— Я не помешала? — нерешительно обратилась она ко мне. — Мне стало одиноко, я решила, если ты еще не спишь, мы могли бы немного пообщаться. Но я, конечно, могу уйти, раз ты собирался отдыхать..

— Ты не помешала, — послал я ей ободряющую улыбку. — Раз стало одиноко, так чего тогда жмешься у входа, прошу, заходи, — позвал я ее приглашающим жестом. — Здесь не слишком шикарно, но я постараюсь быть гостеприимным.

Второго приглашения не потребовалось, она быстро юркнула ко мне, и мы без лишних слов отлично поняли друг друга. Вскоре ее полотенце оказалось на полу, представив на обозрение мое сегодняшнее меню для плотского удовлетворения. Не разводя долгого сочувствия к девичьей грусти, я, пожалев ее спинку, устроил ее сверху, и мы приступили к тесному общению, которое должно было развеять без следа тоску и одиночество на ее челе.

Мы неплохо провели время, хотя, разумеется, девушка ни в какое сравнение не шла с Женевьев — женщиной высшей пробы. Ни бешеной животной страсти, ни желания вкусить ее крови я в этот раз не испытал. Романи практически не отличалась от моих обычных человеческих любовниц, разве что, более гибкая и ловкая. Однако, всех моих стараний тоже не хватило, чтобы развеять ее грусть. Когда мы решили немного передохнуть и она устроилась рядом, опершись на локоть и подперев ладонью голову, то в ее взгляде, затуманенном не осевшей страстью, помимо восхищения, которое обычно ловлю в женских очах, я вновь заметил ту же странную тоску.

— Романи, у тебя что-то случилось? — поинтересовался я.

Она смутилась и опустила глаза, а потом, словно решившись, быстро зашептала:

— Ты прав, Джори, и я бы хотела тебя спросить, вернее, предложить кое-что.

Интересно, похоже, она изначально пришла сюда не только за плотскими удовольствиями. Я приготовился внимательно слушать.

— Ты ведь не собираешься задерживаться здесь надолго, верно? — полуутвердительно-полувопросительно произнесла девушка. — Если я расскажу кое-что для тебя очень важное, то, о чем не знаешь, но что тебе обязательно нужно знать, ты согласишься забрать меня отсюда и оставить у себя? — выпалила она мне в ухо на одном дыхании.

Ну вот, очередное разочарование. Умеют же женщины все испортить. А эта даже время тянуть не стала, после первого же «свидания» решила претендовать на особое положение. Она, конечно, неплоха в постели, да и девушка, вроде, милая, но я вовсе не предполагал, что наши отношения продлятся дольше моего пребывания в катакомбах. И что, интересно, такого нужного мне она могла бы рассказать? Я не привык приобретать кота в мешке, о чем и сообщил ей.

— Видишь ли, Романи, я, конечно, могу забрать тебя отсюда. Даже могу помочь тебе устроиться наверху, если у тебя нет своего дома, куда бы ты могла войти, поддержать материально при необходимости. И это не в качестве оплаты за то, что ты хотела мне сообщить, а, скажем, в виде помощи хорошенькой девушке или по-дружески. Подойдет тебе такой расклад? Но я хочу быть честным: я не готов стать для тебя кем-то вроде учителя и опекуна, не говоря о чем-то большем. Я не завожу серьезных и длительных отношений с женщинами, и уж, тем более, не собираюсь нянчиться с молодым вампиром и нести за него ответственность, словно его создатель. Если же ты знаешь что-то, и уверена, что мне необходимо тоже знать, то просто расскажи мне об этом, не торгуясь.

Романи опустила глаза и задумалась. Грусти на лице больше не было, ее сменила оскорбленная решимость:

— Нет, Джори, прости, но мне нужны гарантии, — произнесла она. — Мне очень жаль, но просто так я не могу тебе ничего рассказать. Однако, мне хотелось бы отблагодарить тебя за доброту и понимание. Пойдем со мной, и ты все узнаешь сам.

Здесь недалеко, можешь даже не одеваться.

Недоумевая, но будучи заинтригованным, я быстро натянул брюки, а девушка вновь завернулась в полотенце, и мы вышли в коридор. Где-то совсем недалеко раздавался шум и грохот, очевидно, работали буровые машины, прокладывая новый тоннель метро. Ночью его не было слышно, но для людей сейчас настал самый разгар рабочего дня. Романи сделала несколько шагов впереди меня, так и не поднимая головы, и вдруг остановилась, обернувшись.

— Прости, Джори, ты очень хороший и ты мне понравился, — шепнула она, обняв меня и потянувшись с поцелуем.

Она что, передумала идти и решила попрощаться? Продолжая недоумевать, я ответил ей, склонившись к ее губам, и вдруг вскрикнул, скорее от неожиданности, чем от внезапной боли. Острыми клыками она вцепилась в меня, прокусив насквозь язык и нижнюю губу.

Рот мгновенно наполнился вкусом собственной крови. Мне потребовалась какая-то доля секунды, чтобы осознать, что произошло, что это не запоздалая вампирская страсть и желание отведать крови друг друга, но я даже не успел оттолкнуть ее от себя. Ее подлый укус был отвлекающим маневром, и я оказался схвачен дюжиной рук. В мое горло с двух сторон, а также в запястья и даже в ноги впились другие клыки. Я зарычал от бешенства, ощущая, как очень быстро вместе с кровью из меня уходит сила, и мои попытки оказать сопротивление и расшвырять противников становятся все менее действенными.

Прошло совсем немного времени, и вот я лежу на холодном каменном полу, не в силах даже шевельнуться, и, с трудом фокусируя взгляд, различаю столпившихся вокруг меня довольно посмеивающихся вампиров с окровавленными ртами, которые должны были стать моими товарищами. Романи, Базиль, Марлок, Вирджиния, Хуго, Парис и Адель — почти все. Кажется, они мне что-то говорили, но слова долетали будто сквозь вату.

«А вот теперь совсем не слышно шума строящегося метро, словно вместе с силой я утратил вампирский слух», — отстраненно подумал я, как будто это сейчас имело значение.

В ушах стоял звон, я чувствовал, как сердце, словно из последних сил, медленными рывками пытается проталкивать жалкие остатки крови. Потом меня, небрежно взяв за руки и за ноги, куда-то понесли и, чуть позже, бросили на пол в той самой камере, где боялся оказаться Ланс — напротив «зоопарка», как я понял по запаху.

— Ну что, Джори, — Базиль, ухмыляясь, наклонился ко мне, — ты же хотел на себе изучить, как живут в катакомбах молодые вампиры. Вот и изучай, побудь немного в их шкуре. А-то изображаешь перед нами такого стойкого и терпеливого, от крови отказываешься, сытый, как видно, слишком. Я думаю, что тебе не мешает чуток и поголодать, ослабнуть, избавиться от высокомерия, чтобы перестать мнить себя лучше других.

Уверен, ты на мое место нацелился. Наверху-то, небось, другие постарше тебя будут, не очень поруководишь, а здесь развернуться хотел? Ты у нас, оказывается, опытом делишься с молодежью, советы даешь, как быстрее научиться останавливаться. А разве Ланс тебе не объяснил, что законы и правила здесь устанавливаю я, и я решаю, как проходит обучение? Мальчишка должен был либо собраться и остановиться сам, либо, что, в общем-то, случается почти со всеми, оказаться на том месте, где сейчас валяешься ты. Пососал бы лапу несколько дней и выучился бы, как миленький. Все мы через это прошли. А кто не смог, от тех давно ничего не осталось. Такие не нужны ни здесь, ни наверху, сам должен понимать. И почему вдруг этот щенок должен оказаться исключением? Голод — он лучший учитель для вампира. И если ты до сих пор этого не понял, то сейчас у тебя есть все шансы осознать, что никакой ты не особенный. Так что, полежи тут и хорошенько подумай, что ты мне скажешь, когда я приду сюда в следующий раз. Если не дурак, то сообразишь быстро. А если ошибешься, то продлишь срок пребывания и голодную диету, — язвительно закончил он.

— Да пошел ты, Базиль… — собрав силы, прошептал я, грязно выругавшись, изменив своим правилам, не обращая внимания, что за решеткой среди зрителей этого «спектакля» присутствуют девушки.

— Ну, наверное, все-таки, ты дурак, — хохотнул главарь, запирая дверь моей тюрьмы, — раз до сих пор не понял, кто здесь главный. Ну, ничего, поумнеешь, никуда не денешься, не ты первый и не ты последний. Ну, а мы все, — обратился он теперь к вампирам, — заслужили отдых. Особенно ты, Романи, дорогуша. Хватит на сегодня развлечений, а-то завтра охоту проспим.

=== Часть 6 ===

Дети подземелья

Глава 01

Я остался один, точнее, наедине со своими эмоциями и мыслями. Но, похоже, что только на них, яростно клокочущих в душе и мозгах, я оказался сейчас способен. Строительный шум еле слышен и уже не беспокоил, так что обстановку вокруг можно было бы назвать тишиной, если бы не отвратительное цоканье мерно капающей воды, пробивающееся сквозь заложенные уши.

Каждый звонкий шлепок капли о камень колоколом отдавал в раскалывающейся от боли голове. Почему-то мне казалось очень важным понять, откуда именно сочилась вода, словно это помогло бы избавиться от надоедливой помехи, не дающей сосредоточиться. Как же невероятно тяжело, почти невозможно хоть немного повернуть голову вбок. Помнится, даже заболев менингитом, я не был так слаб и беспомощен как сейчас, и это невероятно раздражало.

Вода продолжала неторопливо падать, ударяя прямо в мозг, но источника этого звука я так и не смог увидеть, он был скрыт от меня куском стены, частично перекрывающим обзор клетки напротив.

Этот участок катакомб освещался так же, как и остальные помещения, и в свете тусклых ламп отчетливо виднелись люди в «зоопарке». Почти никто из них еще не спал. Какая-то изможденная женщина бессмысленно и неторопливо бродила из угла в угол, словно пытаясь отвлечься от боли, остальные сидели, тупо уставившись перед собой, не обращая внимания ни на меня, ни друг на друга.

Зрелище выглядело отвратительным, но и безумно манящим. В них текла по сосудам живая кровь, много крови. Негодяй Базиль оказался прав, я действительно прежде не знал, что такое настоящая жажда. Очень хотелось облизать иссушенные губы, но язык словно покрылся наждачной бумагой и еле ворочался, а в горло будто расплавленный свинец залили. Но хуже всего оказалось полное бессилие и невозможность самостоятельно что-либо изменить, это давило гораздо сильнее физических мучений.

Как же получилось, что я попал в эту ситуацию? Да, мне не слишком понравились законы, которые царили в катакомбах, а что-то вызвало откровенный внутренний протест. Но ведь до недавнего времени ничто не мешало мне, в отличие от остальных, спокойно отсюда уйти, я сам пожелал остаться. К тому же, обычно я придерживался принципа, что со своим уставом в чужой монастырь не ходят. Конечно, если ты не собираешься сделать этот монастырь своим собственным, а такого желания у меня не возникало, я изначально знал, что здесь ненадолго.

Я старался не вмешиваться и язык придерживал, но, очевидно, мое несогласие все же проскальзывало, ведь я не слишком его скрывал, а Базиль оказался достаточно наблюдательным. Похоже, это явилось моей ошибкой и выглядело со стороны главаря покушением на его власть. Но теперь, естественно, деликатное и тактичное решение проблемы исключалось. Как говорится, когда дипломаты замолкают, начинают говорить пушки.

Но, что же это я предаюсь бессмысленным терзаниям? Опять же, Базиль прав — я сам хотел на себе все испытать и попробовать со всех сторон. Вот и пробуй, Джори, и не жалуйся. Думай теперь, как выкрутиться. Мне ведь нужно не просто вытерпеть сильнейшую жажду, самое главное — обрести свободу, не потеряв собственного достоинства, и, конечно же, отомстить за попытку меня унизить.

Скорее всего, в ближайшее время мне станет еще хуже, ведь обезвоживание организма только усилится. А значит, пока мозг не перестал нормально функционировать, а сам я не превратился в подобие мумии Эширандора, необходимо сосредоточиться и обдумать ситуацию, а также возможные пути выхода из нее. Не зря у англичан есть пословица: «Любопытство сгубило кошку, но удовлетворив его, она воскресла.»

Мне пришлось признать, что в этот раз способа самостоятельно без посторонней помощи отсюда выбраться я пока не видел. Это существенный минус, однако, я понимал, что убивать меня Базиль вовсе не собирался, не рискнет, а значит, рано или поздно я все равно отсюда выйду. Вот только как? Конечно же, унижаться и молить его о крови и свободе, как хотел бы мой пленитель, я точно не стану. С удовлетворением я осознал, что даже самой мучительной жажды для подобного недостаточно, если я, конечно, не сойду с ума от изнуряющей капели. Что же, даже в клетке раненый лев все равно остается львом. Но едва ли и Базиль пойдет на попятную, если я проявлю упрямство. Тогда какие еще возможны варианты?

Через несколько недель наверху меня неизбежно хватятся. О том, где я нахожусь, знают отец и Оливер. Правда, на последнего у меня не было особой надежды. Теперь мне казалось, что приятель так охотно согласился провести меня по катакомбам, да к тому же, по сути, подбил здесь остаться вовсе не из дружеских чувств. Дело, скорее, в банальной ревности к моему успеху и желания отомстить за мой бельгийский триумф. Что же, понять его можно. Не зря зависть является одним из смертных грехов, ею заражена, пожалуй, половина человечества.