В стране становилось все хуже с продовольствием, и люди страдали от голода и обиды.

— Пища теперь есть только для богатых! — говорили отцы семейств, но даже на королевском столе не было никаких изысканных яств. Следуя совету Пемброка, король старался ввести фиксированные цены на обычные продукты питания и тем самым помочь самым бедным. Но даже если у лавочников были деньги, они напрасно ждали, когда прибудут повозки с провизией.

На скотобойнях не забивали скот, и у подмастерьев не было работы. Не хватало сена для скота, молока недоставало сельским детям. Свиноводы старательно трясли дубы, но на них не осталось желудей, чтобы накормить свиней. С Нового года шотландцы совершали набеги на приграничные города и деревни и жестоко грабили их. Они вытоптали все посевы на севере. Казалось, нет иного выхода, как только собрать еще одну армию и снова маршировать на север, чтобы дать им отпор.

— Но как собрать армию, не имея денег? — вздыхал Эдуард.

— Почему мы такие бедные? — спрашивала Изабелла. Ей никогда ни в чем не приходилось себе отказывать до той поры, как она приехала в Англию.

— Из-за постоянных войн моего отца, — сказал он ей правду.

— Или же из-за твоих непомерных трат? Твоих и Гавестона?

Увидев, каким злым стало ее лицо и как побледнел Эдуард, Эймер де Валенс, как всегда, поспешил вмешаться, чтобы не произошла очередная ссора.

— Если бы только ваш отец, сир, не изгнал отсюда всех евреев!

Изабелла бросила быстрый взгляд на него. Темная маленькая бородка, умное бледное лицо… Она вспомнила, как Гавестон всегда дразнил его, называя «евреем»! Она подумала, не течет ли в его жилах еврейская кровь?

— Он, что, преследовал их? — спросила она, сразу отвлекаясь от предмета ссоры, как того хотелось ему.

Эймер улыбнулся Изабелле, как бы прочитав ее мысли.

— Нет. Эдуард Длинноногий всегда был справедлив. Когда он приказал евреям покинуть страну, он дал для сборов достаточно времени и не разрешал своим чиновникам обижать их. Но все равно это было большой ошибкой короля.

— Почему? — спросила Изабелла.

Ответ был совсем простым:

— Потому что теперь не у кого занимать деньги. Столетия назад, когда евреев согнали с их пастбищ, они начали заниматься финансами. Теперь у нас нет ростовщиков, и мы не можем добывать деньги, кроме как с помощью фальшивой экономии на сниженной ценности денег.

Проведя Рождество в Вестминстере, Эдуард снова отправился на север. Изабелла была рада остаться в Элтеме, чтобы немного отдохнуть от него. Уже не вставал вопрос, чтобы она отправилась вместе с ним, так как она только недавно родила ему второго сына. Он был счастлив, услышав такую приятную весть, и, как было в его обычае, подарил гонцу сотню фунтов. «Научится ли он когда-нибудь считать деньги?» — подумала Изабелла. Она еще лежала в постели, но уже начала размышлять о тихих крестинах.

Она пригласила только своего дядю Ланкастера и епископа Норвичского в качестве крестных. Мальчика назвали обычным английским именем — Джон. Она знала, что ее супруг и народ Англии будут довольны!

Роды были легкими, но когда окончился весь шум, связанный с крестинами, ей стало так приятно просто сидеть и болтать с Маргаритой, хотя это и не соответствовало ее энергичной натуре. Было так хорошо погреться в лучах теплого сентябрьского солнышка. В саду замка в Кенте были чудесные маленькие клумбы, возле которых проложены дорожки, вымощенные булыжниками. Она сидела в тени шелковицы и могла видеть своего четырехлетнего сына Неда, играющего с деревянной лошадкой, которую с такой любовью вырезал для него отец. Мальчик назвал лошадку Дорогой Друг.

Где-то поодаль Томлайн тихонько пел под аккомпанемент лютни. Томас Ланкастер пришел осведомиться о ее здоровье. Он принес подарки ей и ее новорожденному сыну.

— Вы такая великолепная королева, моя дорогая Изабелла. Вы родили уже двоих сыновей, — сказал он. — И станете еще более популярны в этой стране.

— Мне кажется, что Джон не такой сильный, как Нед, — взволнованно отметила Маргарита. Она с любовью посмотрела на крепкого мальчика, который приказывал своему ярко окрашенному коню скакать через газон.

— Все равно было бы неплохо, если бы вы показали его народу после такого тихого крещения. Может быть, стоит пройти процессией по Лондону, и вы, моя дорогая Изабелла, будете держать его на руках.

Томас Ланкастер всегда думал о том, как повысить популярность его самого и его племянницы. Она понимала, что Эдуарду это только вредило. Но все равно она даже вздохнула от предстоящего удовольствия — ей так хотелось снова побывать в Лондоне. Казалось, прошло столько времени, как она слышала в последний раз возгласы восхищения, крики толпы. В этот раз, когда короля не будет рядом, все приветствия достанутся только ей одной и ее двум сыновьям! Неда, наверно, стоит посадить на белого пони.

— Нам следует сделать новые подушки, — решила она, — из алого шелка. Я надену свое платье из серебряной парчи. А вы, моя дорогая Маргарита, прелестно выглядите в светло-зеленом!

Но когда они начали обсуждать будущую церемонию, ее слуга принес письмо.

— Письмо от короля, мадам! — возвестил он. Все замолчали, когда она сломала печать и развернула письмо.

— Он недалеко от Йорка и хочет, чтобы я присоединилась к нему, — сказала она ровным, тусклым голосом. Год назад, перед Беннокберном, она была бы счастлива получить такое письмо. Теперь она опустила свернутый пергамент на колени и умоляюще взглянула на своих французских родственников.

— Здесь так хорошо поздней осенью… Разве я обязательно должна ехать на север?

Маргарита грустно улыбнулась. Она понимала, что красота природы не имела ничего общего с нежеланием Изабеллы ехать к супругу. Она знала, что человек начинает ценить одиночество, когда перестает любить своего партнера.

— Если король этого желает, — ответила она.

— Когда он хочет, чтобы вы к нему приехали? — спросил Ланкастер.

Он сидел на каменной скамье в камзоле с высоким воротником и с поясом, он очень шел ему, фасон был привезен из Франции.

— Король пишет: как только я буду хорошо себя чувствовать.

Изабелла встала и потянулась, потом села на скамью рядом с дядей. Она даже попробовала поднять Неда, когда он прервал игру и подбежал к ней.

— Видите, дядюшка, я уже совсем окрепла. Почему все всегда считают меня слабой?

— Я бы на твоем месте не стала разуверять их, — советовала ей тетя.

— Мужчинам всегда нравится что-то делать для слабой женщины, которая едва достает им до плеча!

Они обе засмеялись, и Изабелла взяла с блюда марципановое печенье. Его принесла Жислен, чтобы угостить графа. Королева положила печенье в маленький ротик ее первенца, открытый, как у птенца, и всегда готовый что-то жевать. В этот теплый час было так приятно поболтать в полном роз саду, наблюдая за баловством ребенка. Было бы неплохо планировать будущие крестины или другие увеселения, но письмо Эдуарда все испортило. Ланкастер презрительно отозвался о безуспешной продолжающейся и длительной войне, которая так мешала им жить спокойно.

— Почему было не договориться с шотландцами, вместо того, чтобы зря тратить наши жизни и деньги? — ворчал он. — Я утверждаю, что Брюс — цивилизованный человек, несмотря на его набеги.

Изабеллу начала раздражать его напыщенность, которую он пытался скрыть за приятной и благодушной внешностью.

— Я полагаю, вы не любите рисковать своей жизнью, милорд, — не могла не заметить она. — Вы не стали участвовать в войне из-за ваших симпатий к шотландцам?!

Он ушел от прямого ответа.

— Я уже не молод. Я послал вместо себя солдат, как того требует моя верность короне, — ответил он с некоторым раздражением.

— Вы так говорите, как будто с неохотой послали своих людей. Но вам, наверно, хотелось защитить ваших людей и собственность в Ланкашире? — спросила Маргарита.

— Пока что король Шотландии не тронул их.

— Но даже если так, уже разграблен Кумберленд и Нортамберленд. Вы не считаете, что Англия должна дать им отпор?

— Отпор? Сопротивление? У нас нет настоящих командующих и многие люди недовольны, как ими правят. А ваш милый муженек, Изабелла, марширует под звуки дудочек, как мне рассказывали. Это называется попросту фарсом! На улицах Стерлинга шутят, что подмастерья клянутся вернуть камни, украденные из короны, в которой он короновался!

Герцог встал, у него была прекрасная фигура, но уже наметился животик. На его костюме сияли вышитые гербы Херфорда, Линкольна, Ланкастера и Дерби. В его глазах сверкала ярость.

— Вы знаете, что говорит король Роберт Шотландский? «Я больше боюсь праха Эдуарда I, чем его живого сына!» И клянется всеми святыми, что было гораздо труднее отобрать даже фут земли у старого короля, чем забрать все королевство у его хлыща-сыночка!

Щеки Изабеллы покрылись краской. Она вскочила на ноги и грозно посмотрела на него.

— Откуда вы знаете, что он говорил? Кому он это говорил? — горячо вопросила она.

Но ее дядюшка отвел взгляд и попытался уйти. Он понял, что переусердствовал. Ему нельзя было ей это пересказывать, несмотря на их с королевой вполне дружеские отношения.

— Роберт Брюс непременно возьмет Бервик, если только Эдуард не сообразит, что легче вступить с ним в переговоры, — уклончиво ответил он.

Маргарита тоже поднялась. Она была очень зла, что он посмел сказать такое королеве. Она понимала, что он ревновал Эдуарда, жаждал власти для себя, вынашивал разные тайные замыслы. И считал, что может что-то выиграть от популярности своей племянницы. Но никогда прежде она так ясно не понимала, каким он был злым гением для их брака — он так старался развести их по разные стороны.

— Ваше Высочество, кажется, вы слишком хорошо знакомы с мыслями и планами короля Шотландии, — молвила она так официально, что стало ясно: все их прежние дружеские отношения остались в прошлом.

Он увидел, с каким подозрением смотрят на него обе женщины. И сразу же придумал какой-то повод, торопливо распростился и поспешил к выходу, где его ждала свита. Маленький принц побежал за ним, пытаясь схватиться за его богато украшенный кинжал. Он предпочитал играть с мужчинами — у мамы не было кинжала.

— Как он смел говорить такое в вашем присутствии? — воскликнула Маргарита, провожая его взглядом.

— Но это была правда, — заметила Изабелла. Она старалась продолжить беседу, как будто ничего не случилось, но на самом деле едва не упала в обморок. Яркие маргаритки и скромные анютины глазки поплыли перед ее глазами. И она усомнилась, действительно ли совершенно выздоровела, как думала прежде? Она снова опустилась на скамейку и положила голову на скрещенные руки.

— Иногда я хочу быть вдовой, как вы или Маргарет Гавестон, — обронила она.

— О, желать подобного — грех! — попеняла ей вдовствующая королева. — Вы не можете себе представить, что значит потерять любимого человека.

Изабелла подняла голову и невидяще уставилась в пространство.

— Мне кажется, это все же легче, чем осознавать, что мужчины, которого вы любили, никогда не существовало!

Пока Маргарита обдумывала смысл ее фразы, Изабелла предалась мыслями о своем будущем.

Она готова была забыть, что она королева, отбросить свое отвращение к тому, что должна разделить с Эдуардом плоды его неумелого правления. Но не могла перестать быть молодой прекрасной женщиной, рожденной для страстной любви и жаждущей ее. Образ любимого разлетелся вдребезги, как разбитое зеркало.

— О, Маргарита, зачем мне ехать к ему? И возвращаться с будущим ребенком Плантагенетов в лоне! — воскликнула она.

Изабелла, не поворачиваясь, протянула руку, и Маргарита пожала ее. Рука была теплой и дарила утешение, как когда-то маленькому Эдуарду, который держался за нее, спасаясь от отцовского гнева.

— Он хороший и любящий отец, — вот все, что она могла ответить Изабелле.

— Но каждый раз, когда он обнимает меня, я вижу, как он бежит с поля сражения при Беннокберне…

Ее тетя любила их обоих. Она опустилась на скамью, где до этого сидел Ланкастер.

— Ты была так романтически влюблена в него в Булони во время вашего медового месяца… Разве тебе нечего вспомнить о нем хорошего? Ты когда-то рыдала о нем, как дети плачут, когда им не достают такую далекую луну с неба…

Изабелла подумала о чем-то, расслабилась и улыбнулась.

— Странно, что вы спросили меня об этом, моя дорогая. Есть одно воспоминание, которое навсегда, останется в моей памяти. Оно всплывает не часто и в самые неподходящие моменты: каким он был в то сумасшедшее Рождество в Лэнгли. До того, как они с Гавестоном отправились в Шотландию. Я закрываю глаза и вижу их, смеющихся и радостных. Они подбрасывали бедного Роберта, нашего шута, под потолок на вашей лучшей вышитой скатерти. Вы помните это? Я вижу ярко пылающий огонь в очаге, венки омелы, висящие на гобеленах, отблески языков пламени на их красивых нарядах. И счастливое лицо Эдуарда… Вы знаете, он никогда больше не выглядел таким счастливым!