, сказала Нала. – Вполне разумно предположить, что вы спросите о том же. Вам не за что извиняться.

Наступило минутное молчание, прерывать которое совершенно не хотелось. Этот небольшой промежуток времени требовался ей, да и мне тоже. Я пыталась совладать с чувством собственной слабости и неуверенности перед Налой. Потому как нет ничего страшнее, чем не умение владеть самим собой.

Успешно справившись с поставленной задачей и переведя дух, я уставилась на свою собеседницу в томительном ожидании хотя бы какой-нибудь реплики.

– Вчера нас прервали, кажется в тот момент, когда я говорила о праздновании успеха нашей с Камиллой книги? – наконец, заговорила Нала. Я кивнула головой в ответ, предвкушая продолжение интригующей истории.

– В тот вечер, я пришла к ней позднее, чем мы условились. Пришлось задержаться на работе. Она уже накрыла стол и была немного пьяна. Позволила себе выпить немного шампанского, пока дожидалась меня.

Я слушала затаив дыхание, ловя каждое её слово, стараясь не пропустить ни одного, изредка, поглядывая на мобильный телефон, лежащей на столе рядом с Налой, и опасаясь, как бы он снова не зазвонил и всё не испортил.

– Всё было красиво и уютно. Приглушённый свет, лёгкая музыка, правильно сервированный стол. Камилла всегда любила создавать вокруг себя атмосферу романтического свидания, – усмехнулась Нала. – Мы прекрасно провели время. Много говорили, смеялись. Я чувствовала себя свободно и непринуждённо. Мы пили шампанское, поглощая тонны шоколада до тех пор, пока не уничтожили его весь. Мне даже казалось, что эта слабость неизбежно обернётся жуткой аллергией. Я была изрядно пьяна. Камилла ещё пьянее. Мы включали частушки и выплясывали так, словно всю жизнь только этим и занимались. У меня открылся талант к исполнению незатейливых мотивчиков, и я пела их в микрофон, роль которого играла ваза для цветов. Словом, мы были ужасно пьяны, но при этом, безумно веселы и счастливы.

Я не могла сдержать улыбку, расплывшуюся на лице. Ярко и красочно моё воображение вырисовывало картину происходящих событий того вечера, вызывая задорный смех и шквал позитивных эмоций. Нала продолжала рассказывать уже немного сбивчиво, посмеиваясь вместе со мной, но стараясь держать себя в рамках приличия, не позволяя лёгкому смеху переходить в более громкий, вульгарный.

– Не знаю, сколько времени мы так шумели. По мне, так это длилось не более часа. Однако, разъярённые соседи Камиллы считали иначе. Они позвонили нам в дверь и любезно, воистину у них стальные нервы, попросили сделать музыку и сопровождающий её хор потише.

Женщина не переставала улыбаться, но по лёгкому румянцу на щеках было ясно, что ей стыдно за своё поведение до сих пор. Я, в свою очередь, пребывала в состоянии изумления. Мне всегда казалось, что отдых таких состоятельных людей как Нала, отличался безупречным этикетом. А на деле выходило всё также как у всех. Хотя чему здесь удивляться. Все мы люди.

Всем нам иногда просто необходимо избавляться от условностей навязанных обществом.

– Мы с Камиллой приняли серьёзный вид, насколько мне тогда показалось, и клятвенно пообещав исполнить просьбу, закрыли дверь. После чего рассмеялись, как нашалившие дети, которых застукали на месте преступления. Выключили музыку и повалились на постель, совершенно обессиленные.

Нала замолчала. Выражение её лица становилось более серьёзным. Я напряглась, предполагая, что мы подошли к тому моменту, когда произошло то, о чём она не успела рассказать вчера. Я смиренно ждала, подавляя в себе желание задать вопрос, который мог бы подтолкнуть женщину к дальнейшему повествованию. Через некоторое время, показавшееся мне ужасающе долгим, она снова заговорила. Немного нерешительно, стараясь тщательно подбирать слова.

– Мы выпили слишком много шампанского и были просто одурманены им. Камилла вдруг протянула руку к моему лицу и поцеловала в губы. Я отстранилась от неё и посмотрела ей в глаза. Не знаю, что на меня нашло, но я поцеловала её в ответ. А потом всё с тало происходить так быстро, что я просто не могла остановиться.

Нала тяжело вздохнула и, посмотрев на меня взглядом бойца, готового стойко отразить все атаки противника, сказала:

– Я очень жалею о том, что произошло. Это в корне изменило мою дальнейшую жизнь. Вы можете осуждать меня сколько угодно, но мне кажется, что делать этого не станете.

Разумеется, такой поворот событий для меня был полной неожиданностью. Я ожидала чего угодно, но только не признания Налы в том, что она переспала с Камиллой. Не то чтобы я была блюстителем нравственности. Каждый сам выбирает себе сексуальные предпочтения. Просто это действительно неожиданно. Поэтому, мои широко раскрытые глаза и разинутый рот, которые Нала восприняла, как обвинение в безнравственности в свой адрес, по моему мнению, были вполне объяснимы. Тем не менее, я поспешила успокоить свою собеседницу, дабы она расслабилась и поняла, что не ошиблась, решив полностью доверить мне историю своей жизни, и спокойно продолжала дальше. Здесь её никто не осудит.

– Конечно же, не стану, – уверенно ответила я. Нала благодарно улыбнулась.

Зазвонил мобильный телефон. Женщина извинилась и, взяв трубку, вышла из беседки, оставив меня наедине со своими мыслями. А мысли мои неизбежно возвращались к тому, что произошло между этими двумя женщинами. Я не могла игнорировать внезапно возникший интерес к подробностям той ночи. И ни за что, не решилась бы, спросить об этом у Налы. Вряд ли она правильно истолковала бы моё желание узнать больше о случившемся между ними, и скорее всего наша откровенная беседа на этом и закончилась бы. Однако я не могла запретить себе думать о произошедшем. Передо мной неустанно возникали образы двух женщин, страстно ласкающих друг друга, заставляя меня испытывать необычные, не совсем понятные и даже пугающие ощущения. Их обнажённые тела, распростертые на гладком шёлке белых простыней, тянулись друг к другу в предчувствии блаженства. Руки каждой из них скользили по самым сокровенным частям тела, доставляя наслаждение каждым своим движением, повторяющимся снова и снова. Нежные губы, сливались волнующим поцелуем, столь необыкновенной силы, что противиться им было неподвластно. Их стройные длинные ноги переплетались, притягивая тела всё ближе и ближе. Груди касались друг друга так трепетно, что по телам женщин бежали лёгкие мурашки. Красочные и завораживающие сцены любви сменяли друг друга одна за другой, всё глубже и глубже проникая в моё сознание. Я не могла остановить их, да и честно признаться, не слишком хотела. Возможно, если бы не присутствие Налы, они завладели мной полностью и доставили огромное наслаждение, чего я опасалась, поскольку подобные ощущения были непривычны для меня. Разобраться сейчас в себе было невозможно. По улыбающемуся лицу Налы стало очевидно, что беседа её подходит к концу и с минуты на минуту дама вернётся ко мне в беседку. Что собственно и произошло сразу после того, как эта мысль промелькнула в моей голове. Она присела, и как обычно потянула руку к пачке сигарет. Прикурила, осмотрелась вокруг и, остановив свой обескураживающий взгляд на мне, сказала:

– Не стесняйтесь, Мила, говорите всё, что думаете. Я и сама была после той ночи в таком состоянии, что боялась выйти на улицу. Мне казалось, будто всё написано у меня на лбу. И каждый встречный прохожий станет осуждать меня за содеянное.

Я неловко улыбнулась думая о том, что если бы Нала знала чем всё это время была занята моя голова, то уж наверняка не чувствовала себя так подавленно, а выражение её изумительных зелёных глаз не было бы столь рассеянным.

– Нала, зря вы казните себя до сих пор. Всё в прошлом. Да и в том, что произошло, совершенно нет ничего ужасающего или заслуживающего порицания, – наконец, заметила я, окончательно справившись с чувствами и эмоциями, вызванными рассказом моей собеседницы. Она сделала пару глубоких затяжек, стряхнула пепел с сигареты.

– Тот вечер сыграл огромную роль в моей дальнейшей судьбе. Причём, далеко не положительную. И это действительно ужасающе. Если бы можно было повернуть время вспять, я, не размышляя ни минуты, исправила эту ошибку.

– Из-за Камиллы? Что-то случилось с ней?

Женщина выпустила сигаретный дым и кивнула головой.

– Случилось с нами. Всё происходившее в дальнейшем было именно таковым из-за этого злополучного вечера.

Нала говорила так, словно совершила тяжкое преступление, грех, за который придётся расплачиваться всю оставшуюся жизнь. Она винила себя и не могла простить. Она знала, что мы сами творим свою судьбу и несём ответственность за содеянное, отчего винила себя сильнее прежнего. Она проявила слабость не свойственную её сильной натуре. Она дала волю своим чувствам, мимолётному порыву, тайному желанию, сокрытому от неё внутри самой же себя.

– Вы перестали общаться? – спросила я, глядя в озадаченное лицо женщины, продолжающей нервно курить сигарету.

– На какое-то время да, – подтвердила Нала. – Мы не виделись примерно неделю. Даже не говорили по телефону. Когда Камилла звонила, я не решалась поднять трубку. А когда я, собравшись с духом, звонила ей, не отвечала она.

– Не хотела бы вас обидеть, Нала, – начала я, – но вы не находите, что подобное поведение просто ребячество? Вы же взрослые люди.

– Иногда, все мы ведём себя как неразумные дети. – легко улыбнувшись, сказала дама. – Да и потом, я просто не знала, как с ней говорить и она, по всей видимости, тоже.

– Но разговор состоялся, как я понимаю?

– Конечно, состоялся. Иначе просто не могло быть, – ответила она, глядя в сторону озера, где резвились два белых лебедя.

– Камилла появилась как-то вечером в моём офисе. В конце рабочего дня, когда я уже собиралась уходить домой. Она была очень расстроена.

Предложила поговорить. Естественно я согласилась, поскольку и сама хотела окончательно всё прояснить. Расставить всё точки над «и», так сказать.

– Вы говорили о той ночи?

– Мы обе решили забыть об этом, словно ничего не было. Так легче ей и так легче мне.

– И как? Получилось? – спросила я, будучи полностью убеждённой в том, что ничто не проходит в нашей жизни бесследно. – Ваши отношения стали прежними?

Нала кивнула головой, выпустила сизый дым и, наконец, затушила сигарету.

– Некоторое время Камилле было сложновато. Когда мы находились в кругу наших знакомых, она держалась отстранённо. Ей казалось, все вокруг подозревают о том, что произошло между нами. Осуждают её. Иногда её опасения походили на паранойю.

– А вы?

Нала улыбнулась.

– Мне было легче. Я действительно просто забыла обо всём. И старалась помочь Камилле сделать то же самое.

– У неё наверно очень религиозная семья? – спросила я, отодвигая пепельницу с всё ещё тлеющей сигаретой, на край стола.

– С чего вы решили? – глядя на меня широко раскрытыми глазами, изумилась Нала.

– Чаще всего дети, воспитанные в очень религиозных семьях, слишком правильных, назовём их так, довольно тяжело и болезненно переносят те или иные события своей жизни, которые противоречат верованиям и убеждениям их родителей.

– Отец Камиллы был очень религиозным человеком. Он воспитывал её, можно сказать, в одиночку.

– Вот видите. Для неё произошедшее – это грех, забыть о котором она, как человек верующий, просто не в состоянии. А если бы и смогла, то слишком глубоко переживала, мучилась. Думаю, периодически дело могло доходить даже до истерии.

Нала внимательно слушала меня, кивая головой, как бы подтверждая, что всё мною перечисленное действительно имело место быть. Казалось, только сейчас она и правда начинала понимать истинное состояние своей подруги.

Тогда ей просто казалось, что она понимает. Но только теперь Нала смогла прочувствовать до конца, то положение, в котором пребывала Камилла. На какое-то мгновение я увидела в глазах своей собеседницы облегчение и радость от того, что оно наконец-то пришло.