— Откуда ты… Как ты узнала?

— Я же сказала! Разве нет? Разговаривали два садовника. Прямо у меня под окном. Даже мой шталмейстер имел наглость пожалеть меня.

— Бедное дитя!

Изабелла почти не слышала ее слов.

— Но ведь вы должны были знать, — с упреком повторила она. — Почему же вы мне ничего не сказали? Там, в Булони, когда я спрашивала вас про Англию?

— И что бы это изменило?

— Я бы не вышла за него замуж! — закричала Изабелла, почти ненавидя свою тетушку за ее спокойствие и невозмутимость.

Встревоженная ее бледностью, Маргарита ласково подвела Изабеллу к своему креслу и усадила.

— Милая моя, ведь ты же знаешь, что мы, женщины, просто пешки в политических играх. Возможно, твой отец глубоко возмущен тем, что твои дядюшки и мои братья рассказали ему по возвращении в Париж. Но союз государств зависит от многих лет правильной внешней политики, а не от морали отдельных людей или счастья молодой супруги короля.

— Мне нужно было обратиться к моему брату Карлу, он всегда поддерживал меня.

— Самое большее, что мы можем сделать, это поддержать английских баронов в их стремлении выдворить Пьера Гавестона из страны.

Изабелла в течение некоторого времени сидела молча, вспоминая свои промахи.

— Так значит, когда Эдуард обвинял меня в ревности, в моей ревности действительно не было ничего странного, — медленно произнесла она. — Многие женщины ревнуют своих мужей к их друзьям, прекрасно понимая, что все равно они сами нужны им. Но я не нужна Эдуарду. Когда я бываю вне себя от радости, что он делит со мной ложе, то для него это лишь исполнение долга. У меня нет ничего — абсолютно ничего — что не мог бы дать ему Пьер Гавестон. Как сказал этот проклятый садовник: «У него нет ни крохи желания тратить силы на молодую!» — Не в состоянии справиться с переполнявшими ее чувствами, Изабелла закрыла лицо руками. — О, Маргарита, дорогая, подумать только, что когда-то я жалела вас! — всхлипнула она. — Из-за того, что вы — такая молодая — должны были выйти за сурового воинственного шестидесятилетнего старика!

— У тебя не было причин, уверяю тебя. — Однако замужняя жизнь вовсе не была раем для Маргариты. Она села на низенький стульчик рядом с Изабеллой и впервые за все время заговорила об этом. — Вначале я страшно боялась занять место его обожаемой кастильянки, с которой он прожил полжизни. Но мой супруг был человеком справедливым во всех отношениях, и он подарил мне сыновей.

— Ему, наверное, нелегко было всю свою жизнь оставаться живой легендой, — произнесла Изабелла, с тем же налетом горечи, с которым говорил об отце и ее муж.

— Возможно. Но для наших суровых баронов его жизнь осталась в памяти как образец служения своей стране. Они совершенно сбиты с толку и разочарованы из-за того, что не видят в его сыне продолжателя королевских дел отца. Изабелла, не надо рисовать себе портрет достославного из всех английских королей со слов молодого Эдуарда.

Изабелла уже немного пришла в себя и сидела в кресле очень прямо.

— Но тем не менее вы любите молодого Эдуарда, как вы его называете? — Несмотря на свое разочарование, а может быть, именно благодаря ему, слова ее прозвучали почти как просьба о помощи.

— Мне не надо было заставлять себя любить его, Изабелла, потому что в нем есть какое-то обаяние. Несмотря на лень и беспечность, он никогда не совершит жестокого поступка. Ведь и ты сама сразу полюбила его. И к тем, кого он по-своему любит, он относится с большой теплотой и заботой. Его трагедия в том, что он стал наследником престола. Мне всегда казалось, что из него вышел бы прекрасный владелец поместья, он бы великолепно ладил со всеми своими соседями и заботился о хозяйстве с любовью и знанием дела!

— А Гавестон? — после некоторого молчания спросила Изабелла.

Вздохнув, Маргарита поднялась и подошла к своему столику, на котором лежала раскрытая книга. Она машинально перевернула толстые, с красивыми рисунками страницы.

— Я понимаю, что мои слова могут обидеть тебя, поскольку тебе и так сейчас нелегко. Но я не нахожу Гавестона таким уж ужасным. Я знаю его с детства. Его отец — один из самых благородных и достойных людей, кого я знала, умер, пожертвовав и здоровьем, и богатством в сражениях за свою страну. После его смерти не осталось денег даже для того, чтобы найти Пьеру хорошего и порядочного учителя. Нет, я Пьера не оправдываю! Но во всяком случае его нельзя назвать занудой, и он — смелый и отважный человек. — Видя, как посуровело лицо племянницы, она пожала плечами и закрыла книгу. — Но тут, — сказала она, чему-то улыбаясь, — возможно, я не вполне объективна, поскольку изо всех живущих при дворе, я, наверное, единственная, кого он пощадил, избавив от своих насмешек и злых острот, во всяком случае, даже когда он поддразнивает меня, я чувствую в его отношении ко мне какую-то нежность. Я даже временами думала, что чем-то напоминаю ему его мать.

— Это ей он посылает так много денег Эдуарда? — резко спросила Изабелла. — На днях милорд Пемброк говорил, что половина моего приданого ушла в Гасконь. Насколько мне известно, его маман умерла много лет тому назад. Но нет никакого сомнения, что он транжирит деньги, что большую часть этих денег он получает из королевской казны, и немалая их толика исчезает в его поместье в Гиены и у его обедневших родственников.

Изабелла медленно поднялась с кресла своей тетушки. Она чувствовала себя гораздо более уставшей, чем после утренней верховой прогулки.

— Я раньше думала, что бароны слишком суровы, и часто сочувствовала Эдуарду. Но теперь я буду денно и нощно молиться, чтобы его… любимца выслали из страны до конца его дней. — По пути к двери она остановилась, как будто о чем-то вспомнила. — А за что его выслали прежде? За это же?

— За совершенно безумные траты, которые они себе позволяли. Когда Эдуард вернулся из походов в Шотландию, у него было время изучить реестровые книги и понять, как обстоят дела здесь. Он запретил им видеться, но, казалось, их невозможно было разлучить, если они будут жить в одной стране. Молодой Эдуард умолял меня вмешаться и упросить отца оставить Гавестона, как он написал мне: «Умоляю вас, умаслите его как-нибудь». Я пыталась что-нибудь сделать, но вскоре они вдвоем ворвались в парк епископа Честерского, а позднее упросили славного воина Хьюго ле Деспенсера, ведущего свои войска к границе, отпустить их, поскольку им очень хотелось поучаствовать в турнире. После всего король был непреклонен. Но даже когда Гавестон был вынужден сесть на корабль в Дувре, он устроил из своего отъезда целое представление, и половина музыкантов и слуг Эдуарда была послана вместе с ним, чтобы сопровождать его в пути. Но Эдуард еще больше разозлил отца, попросив его отдать Гавестону Гиень. Полагаю, он просто обезумел…

— Мне кажется, он никогда не обращает внимания на чувства других. И что сделал мой свекор?

— Пришел в полное бешенство, припадками ярости славятся все Плантагенеты, хотя я думаю, что его сын тебе такого продемонстрировать не сможет. Возможно, и к лучшему, что эту семейную черту он не унаследовал.

— Лучше бы унаследовал. Я бы даже не возражала, если бы он избил меня — только бы это сочеталось с силой и страстностью! — воскликнула Изабелла, закрыв глаза и сжав кулачки. — Вы не представляете, как унизительно, когда муж абсолютно равнодушен — лишь добр и мил.

— В этом есть свои преимущества, — сухо заметила Маргарита… — Говорят, мой супруг с такой яростью набросился на твоего, что выдрал клок его надушенных волос! — Она подошла к племяннице и с неподдельной нежностью поцеловала расстроенную девушку. — Успокойся, Изабелла, дорогая. Ланкастер и Уорик, да и все остальные наверняка своего добьются, а как только Гавестон уедет, жизнь во дворце станет совсем другой.

— Ну да… Эдуард будет все время угрюмым и печальным, — невесело заметила Изабелла.

— И у тебя будет время и возможность заставить его полюбить тебя больше, чем он любит тебя сейчас. Сделай так, чтобы ты стала необходима ему. Ведь ты понимаешь, что им кто-то постоянно должен руководить.

— Все равно его мысли будут с Гавестоном. Ведь Гавестон дает ему все, что ему нужно.

— Ну, ну, соберись! Есть одно, что Гавестон не может дать ему. Если ты родишь Эдуарду сына…

Изабелла, стоя у самой двери, резко обернулась, как рассерженная кошка.

— И это говорите вы! Вы — представительница рода Капетингов! — воскликнула она. — Действительно эта проклятая страна заставила вас забыть о своей гордости. Неужели вы думаете, что, после того, как я перестала быть такой идиоткой и узнала обо всем, я допущу его в свою спальню?!

— Но ни один мужчина не потерпит такого.

— Вот именно. Ни один мужчина! — с горечью согласилась Изабелла.

Маргарита при вспышке ее гнева подавила улыбку.

— Я не думаю, что ты принадлежишь к породе женщин, из которых получаются монахини, с их обетом воздержания. Ведь тебе будет ужасно одиноко и тоскливо в огромном пустом ложе? А ночи в одиночестве кажутся такими длинными.

Изабелле не понравился ее покровительственный тон. В своей ущемленной гордости она мысленно обратилась к Роберту ле Мессаджеру, вспомнив, как безрассудно он схватил ее за плечи. Он всегда будет рядом. Эдуард назначил его ей в услужение, так же, как в свое время в его услужение был назначен Гавестон. В этом была какая-то справедливость.

— Я не говорила, что мое ложе будет пустовать, — сказала она и с удовлетворением заметила тревогу, мелькнувшую в красивых глазах тетушки.

ГЛАВА 6

У Изабеллы к тому же возник еще один повод для недовольства, и она пожаловалась своему родственнику Ланкастеру на финансовые затруднения, о которых ей доложил управитель дворцом. Несмотря на обещания Эдуарда относительно того, что «его обожаемая супруга будет иметь все, что только пожелает», слегка смущенный герцог признался, что казна слишком истощена, чтобы обеспечить ее всем тем, что приличествует ее положению и происхождению.

Даже та часть приданого ее тетушки, которую ей передали родители, куда-то исчезла, и было ясно, что потратила ее не Маргарита.

— У самого короля тоже большие затруднения с деньгами, — признался казначей сэр Вальтер Рейнольдс, когда Ланкастер его позвал в покои вдовствующей королевы на семейный совет.

— Это из-за того, что он и его приятели тратят деньги, которые должны по праву принадлежать мне, на всякие глупости, вроде драгоценной сбруи для лошадей или украшения сцены для представлений, — сказала Изабелла, которая с удовольствием сама бы участвовала во всех этих легкомысленных развлечениях, если бы не ее уязвленная гордость.

— Ну и частично из-за значительных трат на войны, которые вел его отец, — стараясь быть справедливым, напомнил Рейнольдс.

— Какова бы ни была причина, моя дорогая Изабелла, но то, что вы испытываете неудобства и нужду, будет обязательно обсуждаться в Парламенте, когда его заседание наконец состоится, — пообещал ей ее дядюшка Ланкастер.

— Томас, а как, по вашему мнению, пройдет голосование о высылке Пьера Гавестона из страны? — спросила Маргарита.

— Надеюсь, что отлично. Если, конечно, нас поддержит простой народ. Надо признать, что среди простых людей он достаточно популярен, в основном из-за своих расточительных развлечений и необыкновенной ловкости на ристалищах. Но наша красавица-племянница и ее интересы становятся им гораздо ближе.

Королева Мая, которая была воспитана так, чтобы в первую очередь думать о благе страны, старалась изо всех сил не выказывать своего неодобрения поведению родственницы, которая слишком много внимания уделяла личным переживаниям и проблемам.

— Очень жаль, дорогой Томас, что невозможно уговорить Пьера уехать, чтобы не поднимать все эти вопросы публично. — Она вздохнула. — Это выглядит так, как будто мы, пытаемся вбить клин между королем и королевой, а это для страны очень опасно.

— Тетя Маргарита, в сущности, хочет сказать, что я должна молча переносить свои неудачи в браке, — съязвила Изабелла.

— Люди, занимающие высокое положение, часто вынуждены так поступать, — сказала Маргарита, сожалея, что ее своенравная племянница так и не научилась придерживать свой язычок.

Несмотря на эту небольшую размолвку, Изабелла, как всегда, постаралась воспользоваться ее советом. В глубине души она завидовала сдержанности и внешнему спокойствию тетушки, и у нее хватало здравого смысла видеть, что, жалуясь на свое положение баронам, она причиняет Эдуарду вред. Бог даст, Эдуард станет принадлежать только ей. Несмотря ни на что, она все же надеялась на будущую счастливую жизнь. Но как бы ни была она сдержанна, все же ей предстояло публично намекнуть на достаточно интимные проблемы ее семейной жизни, чтобы склонить чашу весов против Гавестона.