Кэтрин Стоун - Исцеление любовью

— Хорошо.

Джесс наклонился и коснулся губами щеки Линдсей:

— Будь осторожной!

…Все свое изгнание Джесс провел в скромном номере отеля «Южная Калифорния». С утра до вечера он сидел за столом, писал и больше ничем не хотел заниматься. Но незадолго до приезда Райзы перебрался в более комфортабельный двухместный номер гостиницы «Шато», расположенной прямо напротив больницы.

Джесс только что закончил последние строчки нового романа «Голубая луна», когда услышал за спиной тихий детский голос:

— Джесс…

Райза стояла посреди комнаты босая, в длинной ночной рубашке. Длинные золотистые волосы падали на спину почти до самой талии.

— Райза? Милая, почему ты не спишь? Что случилось?

— Я боюсь.

— Боишься? Чего?

Райза молчала.

— Может быть, тебя пугает встреча с доктором Фарреллом?

— Нет.

— С папой?

Голос Джесса сразу же почерствел, когда он назвал так Дэниела.

— С папой? Нет.

— Со Стефани?

— Тоже нет, но все же мне почему-то стало очень страшно…

— Приснилось что-нибудь ужасное?

— Может быть.

— Хочешь, я расскажу тебе что-нибудь веселенькое?

— Расскажи.

— О «вкусной картошке»?

— Да.

— Это было очень давно, — начал Джесс. — В одном городе жила-была девочка. Ее звали… Как же ее звали?

— Райза! Ее звали Райзой.

— Ах да! Девочку действительно звали Райзой. И было нечто такое, что она любила больше всего на свете. А что именно — я, честно говоря, забыл.

— Больше всего на свете она любила ходить в гастроном вместе с Джессом! И покупать там очень вкусную картошку.

— Совершенно верно.

И Джесс принялся рассказывать придуманную им самим сказочку, которую Райза очень любила слушать.

Очень скоро девочка закрыла глазки, дыхание ее выровнялось.

Джесс всмотрелся в маленькое бледное личико и прочел на нем скрытую тревогу. Райза чего-то боялась. Боялась даже сейчас, заснув у него на коленях.

— Нет! Нет! Нет! — вдруг забормотала Райза.

Она открыла полные страха глаза и крепко прижалась к груди Джесса.

Ни Джесс, ни Райза не могли знать, что как раз в этот момент машина Линдсей сорвалась с обрыва и рухнула в пропасть. Эта дорога славилась не только своими живописными пейзажами, но и опасными поворотами. Поэтому мало кто осмеливался ехать по ней ночью. Особенно в это время года, когда вместе с темнотой с моря наплывал густой туман, окутывавший не только побережье, но и горные перевалы.

Никогда прежде Линдсей не совершала паломничества в ту прекрасную зеленую долину, где провела свои ранние годы, и красота которой никогда не вписывалась в ее унылую, одинокую, опустошенную юность. Они с Джессом не раз обсуждали возможность подобного рода ностальгических поездок: сначала — в ее долину Кармел, а потом — в его Монтклер, на озеро Грейдон.

Но Линдсей по каким-то соображениям решила поехать в Кармел одна. Она поехала и… погибла.

Искореженную машину с останками Линдсей только утром обнаружили на дне пропасти. Трагедия вызвала всеобщий шок. И лишь реакция Дэниела выглядела непонятной и странной. Он взял за локоть Джесса и тихо сказал, внимательно глядя ему в глаза:

— Я знал все о вас, Джесс Фалконер. И знал уже много лет…

Да, Дэниел действительно стремился узнать все о человеке, с которым его дочь провела целых пять лет бок о бок. Конечно, он мог сделать это и раньше. Но считал себя не вправе вторгаться в личную жизнь незнакомого человека. К тому же Дэниел чувствовал вину перед Джессом. Ведь он был его должником. Без Фалконера Дэниел так никогда бы и не узнал о существовании своей крошки. Ибо именно Джесс потребовал, чтобы Линдсей призналась ему. Но в то же время именно это и подхлестывало его желание узнать о Фалконере все до конца.

По роду своей деятельности Дэниел часто общался с известными частными детективами, из которых он и выбрал самого достойного. За несколько месяцев этот деятель сумел разузнать все подробности совершенной Джессом на озере Грейдон попытки братоубийства, а затем — оскорбления женщины, которую якобы хотел изнасиловать, за что и угодил в тюрьму. Причем буквально каждый, с кем детективу довелось разговаривать, был убежден, что место Джесса Фалконера именно в тюремной камере. Но при этом никто не назвал имени женщины, чуть не ставшей его жертвой.

Впрочем, эти детали занимали больше самого детектива, нежели заказчика расследования. Ибо для Дэниела этого было достаточно. А подробности его не очень интересовали. Однако когда он поделился с Линдсей всем, что удалось узнать, та презрительно фыркнула:

— Все это ерунда!

— Ерунда? — опешил Дэниел. — Изнасилование и убийство, по-твоему, ерунда?

— Никакого убийства и изнасилования не было, Дэниел!

— То есть ему просто не удалось совершить ни того, ни другого. Ты это имеешь в виду?

— Дело не в том, удалось или нет. Просто все выдвинутые против Джесса обвинения — не что иное, как грязная фальшивка.

— Фальшивка?

— А как же иначе, Дэниел! Меня просто удивляет, что ты, не будучи знакомым с…

— Понятно. Он сказал тебе, будто все обвинения против него фальшивы, и ты тут же поверила. Так, что ли?

— Да. Джесс действительно мне все рассказал. Хотя мог бы и не говорить. Я слишком хорошо его знаю, чтобы поверить подобной сплетне. Жаль, что ты его тоже не узнал получше, тогда не стал бы слушать грязных наветов!

— Так или иначе, Линдсей, но я немедленно еду и забираю дочь! Ибо не могу допустить, чтобы Райза провела еще одну ночь в обществе этого типа.

— Не забывай, что Райза также и моя дочь! И предупреждаю: если ты попытаешься оторвать ее от меня, то мы втроем тут же исчезнем.

— Кто именно?

— Райза, Джесс и я. Мы решимся на такой шаг! И ты больше никогда не увидишь своей дочери! Ты этого добиваешься?

— Я хочу только одного: чтобы Райза была в безопасности!

— Поверь, я хочу того же! И сейчас она в безопасности. Ее любят, и она счастлива.

— Ты могла бы мне кое-что пообещать, Линдсей?

— Возможно.

— Никогда не оставляй Райзу наедине с этим человеком.

— Такого никогда не было. И не будет.

Эти слова были переданы Джессу и больно ранили его. Неужели Линдсей в нем все-таки сомневается?

В своем завещании, составленном за несколько недель до гибели, она особо подчеркивала, что ни в коем случае не считает Джесса ни убийцей, ни насильником. И что он никогда не обидит ее прелестную маленькую дочку.

Все свое огромное состояние Линдсей завещала Райзе. Саму же дочь до ее совершеннолетия поручала заботам и опеке Джесса Фалконера. Родительские права также делились поровну между ним и Дэниелом.

Все это было надлежащим образом запротоколировано, нотариально заверено и юридически подтверждено. Таким образом, опека и возможные справедливые претензии Джесса становились полностью узаконенными.

— Но, — сказал ему Дэниел в те трагические для обоих рождественские дни, — осуществить свои права на практике вам будет не просто. Ибо любой суд непременно встанет на мою сторону. И мы оба отлично это понимаем. Не правда ли?

«Но почему он мне многого не говорит? — думала Кэтлин, слушая исповедь Джесса. — Даже о завещании Линдсей и клятве Дэниела упомянул вскользь!»

— Разве ты не боролся за Райзу? Ведь, несмотря на все заявления Дэниела, ты, насколько я понимаю, делал все, чтобы оставить девочку у себя.

— Нет, Кэтлин, я не боролся!

— Почему?

— Знал, что проиграю.

— Опять же почему?

— Главное действительно не в этом. Просто для Райзы было бы лучше жить с Дэниелом, Стефани и маленькой сестренкой Холли, которую она сразу полюбила.

— А как же ты?

— У меня оставался лев. Именно он и стал рождественским подарком, который обещали мне Линдсей и Райза. Теперь я понимаю, что Линдсей хотела оставить мне память о себе…

— Ты думаешь, что она предвидела свою гибель? Или же покончила жизнь самоубийством?

— Думаю, что такое вполне возможно. Хотя во всем этом деле очень много белых пятен. Может быть, Линдсей и впрямь не справилась в тумане с управлением и сорвалась в пропасть. Или же столкнулась со встречной машиной: дорога там очень узкая. К тому же был густой туман. Не исключено и самоубийство. Я никогда не верил, что Линдсей, решив исчезнуть, просто куда-нибудь уедет. Она выбрала бы смерть…

«Итак, Линдсей, составляя свое завещание, не была уверена, что Джесс сможет получить права на Райзу, — думала Кэтлин. — Возможно, даже предвидела, что он не станет бороться за девочку. Поэтому и подарила ему льва. Линдсей знала, что Джесс просто не выживет, если ему не о ком будет больше заботиться».

— Когда ты в последний раз видел Райзу?

— Накануне Рождества. Ровно шестнадцать месяцев тому назад…

Дэниел хотел, чтобы Джесс уехал не прощаясь.

Но тот отказался наотрез.

Нет, Джесс не собирался говорить Райзе, будто бы предпочитает жить один. Прощаясь с девочкой в присутствии стоявшего рядом Дэниела, он сказал ей:

— А сейчас мне пора ехать.

— Ехать? Куда?

— Назад в Мауи.

— Боже мой!

Райза ничего не могла понять. Но Джесс и не хотел, чтобы она о чем-нибудь догадалась. Во всяком случае — тогда. Ему казалось, что будет лучше, если девочка постепенно привыкнет к его отсутствию. Так было бы легче и для нее, и для него.

— Ты останешься здесь вместе с папой, Стефани и Хол-ли, — сказал он. — Если захочешь, то в январе можешь здесь пойти в школу. Мне кажется, это будет прекрасно!

— Ты уверен?

— Совершенно уверен!

— А как же ты, Джесс?

— Мне же не надо ходить в школу.

Джесс сделал паузу и очень серьезно добавил:

— Я всегда буду с тобой, Райза, как и мама. Мама будет все так же любить и оберегать тебя с небес. Она сейчас уже там.

— А ты тоже будешь там?

— Да. Но знаешь, где именно?

— Где?

— На луне. Ты же знаешь, что луна всегда рядом с нами. Даже когда ее не видно.

— Я помню! Ты ведь рассказывал мне о луне.

— Вот и прекрасно. Значит, я навсегда останусь с тобой. Даже когда ты не сможешь меня видеть!

— Разве ты больше не разговаривал с ней после того Рождества?

— Нет.

— Но знал, что операция назначена на июнь?

— Стефани все время держала меня в курсе дел. Думаю, что теперь Дэниел об этом знает.

В этот момент дверь открылась. Кэтлин вдруг увидела, как лицо Джесса сразу побледнело, а в глазах вспыхнула тревога. Она обернулась в сторону двери, на пороге стоял Фрэнк Фаррелл.

— Джесс, вы можете поговорить с ней.

Уэствудская больница

Кардиологическое отделение

Вторник, 7 мая 1999 года

Она была такой маленькой, изящной и хрупкой куколкой.

Все ее тело было опутано эластичными полиэтиленовыми трубочками, острые наконечники которых проникали сквозь тонкую, нежную кожу. Нос закрывала кислородная маска, но губы и глаза оставались свободными.

Райза сидела в кресле выпрямившись, подобно натянутой струне, и тяжело дышала. Хотя и не так, как час назад.

Медикаменты явно оказывали свое действие. Но прошло слишком мало времени, и говорить Райзе было еще трудно. И все же ее губы чуть заметно зашевелились.

— Джесс… — прошептала Райза.

— Я здесь, дорогая!

— Почему ты плачешь? Не надо!

— Ничего, милая! Не беспокойся обо мне! Как ты себя чувствуешь?

Джесс знал ответ на свой вопрос еще до того, как посиневшие губы девочки прошептали:

— Нормально…

Он смотрел на Райзу, и ему показалось, что она тонет. Уходит от него. Как тонул Патрик тогда, на озере Грейдон…

Нет! Только не сейчас! Это не должно повториться! Он не допустит…

— Мне лучше, — прошептала Райза. — Гораздо лучше, чем…

Она не смогла договорить. Но Джесс понял и без слов.

Если я немного отдохну, то смогу вернуться домой. Мне не потребуется операция. Ни сейчас. Ни в будущем…

Да, она боялась. Смертельно боялась. Джесс видел это.

— Мне кажется, что я знаю, чего ты боишься, милая. Боишься, как бы не остановилось твое сердечко.

Райза чуть заметно кивнула.

— Но мы же столько раз говорили с тобой об этом, Рай-за! И тогда ты не боялась. Что же случилось сейчас?

Джесс подумал, что в последние шестнадцать месяцев, после того, как Райза уехала от него, Дэниел и Стефани, видимо, установили некое табу на любые разговоры об операции. И вот результат.

— Я боюсь… — вновь прошептала Райза одними губами.

— Милая, скажи, чего ты боишься?

— Доктора Фаррелла.

Джесс с трудом подавил удивление. Райза знала Фрэнка чуть ли не со дня своего рождения. Знала как своего доктора, соседа по дому, отца своей лучшей подруги.

— Почему ты его боишься, милая?

— Не знаю. Я видела сон…

— Тебе приснилась операция?