Потом я встал. Тело немного затекло за то время, пока я был неподвижен, но на мертвого или, тем более, на бесплотный дух я не походил. Внезапно пришел запоздалый страх, а с ним и заблудившийся здравый смысл. Может быть, мне просто приснился странный сон, и я не совершил идиотский поступок, который кроме как постболезненным помешательством не назовешь? Я включил свет и огляделся, рассеивая свои сомнения вместе с мраком. Да, вся моя сорочка залита кровью, которая уже высохла и потемнела. Сколько же я провалялся здесь? Диван тоже весь в крови, в сиденье зияла аккуратная дырочка от пули. Ну, конечно, выстрел с такого расстояния, не мудрено, что пуля прошла навылет. Зачем-то вытащил её, она застряла в одной из пружин. Диван придется заменить, а вот пулю захотелось оставить на память. Хорошо, хоть на звук выстрела никто не отреагировал, а то вызвали бы соседи полицию, и очнулся бы труп в морге — вот так новость на первые заголовки газет.

Итак, пора оценить обстановку. Кровь вампира сработала, я жив. Невероятно, но это так. Однако, в себе я ничего нового пока не обнаружил, никаких изменений. Попробовал поднять искалеченный диван одной рукой — приподнял с трудом, силой вампирской даже и не пахнет. Что я сделал не так? В чем ошибся? Или это все сказки насчет особых способностей? Мне бы радоваться, что просто жив остался после безумной, ничем не оправданной авантюры, но я чувствовал себя обманутым.

Что я знал об обращении в вампира? Только то, что, умерев с кровью этого существа в организме, воскреснешь, и в новом качестве. Возможно, должно быть что-то еще, чего я не знаю, и мне нужно как можно скорее это выяснить. Самое время вернуться домой к отцу и дождаться прихода лорда Гэбриэла. Вряд ли я в ближайшее время найду другого вампира, способного мне все объяснить. Это, конечно, очень рискованно — показываться ему на глаза, но не оставлять же отца одного, да и мое время может быть упущено. Я глянул на наручные часы. Уже вечер, а выстрелил я себе в сердце поздней ночью. Значит, пролежал я здесь больше двенадцати часов. Отец точно с ума сходит, а вампир обещал появиться нынче же, значит, пора отправляться на встречу с создателем, и, вероятно, с судьбой. Приняв душ, я переоделся, выбрав свой самый лучший повседневный костюм и свежую белоснежную сорочку, почувствовал себя вполне готовым к любым обстоятельствам и неожиданностям. Привычным жестом откинув непокорную челку с глаз, вышел из дома.

Отец ждал меня. Я нашел его в комнате Наоми. При взгляде на его молчаливое страдание, меня вновь кольнуло чувство вины за то, что я чуть было не оставил его совершенно одного, ведь никакой гарантии в моей затее мне никто не давал. До сих пор еще оставалась вероятность полного провала, если я не узнаю способ завершить превращение, или если не удастся уговорить Гэбриэла сохранить мне жизнь.

Гаэтан поднялся мне навстречу.

— Сынок, где ты пропадал весь день? Я начал волноваться.

— Все в порядке, отец. Я был у себя. Нужно было сделать кое-что безотлагательное, прости, что пришлось уйти без предупреждения.

Отец слегка улыбнулся одними губами, но глаза оставались по-прежнему печальными, страдающими, но и немного настороженными. Смотрит так, будто ждет, что я снова начну задавать вопросы о своем чудесном исцелении и личности таинственного гостя. Наверное, придумал версию, готовый соврать мне впервые в жизни. Я сам себя в этот момент ненавидел за то, что придется добавить ему еще переживаний, но сделанного не воротишь.

— Ну, конечно, Джори, не слушай старика, ты давно взрослый мужчина и не должен отчитываться. Просто после всех этих событий, что свалились на нас с тобой в последнее время, я боюсь потерять и тебя тоже, боюсь настолько, что на все готов пойти, чтобы этого не произошло, — говорил он очень серьезно с волнением в голосе. — Сейчас я просто счастлив, что ты поправился.

— Я знаю, отец, — опустив глаза, произнес я. Вот и момент истины. Как он это воспримет? — Я знаю, на что ты пошел, чтобы вылечить меня.

Гаэтан был донельзя удивлен и смотрел на меня со смесью тревоги и недоверия. Конечно, он же не догадывается о том, что я в курсе его связей с вампирами.

— Прости меня, отец. Я знаю, что ты никогда не пожелал бы мне подобной участи, но я принял решение самостоятельно и уже ничего не изменить. Я понял, что хочу жить именно так, а не иначе. Возможно, это и будет моей самой большой ошибкой, но я сделал свой выбор.

Такого ужаса на лице отца я не видел еще ни разу в жизни. Представляю, как бешено колотится сейчас его сердце, мне даже казалось, что я его слышу. Вполне возможно, так и было, ведь я уже должен был начать превращаться в вампира с его усиленным слухом.

— О чем ты, сынок? — спросил отец, и я буквально чувствовал, как он внутренне холодеет в ожидании моего ответа и отчаянно надеется, что я развею его опасения. — Что ты сделал?

Я молча вытащил из кармана пиджака револьвер и протянул ему. Гаэтан пошатнулся, ему стало плохо, я поддержал его, усадив обратно в кресло. Бледный и раздавленный ужасным осознанием происходящего, отец не мог вымолвить ни слова, только качал головой, отрицая, не в силах смириться с правдой. Я чувствовал себя предателем и подлецом. Надо же было быть настолько эгоистичной сволочью, чтобы добивать старика в такой тяжелый период его жизни.

— Зачем, Джори? — простонал, наконец, он в отчаянии. — И откуда ты вообще узнал об этом?

— Я давно знаю, лет с четырнадцати, — ответил я. — Я наблюдал и выяснял. Знаешь же мое любопытство. Прости, отец, я не хотел доставлять тебе дополнительных страданий. Просто второго такого шанса могло и не быть. Этот вампир сделал мне огромное одолжение, я давно мечтал о подобном.

Тут отец как будто очнулся, и в его глазах зажегся гнев.

— Да ты даже не представляешь с кем имеешь дело! — вскричал он. — Этот вампир сотрет нас обоих в порошок! Думаешь, я старался для этого? Думаешь, я прожил жизнь, вкладывая все силы для того, чтобы вся моя семья сгинула в один момент? Я потерял жену и дочь, я умолял этого вампира сохранить тебе жизнь, а ты просто взял и растоптал все, свел все усилия на нет! Бестолковый мальчишка! — его голос набрал силу, сейчас он вновь был похож на главу нашей семьи — волевого и твердого мужчину, а не убитого горем старика. Мне стало неуютно под его мечущим молнии взглядом.

— Отец, прошу тебя. Я все решу. Я знаю, на что иду и чего хочу, поверь мне. Я справлюсь, — пытался я его убедить, хотя сам вовсе не был настолько уверен в своих силах, как пытался показать.

Гаэтан горько покачал головой, плечи его вновь поникли.

— Я дал ему слово. Неважно, по каким причинам, но я его не сдержал. Гэбриэл и разбираться не станет. Ему нет дела до наших бед и несчастий. Я был ему полезен, но не настолько, чтобы нарушать договор безнаказанно. Вампиры — не люди, человеческого в них очень мало. А теперь и ты такой же. Но, боюсь, ненадолго, ровно до тех пор, пока он не узнает, что мы не вняли его указаниям. Что же, видно, судьба такая. Чему быть, того не миновать.

Меня просто поразила обреченность в его голосе. Никогда не подумал бы, что отец вот так легко сдастся. Я лично готов был бороться до конца. На время я оставил его одного, ему сейчас нужно обдумать произошедшее, принять это или смириться, а сам отправился на кухню. Я не ел уже больше трех суток с тех пор, как появились симптомы менингита, и сейчас чувствовал просто зверский голод. Достав из буфета все, что хоть немного напоминало готовое блюдо или просто имело съедобный вид, я с жадностью накинулся на еду. С таким аппетитом я точно не ел еще ни разу. Просто варвар дикий, а не человек из культурного общества. Я хватал еду прямо руками, напрочь забыв про столовые приборы, и чуть ли не чавкал от удовольствия. Но самым удивительным было то, что, почти опустошив продуктовый шкаф, я лишь слегка приглушил голод. Что это? Один из факторов обращения? Возможно, я на верном пути.

Древний вампир явился около полуночи. Мой расстроенный, но старающийся держать себя в руках отец, вежливо проводил его гостиную и предложил выпить.

— Лорд Гэбриэл, — обратился он к гостю, — познакомьтесь с моим сыном Джори.

Величественный вампир спокойно протянул мне руку для приветствия, и я ответил тем же. Однако, он задержал рукопожатие несколько дольше, чем было необходимо, при этом пристально вглядываясь в мое лицо. Это заставило меня непроизвольно занервничать, однако я попытался не показывать этого, применив все свои способности. Некоторое время мы оценивающе разглядывали друг друга.

Выглядел наш гость, надо сказать, весьма эффектно. Слишком молодой, чтобы легко поверить, что ему восемьсот лет, но взгляд, бьющий мудростью всех философов и мыслителей прошлого и настоящего, говорит сам за себя. От такого вряд ли что-то скроешь, насквозь видит. И едва ли я встречал еще человека с такой королевской осанкой. В общем, впечатление он производил довольно сильное, но ожидаемой жестокости в его глазах я не заметил, равно как и жажды убийства, несмотря на то, что сказал отец. Значит, я не ошибся, и вампир тоже может не потерять человеческий вид, а, скорее, наоборот, выглядеть более человеком, чем многие представители живой людской массы. И если мне повезет сегодня, то в дальнейшем предстоит научиться быть таким же, как этот явный образец для подражания.

— Рад, что ты в добром здравии, Джори, — первым нарушил молчание и начал вежливый разговор вампир.

— Благодаря Вам, лорд, — в тон ему ответил я.

Он кивнул, не отказываясь от очевидного. Продолжая в вежливом равнодушии переводить взгляд с меня на моего отца, он выглядел абсолютно спокойным, но, как оказалось, впечатление было обманчивым.

— Думаю, благодаря мне сегодня произошло еще нечто. Вы оба чем-то расстроены, — не меняя окраски голоса, сказал Гэбриэл, — и я уверен, что даже знаю, чем, — он выдержал паузу, давая нам возможность признаться самим. Неужели вампир способен чувствовать все столь остро? Или это многолетний опыт, пришедший с возрастом?

— Я объясню, — начал было Гаэтан. Я так и знал, что он не останется в стороне, но не мог допустить, чтобы гнев вампира пал на него.

— Нет, отец, — твердо перебил я. — Позволь мне. Это мое дело, — и посмотрел прямо в глаза древнего, в которых медленно разгорались огоньки ярости и угрозы. — Я поступил самовольно, заставив тем самым отца нарушить слово, и готов полностью взять ответственность на себя.

— Джори! — с мольбой в голосе и отчаянием вскричал отец, но потом повернулся к вампиру. — Да, он поступил опрометчиво и необдуманно, он еще мальчишка. Но он мой единственный сын!

Гэбриэл скривил ироничной усмешкой уголок губ, глаза, посрамившие холодом айсберг, не выражали ни капли сочувствия или жалости.

— Это говорит лишь о том, Гаэтан, что ты плохо воспитал сына.

Отец покаянно опустил голову, не споря, но во мне тоже начал разгораться гнев. Древний он или нет, но какой-то заносчивый вампир не смеет отчитывать моего отца, как ребенка.

— Отец не виноват, — с вызовом произнес я, зная, что сильно рискую, и возможно, это не слишком умно — грубить в сложившейся ситуации. — Я давно этого хотел, это было моим желанием, и я не мог не воспользоваться выпавшим шансом. Но мне жаль, что пришлось подвести при этом отца. Однако другой возможности у меня могло бы и не быть, и я рискнул.

Самообладание — непременное качество аристократа, когда вместо того, чтобы повысить голос, приподнимаешь бровь. Именно это и сделал вампир, глядя на мою наглость.

— Кто может желать стать убийцей добровольно? — спросил он, как мне показалось, даже с некоторым интересом, проявляя чудеса выдержки, хотя я был уверен, что он очень зол на меня сейчас.

— Я хочу стать не убийцей, а получить способности. Уверен, что есть способы избежать потери человечности. Я справлюсь, — твердо ответил я, хотя и лукавил, конечно; такой уверенности я в себе вовсе не чувствовал.

— Так думает каждый глупец, не осознающий до конца, что творит, а потом, оставляя за собой гору трупов, убеждается, как же он был не прав, но, уже не в состоянии что-либо изменить, опускается все ниже, — резко остудил меня Гэбриэл, наконец, выражая хоть какие-то эмоции. Гневно сверля меня разгорающимися углями глаз, он сказал: — Если я не убью тебя сейчас, то ты, самовлюбленный юнец, пополнишь ряды бездушных кровавых убийц быстрее, чем осознаешь это сам.

— Так научите меня, — вырвалось у меня вопреки здравому смыслу. Скорее всего, это отчаяние выдало такую безумную идею, ведь если он убьет меня сейчас, то отец не протянет долго один. Горе убьет и его тоже.

Гэбриэл некоторое время молчал, глядя на меня, как мне показалось, с проблеском заинтересованности, вероятно удивляясь моей дерзости. Мы с отцом тоже молчали, ожидая его приговора. Теперь понимаю, как ощущают себя осужденные на смерть преступники в преддверии казни. Потом он все-таки нарушил молчание: