— Для меня просто очевидно, что вы никогда не встречали такого аристократа, который смог бы изменить ваше мнение и мужчинах.

— Терпеть не могу высокомерных снобов, которые ищут толстые кошельки. Мне не нужен муж, который будет содержать любовницу после того, как поклялся мне в верности. Мужчина, за которого я выйду замуж, будет честным и верным. Он оценит мою верность и целомудрие. И он будет любить меня так же сильно, как я его.

— Как рыцарь из легенды. — Саймон улыбнулся, вспомнив рыцарей и замки, о которых он грезил в детстве. — Воин, который отдаст сердце и меч своей даме.

— Понимаю, для вас это все смешно.

— Ну, почему же? — он посмотрел ей в лицо и в глубине ее золотых глаз увидел свет, подобный солнечному. — Совсем неплохо, если вы поставили своей целью выйти замуж только по любви. Вы достаточно умная и отчаянная женщина, раз уж смогли разработать такой план и обмануть весь свет.

— И вы думаете, что я…

— Удивительная.

— О! — Эмилия отступила назад, ударившись о столик из красного дерева, стоявший рядом с кроватью. Зазвенело стекло лампы. Эмилия схватила ее и тут же задела небольшой пейзаж в позолоченной раме, на котором был изображен средневековый замок. Картина упала на пол.

Саймон улыбнулся, заметив смятение девушки и ее неловкую поспешность. Руки Эмилии дрожали. По какой-то странной причине эта девушка вызывала у него радостные, светлые чувства. Возможно, если бы они встретились в другом месте и в другое время, они стали бы друзьями, а может, и полюбили бы друг друга. Они могли бы стать близкими людьми навсегда.

Саймон покачал головой — жизнь уже давно научила его не обольщаться и не особенно надеяться на подарки судьбы. Он посмотрел на Эмилию и вдруг спросил:

— Скажите мне, кто он?

Девушка отвернулась от него и потерла ладонь, стараясь вновь обрести спокойствие и сохранить собственное достоинство.

— Кого вы имеете в виду? — спросила она.

— Того, кто огорчил вас настолько, что вы стали видеть в каждом интересующемся вами мужчине лишь охотника за богатыми невестами.

— Если и был такой человек, то это не ваша забота.

— Я ваш муж, поэтому это моя забота.

— Мы не женаты, — она произнесла это, выделяя каждое слово, будто разговаривала с надоедливым ребенком. — И я найду способ избавиться от вас.

Саймон оперся подбородком на руку и улыбнулся:

— Это был Генри, не так ли?

— О, вы… — она опустилась на кушетку и прикрыла колени покрывалом, как будто хотела что-то скрыть от собеседника.

— Чем этот Генри оскорбил вас? Эмилия некоторое время молчала, а затем ответила вопросом на вопрос:

— Почему вас это интересует? Саймон и сам не знал, почему, но он не сказал ей об этом.

— Нам придется провести вместе немало времени. Если мы хотим убедить людей, что мы муж и жена, то нам необходимо больше знать друг о друге.

Эмилия вздохнула с облегчением. Некоторое время она молча смотрела на него, постукивая пальцами по коленке, но в глазах у нее все же было сомнение.

— Ну же, Эмилия, кто этот Генри? Она сжала губы и немного нахмурилась, но Саймон продолжал настаивать:

— Кто-нибудь другой расскажет мне, если вы сами не сделаете этого.

— Не думаю, что мне понравится, если вы начнете расспрашивать обо мне всех вокруг.

— Ну ладно, ладно. Так кто же он, этот Генри?

Она снова вздохнула.

— Лорд Генри Кавердейл, виконт Эйвсбери.

Саймон нахмурился, пытаясь вспомнить это имя в ряду аристократов, с которыми он встречался во время своего недолгого знакомства с лондонским высшим обществом. Однако ничего конкретного не вспоминалось.

— Что же он совершил, что так подорвал ваше доверие к мужчинам?

Эмилия горько улыбнулась, но выражение ее глаз осталось холодным, как зима.

— Он попросил меня выйти за него замуж.

Сердце Саймона сжалось, едва он почувствовал, что пробил стену молчания, которой Эмилия окружила свое прошлое.

— Вы любили его? — Он не собирался задавать этот вопрос, так как знал, что это действительно не его дело. Но по какой-то странной причине он ждал ответа, затаив дыхание.

— Я думала, что люблю, но ошибалась. Он снова вздохнул.

Эмилия посмотрела на свои руки, провела пальцами по ладони и сжала кулаки.

— Это все по молодости. Мне не было и двадцати, когда я впервые вышла в свет. Сколько надежд! А он был так красив, умен и учтив. Он был любимцем светского общества. Мне так польстило, что он заинтересовался мной.

Саймон хорошо мог представить себе Эмилию в Лондоне. Она была подобна дыханию весны во всех этих холодных гостиных и залах, среди аристократов, которые давно превратились в подобия изваяний, существующих без искры жизни, совсем как его собственный отец.

— Я встретила Эйвсбери в первый вечер на своем первом балу. Помню, я стояла рядом с бабушкой и больше всего на свете боялась, что никто не пригласит меня на танец. Бабушка приложила столько усилий, чтобы увидеть мой первый выезд на бал. — Эмилия разгладила покрывало на коленях. — Я была уверена, что я слишком высокая и волосы у меня слишком рыжие, а говорю, как настоящая провинциалка. В тот момент я была готова все отдать, лишь бы стать такой же маленькой и белокурой, как Анна.

Саймон поймал себя на том, что хотел бы в тот вечер оказаться там. Ах, с каким бы удовольствием он вывел бы эту юную рыжеволосую красавицу на середину танцевального зала!

А Эмилия продолжала свой рассказ:

— Мне казалось, что я простояла там целую вечность в ожидании кого-то, кто спасет меня от полной гибели. — Она снова принялась нервно теребить край покрывала. — И тут на помощь пришел Генри. После нашего танца и другие джентльмены в зале обратили внимание на молодую девушку из Бристоля. После этого я протанцевала весь остаток ночи, но именно Генри стал моим героем в тот вечер.

Саймон нахмурился, услышав печаль в ее голосе, сохранившуюся с тех пор. Эйвсбери, видимо, глубоко запал ей в душу. И осознав, как бы ему самому хотелось помочь Эмилии залечить эту рану, Саймон испугался.

— Мы были знакомы меньше двух недель, когда он предложил мне стать его женой. Я помню, что чувствовала себя такой счастливой. — Девушка рассмеялась, но от ее смеха у Саймона появилось страстное желание найти этого Генри и задушить.

— Именно бабушка первой услышала сплетни о нем. Он отправился в Бристоль, чтобы просить у отца моей руки. Но слухи о нашей неминуемой помолвке уже распространились по всему Лондону, и, естественно, друзья моей бабушки поспешили рассказать ей последние слухи, касающиеся моего будущего мужа.

Впервые в жизни Саймон испытал благодарность ко всем этим язвительным пожилым светским дамам, которые негласно управляют высшим обществом.

— Что же вы узнали? — мягко спросил он.

— Помимо того что Генри содержал любовницу в милом домике на Парк-Лейн, было похоже, что он проиграл все свое состояние и глубоко погряз в долгах. И после того, как я приняла его предложение, он известил кредиторов о своей предстоящей женитьбе на состоянии Мейтлендов, что, очевидно, должно было стать гарантией покрытия его долгов. Странно, но, услышав это, я не поверила.

— Думаю, что, в конце концов, вам пришлось поверить, — тихо сказал Саймон.

Эмилия снова одернула покрывало.

— Он сам мне обо всем рассказал. Похоже, Генри думал, что я стремлюсь отдать свое состояние в обмен на его титул, и, уж конечно, он не собирался расставаться с любовницей после свадьбы.

«Не удивительно, что она так энергично отреагировала на это», — подумал Саймон, а вслух спросил:

— Зачем вы сохранили книгу?

Эмилия опустила глаза, но Саймон заметил улыбку на ее губах.

— Как напоминание о собственной глупости.

— Этот Эйвсбери был законченным глупцом. Эмилия подняла глаза, и в них отразился лунный свет.

— Почему же? Он просто хотел поправить свое положение.

Саймон скрипнул зубами, чувствуя себя неуютно, оттого что оказался слишком похож на мужчину, которого Эмилия справедливо ненавидела.

— Похоже, что сегодня у нас вечер воспоминаний, — усмехнулась Эмилия. — Может быть, теперь вы мне расскажете, откуда у вас этот шрам?

Саймон изобразил ухмылку:

— Какой вы имеете в виду?

— У вас не один шрам?

— Есть еще несколько маленьких. Эмилия нахмурилась и возразила:

— Я бы не назвала этот шрам на плече маленьким.

Саймон потер пальцами рваную отметину выше ключицы. До сих пор, когда погода становилась холодной и сырой, старые раны все еще болели. Но от воспоминаний было еще больнее.

— Эту небольшую памятку я привез с собой с Пиренейского полуострова.

— Так вы действительно воевали?

— Вы удивлены? Эмилия пожала плечами:

— Я и не знала, что в армии служат негодяи.

— Да, иногда они оказываются там по ошибке.

— Это, должно быть, довольно ужасно.

— Война вообще довольно ужасная вещь.

— Да, — девушка посмотрела на него, — а теперь война идет между нами.

Саймон вздохнул. Он бы предпочел, чтобы между ним и этой девушкой возникло нечто другое, а не вражда.

— Я бы не хотел, чтобы вы считали меня своим врагом.

— Боюсь, вы не оставили мне выбора. — Она отвернулась и положила ноги на узкую кушетку. — Это война, и я не собираюсь сдаваться.

«Война»! Милая девушка не имела понятия, что значит это слово. Оставалось надеяться, что она никогда не узнает этого.

— Спокойной ночи, моя дорогая.

— Я не ваша дорогая.

— Именно «моя», — Саймон посмотрел на Эмилию и встретил ее гневный взгляд. — Вы моя, пока не найдете способа избавиться от меня.

— Вы можете улыбаться своей самодовольной улыбкой сколько угодно, сэр-негодяй.

— У меня такое чувство, будто вы хотите доказать мне, что вы достойный противник, миледи.

Эмилия с вызовом посмотрела на самозванца, претендующего на звание ее мужа.

— Вы даже не представляете, как я это сделаю, милорд.

Саймон перевернулся на спину и, нахмурившись, уставился в потолок. Конечно, Эмилия права. Они враги. Ему нужно сосредоточиться на деле, а не на рыжеволосой красавице, которая может зажечь кровь единым взглядом. Женщины умеют быть вероломными, мужчины остаются верными себе. Связь с такой незаурядной женщиной может оказаться смертельно опасной.

Он повернул голову на подушке, посмотрел на Эмилию, уже лежавшую свернувшись клубочком под шелковым покрывалом, и вновь вспомнил, как держал ее в своих объятиях, вспомнил тепло и аромат ее кожи. Саймон разочарованно вздохнул. Ее отец вполне мог оказаться тем самым негодяем, которого разыскивают, а он, Саймон, вполне может стать человеком, который пошлет Хью Мейтленда на виселицу. Любая мысль о будущем с Эмилией глупа. А глупость в его деле недопустима.

Глава 5

Солнечные зайчики надоедливо заявили о начале утра. Теплые лучи легко прикоснулись к лицу Эмилии, золотистый свет заблестел, слепя даже через закрытые веки, ласково уговаривая проснуться. Девушка открыла глаза и прищурилась от ослепительного сияния. Тело еще сковывала сонная истома, а разум медленно пробивался к реальности через обрывки снов. У окна напротив стоял мужчина. Стройный, высокий, в одних темного цвета бриджах. Это был портрет истинной мужественности на фоне штор из элегантной шелковистой парчи слоновой кости. На мгновение Эмилии показалось, что она по-прежнему спит. Где еще, кроме сновидений, мог ей повстречаться такой мужчина?

Солнечный свет, лившийся сквозь открытое окно, запускал свои длинные бледно-желтые пальцы в густые черные волосы, которые волнами свисали на его плечи. Золотые лучи скользили по широким плечам. Солнечный свет словно дразнил ее, прикасаясь к незнакомцу именно там, где она сама хотела коснуться этого человека.

Она смотрела на его спину, бегло скользя взглядом по причудливому узору мужских мышц. Солнечный свет и тень обрисовывали гладкую упругую мускулатуру, словно подчеркивали узкую талию. Эмилия представила себе, что прикасается к нему, прижимаясь щекой к его обнаженной спине и обвивая руками его стройную талию. Она представила себе все это, и даже больше, — «то, что могло произойти, если бы они были женаты».

Мужчина обернулся и посмотрел на нее через плечо, словно языческий бог, врасплох заставший смертную девушку, шпионившую за ним из укрытия. В темных глубинах его глаз сверкнули искры веселья, а губы растянулись в усмешке человека, который точно знал, насколько привлекательно выглядит в ее глазах.

— Доброе утро, Эмили…

Эмилия вздрогнула, будто он плеснул ей в лицо холодной воды. С ее глаз спала пелена, и реальность вернулась к ней. Она села и глубоко вздохнула, ощутив боль в мышцах шеи и плеч.

— Вам что, обязательно разгуливать по моей комнате в таком виде? — мрачно спросила она.

Саймон посмотрел на нее с чистейшей невинностью на лице, всем своим видом подчеркивая безобидность собственных намерений.