Погруженная в собственные мысли, она, сама того не заметив, оказалась в дверях магазинчика Де Маттео и вдохнула пряный аромат пармезана и пекорино и дымный дух толстых колбас салями, подвешенных на железных крюках, и над всеми этими запахами — благоухание свежих кофейных зерен. — Доброе утро.

За прилавком стоял сам Микеле. Он обрезал свои темные кудри, и теперь его прическа представляла собой густой пух, плотно прилегающий к голове. Эта непривычно короткая стрижка несколько портила его лицо: нос казался длиннее, а подбородок — острей. Его отца, по счастью, нигде не было видно.

— Я уж подумал, что ты решила вообще отказаться от sfogliatelle, — сказал он ей.

— Нет, никогда, — улыбнулась она. — Хотя, похоже, я вечно опаздываю на работу. Не хватает времени присесть и выпить чашечку кофе.

— Значит, в мире невест скучать некогда? Много заказов? — поинтересовался Микеле, приступая к взбиванию молока для ее кофе.

— Да. — Пьета немного помолчала. — И еще я слышала, что ты скоро женишься. Мои поздравления.

Он включил кофемолку, и на минуту их слова заглушил шум.

— Кто, я? Ах да, спасибо.

Ей показалось, что ему отчего-то сделалось неловко.

— И ты будешь венчаться у Святого Петра, как и моя сестра Адолората?

Микеле замялся, словно не умея подобрать подходящие слова:

— Ну да, мы, в общем, так и собирались, но…

— Что? — не удержалась Пьета.

Он взглянул на нее: теперь лицо его было непроницаемо.

— Мы подумали, что все происходит слишком быстро, так что мы решили немного повременить.

— О, понятно. — Пьета подумала о том, что же на самом деле он имел в виду. — Ладно, по крайней мере, у твоей невесты появится больше времени, чтобы обдумать фасон свадебного платья.

— Да уж, времени у нее более чем достаточно. Нет нужды бросаться с головой в омут.

— Вот и отлично. В том, что касается свадеб, лучше не пороть горячку, — пробормотала она и поспешно добавила: — Столько всего надо предусмотреть!

Поставив на прилавок ее кофе и положив пирожное, Микеле неуверенно улыбнулся.

— Приятного аппетита. Скоро увидимся, — сказал он и отвернулся.

По дороге к Холборну Пьета, потягивая кофе из бумажного стаканчика и отщипывая по кусочку пирожное, размышляла, не решил ли часом Микеле дать задний ход. Быть может, она, придя на работу, обнаружит, что имя Элен вычеркнуто из журнала записей, и сегодня вечером не придется допоздна трудиться над свадебным платьем для невесты Де Маттео.


В салоне царила праздничная атмосфера. Николас остался дома с жестокой летней простудой, и, поскольку он практически никогда не брал выходных, его отсутствие вдохновило всех на некоторое легкомыслие. Девушки из мастерской, устроив чаепитие в гостиной, громко смеялись. Много времени прошло впустую, и на протяжении всего дня Пьета то и дело ловила себя на том, что постоянно возвращается к своим наброскам для платья Де Маттео и вносит изменения. Она убедила себя, что Микеле передумал жениться и платье никогда не будет закончено; эта мысль давала ей ощущение свободы, которого она не испытывала долгие годы. Она добавляла причудливые детали, которые, как она знала, Николас никогда не одобрил бы: асимметричную бретельку, сплошь украшенную толстыми бутончиками пиона из тафты с бледно-розовой каемочкой; подол, подхваченный спереди экстравагантной оборкой и чуть открывающий ногу. Невеста Микеле, по всей вероятности, никогда не увидит эти наброски. Это был просто полет фантазии Пьеты. Но хотя она и заглядывала в журнал несколько раз в течение дня, имя Элен по-прежнему в нем значилось.

Когда ближе к вечеру секретарша Николаса начала прибираться у себя на столе, Пьета спросила:

— Ты уверена, что моя последняя невеста не звонила, чтобы отменить консультацию?

— Нет. Извини, Пьета. Боюсь, тебе все-таки придется сегодня работать допоздна.

— А ты проверяла входящие сообщения?

— Конечно проверяла. Никто ничего не отменял. Твоя невеста уже в пути.

Пьета захлопнула альбом и положила его вместе с папкой Элен на полку позади своего стола. Бедная девочка, наверное, слишком расстроилась, а потому забыла позвонить и отменить встречу. Она прождала минут пятнадцать после назначенного времени, потом погасила свет и включила сигнализацию. Она как раз запирала входную дверь салона, когда услышала, как со стуком отворились дверцы лифта.

— Пьета, Пьета, извините меня, я опоздала.

— О, я думала, вы уже не приедете.

— Меня задержали на работе. — Девушка раскраснелась и едва переводила дух. — А потом я не могла сесть в автобус и большую часть пути бежала. Пожалуйста, скажите, что сможете уделить мне немного времени. Мне не терпится взглянуть на эскиз, который вы для меня придумали.

— Правда? — Пьета смешалась. Возможно, она неправильно поняла намек и свадьба все-таки неизбежна. — Что ж, у нас уже все заперто, но, поскольку вы здесь, позвольте мне отключить сигнализацию и снова включить свет, а потом я все вам покажу.

Обычно Пьета усаживала невесту в гостиной и наливала ей бокал шампанского, но сегодня, застигнутая врасплох, она проводила Элен в дизайнерскую комнату и усадила ее там.

Элен заметно оживилась:

— Ой, так здесь вы и работаете? А что у вас там? Вот здесь вы и шьете свои платья? Можно мне посмотреть?

— Нет, нет.

Пьета знала, что Николас и так придет в ярость, если узнает, что она привела клиентку сюда. Он свято верил в глянец и мистику, а превыше всего в то, что деньги надо тратить только на самое необходимое. Так что ковер в дизайнерской был весь в дырах, стены давно нуждались в свежей краске, а в мастерской было тесно и неубрано.

— На самом деле клиентов обычно туда не пускают, но коль скоро уже так поздно и у меня совсем мало времени, я быстро покажу вам, что я придумала для вашего платья, а потом мы с вами договоримся о другой полноценной консультации на этой неделе. Вы ведь собираетесь прийти еще на одну консультацию?

— Да, конечно, если вы считаете, что это необходимо. А сейчас можно мне взглянуть на эскиз?

Пьета вспомнила о бретельке из пионов, которую она в шутку пририсовала, и внутренне содрогнулась. Он достала с полки альбом и вложила его в руки Элен.

— Вот, посмотрите, оно немного другое, — призналась она. — Если это не то, что вы хотите, я начну все сначала. Я слегка увлеклась, если честно.

Элен так и ахнула.

— О нет, я просто в восторге! Правда! — Она не мигая смотрела на эскиз и проводила пальцем по пионовой бретельке. — Вы увидели меня насквозь, это просто уму непостижимо.

У Пьеты упало сердце.

— Нет, правда?

— Мне уже не терпится его примерить.

— Что ж, я боюсь, это будет еще не скоро. А теперь позвольте мне еще раз уточнить дату вашей свадьбы, а потом мы договоримся о следующей консультации, хорошо?

— Вообще-то с этим возникла небольшая заминка. — Элен нахмурилась, и ее гладенький лобик пересекла морщинка. — На один и тот же день случайно записали две пары, и нам пришлось отложить церемонию. Но ничего страшного. У меня еще столько дел, что я буду только рада, если у меня появится лишнее время.

Пьета поняла, что девушка расстроена. Должно быть, она надеялась, что Микеле все-таки не женится на этой девочке. А потом ее пронзила другая мысль. Платье Де Маттео, так взволновавшее невесту, представляло собой серьезную проблему для Пьеты — серьезную, как никогда. Проблему с оборками и бутончиками пионов.

Всю дорогу домой она ломала голову над тем, что ей делать в этой ситуации, но к тому времени, когда она повернула ключ в замке родительского дома, так ничего и не придумала.


Едва переступив порог, Пьета заподозрила неладное. В доме не пахло съестным, а на кухне никого не было. Маму она нашла в старом шезлонге в саду, отец возился с помидорами, ощипывая боковые побеги, чтобы кусты росли высокими и ровными.

Беппи был бледен как мел. Его губы сжались в тонкую линию, темные глаза смотрели жестко и сурово. Позади него застыла мама, сжимая в ладонях недопитую чашку чая. Ее вид встревожил Пьету.

— Извини, что я задержалась. Я помню, я обещала, что мы сегодня начнем кроить платье для Адолораты, но…

— Дело не в платье, Пьета, — перебила ее мать.

— Нет?

— Нет.

Пьета стояла перед родителями, переминаясь с ноги на ногу, как случалось в детстве, когда она попадала в беду.

— Так что же я натворила? — спросила она.

Беппи драматическим жестом вытянул руки, зеленые от сока оборванных побегов.

— Тебе известно, что мы не желаем иметь с ними ничего общего, — горестно проговорил он. — Наша семья не общалась с их семьей с тех самых пор, как мы уехали из Италии. Тебе это известно, Пьета.

Вот, значит, в чем дело. Кто-то видел, как утром она заходила в лавочку Де Маттео или выходила из нее, и донес отцу.

— Всего одна чашечка кофе и пирожное, папочка. Тебе вовсе ни к чему так сердиться.

— Ни к чему? — Его голос задрожал от гнева. — Кто ты такая, чтобы указывать мне, что к чему, а что ни к чему? Ты ничего не знаешь.

— Это правда, я ничего не знаю. — Теперь уже она потеряла терпение. — Я не имею ни малейшего понятия о том, почему ты и Джанфранко Де Маттео враждовали все эти годы, потому что ты отказываешься мне об этом сообщить.

— Он оскорбил мою семью, я тебе тысячу раз об этом говорил.

— Да, но каким образом, папа? Что произошло?

Он только покачал головой:

— Если тебе так уж хочется выпить кофе по дороге на работу, заходи в «Маленькую Италию». Они нальют тебе чашечку за счет заведения, что намного лучше, чем класть деньги в карман этого человека. А теперь, Катерина, — он опустил глаза и посмотрел на жену, — позволь, я пойду и принесу тебе чего-нибудь покушать. Ты, должно быть, умираешь с голоду.

Когда он, шаркая, удалялся на кухню, Пьета заметила, что кожа у него на руках совсем дряблая, а на ногах начала проступать паутина вен. Папа стареет.

— Это всего лишь кофе, мама, — еще раз повторила она, когда они остались одни. — Папе вовсе ни к чему было так из-за этого расстраиваться.

— Что ж, как он говорит, покупай себе кофе где-нибудь в другом месте. Это ведь не так трудно, правда?

— Правда.

Все это звучало так наивно, вся эта вековая вражда, но Пьета знала, что обсуждать этот вопрос дальше не имело никакого смысла.

— Мы займемся сегодня платьем? — спросила мать и с надеждой посмотрела на нее.

— Нет, я слишком устала. Начнем в выходные, ладно? Тогда мы сразу много успеем сделать.

От нее не ускользнуло мелькнувшее в глазах матери разочарование, и она устыдилась своих слов. Это было странное чувство, оставлявшее в душе печаль, смешанную с обидой. Пьета часто его испытывала.

— Мы начнем в субботу, прямо с утра, обещаю, — повторила она. — Но сейчас мне надо пораньше лечь спать.

Поднявшись по лестнице в свою комнату, закрыв за собой дверь и свернувшись калачиком на постели, она почувствовала, будто у нее гора с плеч свалилась. День выдался неудачный, а следующий обещал быть ничуть не лучше. Пьета подозревала, что, увидев набросок свадебного платья Де Маттео, Николас Роуз устроит ей нагоняй.

5

Все вышло еще хуже, чем она ожидала. Как только Николас увидел плод ее фантазии с пионами и оборками, он устроил ей форменный разнос. Он разорвал ее рисунки на мелкие клочки, прочел лекцию о стиле, вкусе, сдержанности и, самое главное, о его репутации, а затем предложил ей уйти в двухнедельный отпуск, причем прямо с сегодняшнего дня.

Пьета не стала спорить. Пусть сам здесь всем заправляет в течение двух недель. Она чувствовала, что устала и нуждается в отдыхе. Она может воспользоваться этим временем и заняться платьем сестры.

Она медленно возвращалась домой, чувствуя себя свободной оттого, что гуляет по улицам среди рабочего дня. Проходя мимо лавочки Де Маттео, она намеренно отвернулась, чтобы не видеть, как Микеле приветливо машет ей рукой.

Отец сидел у входа в «Маленькую Италию» и дулся в карты с Эрнесто, но у нее в душе еще остался осадок от последней размолвки, и она не остановилась, чтобы поболтать с ними. Она прошла весь путь пешком до церковного садика и присела ненадолго на лавочку рядом с парой конторских служащих, наслаждавшихся поздним завтраком из закусочной за углом. Пьета вспомнила времена, когда там хозяйничали итальянцы, чуть ли не каждый день угощавшие ее бутербродами из итальянской чиабатты[17] с мягким сыром дольчелатте[18]. Теперь их давно уже нет, цены в закусочной выросли вдвое, а порции ровно настолько же уменьшились.

Раньше здесь было множество старых кофеен и закопченных крошечных закусочных, где на обед вам подавали порядочную порцию спагетти с телячьим эскалопом. Однако, по мере того как их владельцы-итальянцы старели и уставали от городской жизни, они постепенно закрывались одна за другой. Кое-кто из хозяев вернулся домой, в Италию, другие переехали за город. Оставались лишь немногие, цеплявшиеся за старую жизнь на старом месте. По воскресеньям можно было видеть, как они стекаются на мессу к церкви Святого Петра: высохшие старухи в черных одеяниях и в золоте; старики с темными усталыми глазами и благородными лицами. Пьета знала их всех по именам, а они знали ее. Иногда у нее возникало ощущение, будто она живет в большой деревне, каким-то непостижимым образом оказавшейся в центре города.