– Ну, Митрофаныч, ты даешь! Такую фемину отхватил… ― не сдержался Егор Степанович, усаживаясь за стол. ― А говорил: девчонка, племянница… Мне бы за такую племянницу подержаться!

Мужики заржали. По случаю предстоящей пьянки все находились в приподнятом настроении, и как обычно бывает, их тянуло на сальности. Вынужденные держать себя в строгих рамках на работе, за стенами райкома они любили вот так расслабиться. Конечно, в баньке или в ресторане можно было бы не хуже оттянуться, вот только Кирилл с его язвой….

– Можете не верить, но Викулька мне действительно племянница, ― заявил Кирилл Митрофанович таким тоном, что поверить было трудно.

А уж признаваться, что внучатая, он и вовсе не собирался. Сейчас Суханов сообразил, что присутствие в его доме молодой и красивой девушки придает ему, как мужчине, вес. Егор-то явно завидует!

Гости принялись наполнять тарелки. Количество разнообразных закусок впечатляло. Каждый выбирал, что хотел. Кирилл Митрофанович поспешил похвастать гостям:

– Это моя Викуля приготовила.

– Неужели? ― удивился Георгий Васильевич, инструктор из отдела пропаганды. ― Быть не может! Я думал, тут орудовал опытный повар.

– «Моя Викуля», ― заметил оговорку Егор Степанович и подмигнул остальным. Все понимающе заулыбались.

– Не стесняйтесь, ребята, ― потчевал хозяин. ― Наливайте сами, кто что хочет: виски, водка, коньяк… вино тоже есть. Я ― водочку, другие напитки моя язва воспринимает с неудовольствием.

– Ну, Митрофаныч, хорошо тебе отдохнуть! ― провозгласил Георгий Васильевич, поднимая свою рюмку

Мужчины чокнулись и выпили. Некоторое время все усердно работали челюстями, прерывая еду репликами:

– Ты семгу вчера брал? Солоновата…

– А это с чем салатик? С крабами?

– Передай-ка мне балычка…

– Буженина прекрасная, неужели домашняя?

Выпив еще по паре рюмок, гости закурили. Некурящий хозяин поспешил на кухню.

– Викуля, ты грязные тарелки перемени, а закуски пока оставь. Через полчасика можно горячее подавать.

Пока Вика убирала тарелки, мужчины с интересом поглядывали на нее. Егор Степанович, усмехаясь, обратился к хозяину:

– Не знал я, Митрофаныч, что ты у нас мусульманин!

– Ты это о чем? ― не понял Суханов.

– Это ж шариат какой-то! Хозяйку, которая все это приготовила, красавицу ― за стол не усадить!

Ни на кого не глядя, Вика поспешила из комнаты со стопкой грязных тарелок. За ее спиной послышался хохот. Вскоре на кухне появился возбужденный дядя Кира.

– Давай-ка, Викуля, поставь себе приборчик и выпей с нами винца.

– Ну что вы, дядя Кирилл, у меня ведь завтра экзамен…

– Винцо слабенькое, от одной рюмочки ничего не будет. А то мне перед гостями неудобно. Потом нам горячее подашь и можешь идти спать.

Вике совсем не хотелось садиться за стол, но перечить она не решилась. И правда, неудобно ― она ведь не кухарка, а родственница.

Ее появление встретили всеобщим одобрением.

– Вот это дело! А то, что это ― родственницу на кухню сослал!

– Да еще такую красавицу!

– Которая такой стол соорудила!

– Комсомолку и без пяти минут студентку! ― завершил хозяин. ― Завтра Вика сдает последний экзамен в университет.

Посыпались вопросы: куда поступает, кем будет, какие оценки получила на предыдущих экзаменах.

– Ну, за это стоит выпить! ― предложил Егор Степанович. ― Пожелаем Вике сдать и этот экзамен на «отлично»!

Она хотела лишь пригубить, но мужчины заставили выпить до дна. Вскоре последовал еще один тост: «За прекрасную хозяйку, замечательную кулинарку и вообще ― украшение этого стола!»

Пришлось еще раз выпить, а тут же Вика поторопилась принести горячее. Поставив блюдо на стол, сказала, что через двенадцать часов экзамен, поэтому ей пора спать.

После ухода девушки со всех сторон посыпались шуточки:

– Ну, Кирилл, красивую ты себе деваху отхватил!

– Признайся, Митрофаныч, ты с ней уже, того…?

– А глазки-то, глазки! Цвета спелой вишни. В точности, как у оленихи! Я при Брежневе на охоте в Подмосковье был, видел близко, вот как тебя! ― вытянул руку Георгий Васильевич.

Уже порядком захмелевший Суханов ничего не отрицал и не отказывался. Ему было лестно, что коллеги считают его мужиком, способным завести молоденькую любовницу. А ведь до сегодняшнего вечера он относился к Вике как к бедной родственнице, немного скрасившей его одиночество, поддерживающей в чистоте квартиру и готовящей не вредные для его желудка блюда. К тому же приятно было сознавать, что в глазах родни (пусть и вовсе не хочется ее знать), он выступает этаким благодетелем… В затуманенном алкоголем мозгу стали рисоваться весьма приятные картинки: он под ручку с такой молодой красавицей в театре, в ресторане, на курорте… и, наконец, в постели…

Да, девушка очень хороша! Как это он раньше не замечал?.. Достаточно высокая, но не баскетбольного роста, с сильными загорелыми ногами, покрытыми легким пушком. Почему-то именно этот пушок вызвал сейчас легкое возбуждение… Грудь вполне развита, не то что у этих «мисс», которых в последний год выбирают везде, даже в деревне Зажопино. Все они, на вкус Кирилла Митрофановича, состояли из одних острых ключиц, локтей и коленок.

Что за мода пошла на стиральные доски, думал он. То ли дело раньше! Как говорится: берешь в руки ― маешь вещь! И Вика именно такая: аппетитная, но ни в одном месте не толстая… А что, если действительно?.. Он мужик еще не старый, вполне может… Тем более уже год без жены.

Постоянных любовниц Суханов никогда не заводил, считал опасным для карьеры. Иногда, во время банных развлечений, случалось у него с комсомолками, «приданными к их подразделению»… С последнего такого раза уже почти три месяца прошло. А он ведь еще мужик!

Закончив подтрунивать над хозяином, гости принялись за горячее. Разговор перешел на серьезные темы.

Все были недовольны Горбачевым, а говорить откровенно могли только в таком вот тесном кругу, подальше от райкома.

– Обещает слишком много! ― возмущался куратор отдела строительства. ― Каждой семье к двухтысячному году отдельную квартиру… Как же!

– А что? Хрущ за неполных десять лет сколько построил!

– Настроил, а не построил! Одно слово ― хрущобы! Но тогда надо было людей из бараков расселять, строительство картонных домиков было оправданным. Но строились-то они на двадцать лет, их срок уже истек! Пора сносить и возводить новое жилье, отвечающее современным требованиям. А как строить, когда вот уже второй год после Чернобыля все силы брошены на Украину? В один саркофаг сколько бетона вбухано, на целый район бы хватило! А он еще собирается новый город для атомщиков…

– Средства надо вкладывать в дороги! ― вступил Кирилл Митрофанович. ― Хорошие дороги ― это основа инфраструктуры, без них никуда.

– В России испокон веку две беды: дураки и дороги! ― изрек Георгий Васильевич. ― И эти самые дураки сейчас без ума от счастья, что будут строить социализм с человеческим лицом. Вот выдумали! А раньше какое было? Звериное?.. Бред! Раньше больше порядка было. Расслабились в последние годы при Брежневе. Жаль, Андропову здоровья не хватило задуманное до конца довести. Уж он был кремень, голова ― не то что нынешний пустомеля… С таким хорошего не жди! Народу импонирует его открытость и простота, а генсек не простым должен быть, а иметь силу держать шестую часть суши в кулаке!

– А эти разговоры о многопартийности? Куда мы катимся, а? Только партия способна руководить и контролировать всю хозяйственную деятельность в стране, а если их будет несколько?.. Что ж тогда ― каждой по обкому и райкому?

Было еще много высказываний в подобном духе, все говорили о трудностях работы в нынешнее непростое время.

Товарищи уже переместились на диван и кресла вокруг низенького столика, уставленного бутылками с крепкими напитками и боржоми. Наконец Егор Степанович хлопнул в ладоши:

– Все мужики, хватит о наболевшем. Мы ж сюда пришли развлечься и напиться, а сами себе настроение портим. У меня для вас сюрприз!

Он прошел в коридор и вернулся со своим портфелем.

– Вот, ― достал он видеокассету, ― вторая серия «Эммануэль».

– Порнушка! Я первую видел!

– Это «Черная Эммануэль», здесь такая негритяночка!

– Да ну, черная, противно, ― сморщился Суханов.

– Брезгуешь, Митрофаныч? Конечно, имея такую девчонку в соседней комнате…

Хозяин дома самодовольно улыбнулся. Он начинал свыкаться с мыслью, что Вика станет его любовницей.

Видеодвойка проглотила кассету. Дубляж гнусавым голосом диктора звучал не всегда внятно, но понимать было особо нечего. На экране творилось такое!.. Пожилые мужики, не избалованные разнообразием секса, а про лесбиянок узнавшие совсем недавно, смотрели, как завороженные, даже реплики перестали отпускать. Тосты прекратились, каждый потихоньку потягивал свой напиток. Когда лента кончилась и экран зарябил, Георгий Васильевич крякнул:

– М-да!

– Вот бы так покувыркаться! ― размечтался Егор Степанович.

– Стары мы уже, мужики, для таких подвигов, ― заметил Василий Тимофеевич из отдела строительства, ― не дай бог, кондратий хватит, аккурат на такой вот негритяночке, от избытка чуйвств-с!

– Митрофаныча вон не хватает! Это мы с вами сейчас к своим старым боевым подругам вернемся, с ними и после такого просмотра ничего не изобразишь. А хозяин наш ― под бочок к молодой телочке. Да поднабравшись впечатлений от «Эммануэлек»… Честно, Кирилл, аж завидки берут!

Кирилл Митрофанович слабо улыбался. Хоть бы гости выкатились поскорее! Фильм его возбудил, и он мечтал успеть донести свое возбуждение до Викиной комнаты, а там…

Но товарищи покинули его квартиру только в половине первого ночи. Они могли не спешить: три черные «Волги» с водителями ожидали их возле подъезда.

Едва закрыв за гостями дверь, Кирилл Митрофанович поспешил в ванную. Там он торопливо разделся, попрыскал одеколоном под мышками, облачился в мягкий махровый халат, который два года назад его жена купила в Венгрии, подтянул живот и полюбовался на себя в зеркало.

«Конечно, не Ален Делон, но пока еще и не Жан Габен», ― оценил он себя.

Выпив еще рюмочку для храбрости, напевая мелодию из «Эммануэль» и подогревая таким образом свое возбуждение, Суханов двинулся к комнате, где спала племянница.


Голова с непривычки слегка кружилась от выпитого, к тому же весь день был заполнен хлопотами, поэтому Вика заснула, едва коснувшись головой подушки. Разбудила ее полоса света, упавшая прямо на лицо. На мгновенье свет заслонила чья-то тень. Вика на секунду зажмурилась, чтобы пошире раскрыть сонные глаза…

Мыча какую-то мелодию, к ней приближался дядя.

Ничего не понимая, девушка приподнялась на локте. Чего это дядя Кира к ней зашел? Может, ему плохо, язва расшалилась?..

Но дядя, подойдя вплотную к ее постели, вдруг распахнул свой халат, обнажая волосатое пузо, а под ним…

– Дядя Кира, вы чего?.. ― в ужасе пробормотала Вика, отползая к самой стенке и натягивая одеяло до подбородка.

– Викочка, Эммануэль ты моя… ― непонятно прошептал дядя и бросился на диван, пытаясь стащить с племянницы одеяло. ― Ну что ты, разве ты не любишь своего дядю, дядя добрый, хороший, дядя хочет тебя…. Ну же, возьми его в руки и…

Тут Кирилл Митрофанович понес такое, чего Вика сроду не слышала, хоть и выросла в рабочем поселке. Он тыкался своим членом, пытался стянуть с нее трусики и раздвинуть крепко сжатые ноги… обслюнявил ее всю, тяжелой тушей навалившись сверху. И все бормотал: то называя Эммануэль, то суля златые горы, если согласится…

Растерявшаяся и еще слабая со сна девушка вначале почти не сопротивлялась, лишь повторяла негромко:

– Не надо…

Но Суханов только усиливал натиск, его противная рука поползла к самому потаенному…

Дальше Вика помнила плохо. От ужаса она перестала стискивать ноги и изо всех сил заехала дядюшке коленом в пах. Кирилл Митрофанович взвыл, инстинктивно схватившись за больное место.

Освобожденная, Вика кинулась в коридор, не зная, куда спрятаться, и слыша, что дядя, матюгаясь, топает за ней. Не думая ни о чем, выскочила на лестничную площадку, захлопнула за собой дверь и прижалась к ней спиной. Через пару секунд бросилась вниз, но остановилась: куда она ― ночью, в одной рубашке, босиком?

Попробовать позвонить соседям? Ерунда! Это только в кино люди по ночам неизвестно кому двери открывают. Пока она будет звонить, пока из-за двери будут выяснять, чего ей надо, дядя затащит ее обратно в свою квартиру… Закричать во весь голос? Личный опыт подсказывал, что вряд ли кто-нибудь выглянет. Во всяком случае, в ее доме на вопли в любое время дня и ночи никто не обращал внимания, считалось, что семейные разборки дело сугубо личное, а если вмешаться, то можно и самому схлопотать.

Услышав, как заворочались замки в дядиной двери, Вика со всех ног кинулась наверх. Третий этаж, четвертый, пятый и, наконец, чердак и коричневая, обитая жестью дверь с громадным навесным замком. Притаившись возле нее, она прислушалась. Дядя вышел на площадку, прошелся вниз по лестнице, крикнул пару раз: «Вика!» Матюгнулся и вернулся в свою квартиру.