Маргарет Барнс - Изабелла Прекрасная

А Изабелла готовила богатейший покров и присматривала, как рисовали герб Англии на погребальной колеснице, которую должны были послать в Беркли. Королева повелела управителю Глаунвиллю найти лучших свечных дел мастеров в Глочестере, чтобы они изготовили из воска фигуру Эдуарда, которую понесут впереди траурного кортежа. Кроме того, следовало определить дату, когда аббат со своими священниками прочтут заупокойные молитвы и сопроводят траурную процессию. Она была рада, что ей пришлось заниматься всеми делами. Как только она оставалась одна, а она всеми силами старалась избегать этого, — слова «Нет ни единого признака насилия» все время представали перед ее мысленным взором. Она вспоминала и другие слова: «До тех пор, пока он жив». Они так часто срывались с губ ее любовника.

Эти слова стали как боевой клич шотландцев, чтобы собрать воедино силы для нападения. Каждый раз, когда она ловила себя на том, что внимательно присматривается к Мортимеру, она успокаивала себя, снова и снова мысленно повторяя: «Нет ни единого признака насилия!»

Епископ Орлетон привез невесту, которую желал Эдуард III. Но к тому времени, когда она приплыла на корабле в Дувр, ее будущий жених был на севере, сражаясь с шотландцами и пытаясь отбросить их назад, к границе. Сражение было отчаянным и шло с переменным успехом. Даже в разгаре схваток он посылал распоряжения, как следует встретить его невесту. Он приказал коннетаблю замка в Дувре позаботиться о том, чтобы ее сопровождению было удобно там. Все важные особы городов, через которые она проезжала, должны были тепло приветствовать ее. Их не пришлось долго уговаривать — простенькая и свеженькая Филиппа очень понравилась всем. Люди так устали от бесконечных интриг и заговоров. Многие надежды уже связывались не с Изабеллой, а с молодым королем, если только он сможет освободиться от влияния Мортимера и милой, но твердой узды его мамаши. Лондонцы развлекали фламандскую принцессу во время Рождества, стараясь доставить ей удовольствие. Но она была скромной и застенчивой девушкой. Было ясно, что она мечтает лишь о том, чтобы увидеть своего суженого. Поэтому как только у Неда появилась возможность остановиться в Йорке, Филиппу отправили туда для свадебной церемонии.

Изабелла и Мортимер были уже на севере. Они прилагали максимум усилий, чтобы заключить мирный договор с Робертом Брюсом. Изабелла взяла с собой свою пятилетнюю дочь Жанну, чтобы обручить ее с сыном Брюса, Дэвидом. Она понимала, что англичане будут недовольны этим браком, но и Изабелла была слишком умна, чтобы не осознать: королевство ее сына никогда не будет в безопасности, если не прекратятся постоянные стычки на границах. И кроме того, он не сможет сохранить свои земли на континенте.

— Много лет назад, когда я возвращалась во Францию и у меня болело сердце из-за несправедливости и горя, и не было никакой ясности в моей судьбе, я обещала тебе, моя крошка Жанна, что сделаю тебя королевой, — сказала она, целуя свою любимую дочку. — Теперь мы обсуждаем брак твоего брата Джона, и я надеюсь, что твоя сестренка будет помолвлена с кем-нибудь из ветви Шотландии. И между нами не будет моря, и когда ты вырастешь, мы сможем иногда встречаться.

Она поехала с Мортимером в Бервик на обручение детей вскоре после того, как Эдуард и Филиппа были повенчаны в Йорке. В разгаре зимы у королевы-матери было много дел. Два ее замысла были удачно завершены. Жанна будет воспитываться в Шотландии, а Нед был слишком счастлив и занят своей супругой в Вудстоке. Мортимер все еще оставался на севере, подгоняя шотландских гостей и стараясь повыгоднее составить мирный договор. Сама она поехала в Лондон. Там, хотя и считаясь всего лишь королевой-матерью, она сможет по-настоящему управлять страной. Но от позднего и неожиданного шторма испортились все дороги. К ее недовольству, ей пришлось прервать путешествие в Ноттингеме.

— Я ненавижу ноттингемский замок, — жаловалась Изабелла. Она вся дрожала, несмотря на яркий огонь, который приказал разжечь сэр Роберт Эланд, коннетабль замка.

— Похоже, из-за метели мы можем застрять здесь надолго, — сказала Жислен. Она возвращалась вместе с Изабеллой с помолвки малышки Жанны.

— Ну, и хорошо, тогда мне будет чем заняться, — решила Изабелла. — Столько всего случилось, что я даже не проверяла реестровые книги с той поры, как овдовела. После ужина, дорогая Жислен, скажите всем, что они могут идти спать, и пришлите ко мне Фоунтена, и пусть он принесет с собой все реестровые книги.

Когда в замке все замерло и занавеси были задернуты, чтобы оборониться от холодного злого ветра, она села у огня, беседуя со своим управителем.

«Почему на меня всегда так плохо действует это место? — подумала Изабелла. Она огляделась и пристально посмотрела на фигуры в рост человека, вытканные на гобеленах, колышущихся при порывах ветра. — Не потому ли, что со мной нет Роджера? Не потому ли, что я вдова, и моя молодость канула в лету? Не потому ли, что я уже больше не королева?..»

Она вспомнила графа Вильяма, и ее кузину, и их дитя из ветви Валуа. Ту самую девочку, которую приветствовали во время свадьбы с ее сыном. Казалось, в жилах Филиппы течет больше фламандской крови, чем французской. «Как она отличается от меня, когда я была юной супругой, — подумала Изабелла. — Филиппа — миленькая простушка, а я была красивой, живой девушкой, привлекавшей взгляды мужчин уже в нежном возрасте. Она пока свеженькая, но после нескольких родов, наверное, растолстеет, а я даже в моем возрасте все еще очень хороша…»

Изабелла придвинула к себе зеркало. Где бы она ни была, зеркало всегда находилось неподалеку. Изабелла поставила его так, чтобы на него падал свет свечи, и внимательно вглядывалась в свое отражение.

«Я все еще красива… но лицо стало каким-то напряженным и жестоким. Маргарита едва бы меня сейчас узнала…» — призналась себе Изабелла. Ей стало жаль ту веселую, добрую девушку, о которой она вспоминала с такой ностальгией, когда оставалась одна.

«Увы, заботы и дела непременно оставляют неуловимый след на лице, если даже они не записаны в реестровые книги».

Открылась дверь, и вошел Фоунтен. Он почтительно поклонился Изабелле, в его длинных руках была кипа скучных книг в кожаных переплетах.

«Ну, хорошо, — подумала она, — у меня много грехов, но никто не сможет обвинить меня в лени».

С той поры как она стала принимать участие в управлении страной, ей приходилось думать сразу о тысяче вещей. Она легко теперь понимала, как должен был ненавидеть все это Эдуард, который всему предпочитал развлечения и удовольствия. И еще были дела, о которых знали только она и Мортимер.

— Фоунтен, расписки в другой реестровой книге, в той, которую мы запираем? Там точно записано, сколько мы потратили фламандского приданого… Вы никогда не оставляли ту книгу незапертой?

— Ваше Высочество, в книге записи сделаны только моей рукой. Мадам, вот ключ от нее.

— Спасибо вам за предосторожность, друг мой!

Изабелла вздохнула с облегчением и положила ключ себе за пазуху. Теперь она могла заняться более простыми и несекретными делами.

— Так, с чего мы начнем сегодня?

Длинными тонкими пальцами он переворачивал листы реестровой книги. Он поставил свечу в золотом подсвечнике так, чтобы она освещала листы, где были записи, сделанные его аккуратным почерком.

— Здесь начало октября, мадам! Вот расписки, присланные управителем милорда Беркли. Мне кажется, что он честный и аккуратный человек.

— Нам обязательно начинать с них? — спросила она, сразу поняв, с чем связаны те записи и расходы.

— Если для Вашего Высочества все это огорчительно…

Однако Изабелла уже справилась со своей слабостью и начала тщательно проверять каждую запись. Как и говорил Фоунтен, управитель Беркли был деловым человеком. Он смог свести к нескольким коротким фразам трагедию смерти короля.

— Заплачено Бокеру, Эфиверу — за охрану тела короля за три месяца, прислано из Вестминстера, — прочитала вслух Изабелла.

— Плата слугам милорда Беркли за такие же услуги. Плата плотнику Беркли за то, что он «изготовил загородки, чтобы сдерживать толпу». И вот еще — «за починку вышеупомянутых загородок». Неужели было так много людей, Фоунтен?

— Когда Гдаунвилль встретился со мной в Йорке, он говорил, что они приходили издалека — даже из Оксфорда и Карнаварона.

Изабелла почувствовала, как ее желудок скрутило жестокой судорогой, но все равно продолжала обсуждать все детали и подробности.

— Передано священнику в качестве пожертвования для церкви в Беркли. Лучшему свечнику Глочестера за то, что он изготовил восковую фигуру умершего короля… — голос у Изабеллы задрожал, — чтобы нести ее перед погребальной каретой, — 40 шиллингов. За позолоченную корону для восковой фигуры…

Изабелла припомнила, что в то время она пыталась представлять себе низвергнутого короля в Беркли сидящим у пылающего камина с книгой или лютней на коленях.

Ей так не хотелось вместо этого видеть нечто неживое, словно бы из воска, облаченное в пурпурные одежды, молча лежащее на задрапированном черном возвышении, и вокруг него огни, резные ангелы и геральдические знаки Плантагенетов. Неживое, ростом и чертами похожее на Эдуарда, но без его приятного голоса и гибких движений, без его грации. Изабелла поспешила перейти к следующему параграфу:

— «Оплата поездки управителя сэра Томаса Беркли в Йорк. Оплата путешествия женщины Друсциллы из Беркли».

— Боже ты мой! — воскликнула Изабелла, нервы ее не выдержали напряжения. — Мы что, должны платить и за его удовольствие?!

Ее управитель не ответил, и она внимательно посмотрела на него.

— Это не такая женщина, мадам, — медленно и неохотно пояснил он ей.

— Тогда родственница, которая захотела прокатиться за мой счет?

Изабелла не была скупой с людьми, которые прислуживали ей, и в обычное время даже не стала бы обращать внимания на такие мелочи. Но ей уж слишком много довелось страдать, и она была раздражена! Фоунтен показал ей следующую строчку, ниже той, на которой застыл ее палец. Там она увидела запись, короткую и без всякого объяснения о том, что умерший король был бальзамирован.

— Это она делала бальзамирование, — объяснил Фоунтен.

— Женщина? — переспросила Изабелла. Руки ее соскользнули с реестровой книги, которая рассказала ей так много… Она откинулась в кресле и изумленно уставилась на Фоунтена.

— Мне говорили, что не могли найти врача.

— Во всем Глочестере, Херфорде и Ворчестере?

— По словам Глаунвилля, сэр Томас Гурни приказал, чтобы все было сделано как можно скорее.

— Вот этому я верю! — голос королевы был низким от ярости.

Она так резко отшвырнула кресло, что рог с чернилами опрокинулся и посадил огромное темное пятно на скатерть.

— Где эта женщина? Отыскать ее! Послать за ней! — грозно потребовала Изабелла.

— Мадам, нет ничего проще, — ответил ей Фоунтен, вскакивая, чтобы спасти бесценные бумаги от чернил. — Она здесь.

— Здесь, в Ноттингеме?

— Наверно, она приехала за нами из Йорка после возвращения Глаунвилля. Днем, когда я ехал сюда из города, она потянула меня за рукав и сказала, что должна поговорить с Вашим Высочеством, и умоляла, чтобы ее пустили в замок.

— И вы, наверно, заявили ей, что это невозможно, и отослали прочь? Немедленно найдите ее, если даже вам придется перебудить всех в городе и стащить с постелей. Нет, оставьте книги и чернила и приведите ее сюда, даже если будет очень поздно. Фоунтен! Никому ни слова, что я хочу ее видеть.

Женщина не могла уйти далеко, но уже догорали угли в очаге, когда Фоунтен привел ее и сам удалился.

Несмотря на свое нетерпение, Изабелла глубоко задумалась, так что даже не почувствовала, как у нее онемели руки и ноги. Она не слышала, как открылась и снова закрылась тяжелая дубовая дверь. Но когда она подняла голову, женщина стояла перед ней. Небольшого роста, крупная, с седыми волосами. Очень умные, живые глаза. Конечно, она не могла быть возлюбленной Глаунвилля, которую он взял с собой, чтобы ему было повеселее во время путешествия. Она могла быть женой вполне обеспеченного торговца.

Пусть даже в глазах всего мира она была никем, но для проницательной Изабеллы она была единственным человеком на свете, кто мог честно рассказать, от чего умер Эдуард? Кроме, конечно, Гурни. Но он уехал за море.

— Как тебя зовут? — спросила Изабелла и поманила ее, чтобы та оказалась на освещенном пространстве. Она предложила женщине снять засыпанный снегом плащ.

— Друсцилла Данхевед, — спокойно ответила женщина. Хотя ей раньше никогда не доводилось бывать у королевы, она не казалась слишком сильно смущенной.

Изабелле в голову пришла страшная мысль: женщина не боялась ее, потому что совсем недавно она трогала, бальзамировала и обмывала мертвое тело короля.