И когда эта вражда между ними наконец прекратится?..

За его спиной вежливо кашлянули. Он даже не поднял головы, решив, что это кто-то из слуг.

— Оставь меня одного, — пробормотал он. — Я сам потом запру за собой дверь. Дверь захлопнулась.

— Извините, но вы хорошо себя чувствуете?

Эдмунд дернулся. Перед ним стояла Кассандра. На ее лице была написана тревога, в глазах читался вопрос. Смущенный Эдмунд тут же среагировал по закоренелой привычке: с достоинством поднялся со стула, решив ничем не выдать своего состояния.

— Со мной все в порядке, — несколько резковато заявил он. — Можешь не волноваться насчет меня и моего здоровья, девочка.

Кесси мгновенно отреагировала, гордо подняв голову.

— Как я уже неоднократно объясняла вашему сыну, — с достоинством произнесла она, — у меня есть имя, и я была бы очень обязана вам, если бы вы запомнили его.

На мгновение герцог, казалось, онемел от подобной наглости.

— Отлично, Кассандра. — Он выпрямился и снова превратился в гордого лорда, холодного и неприступного, полностью владевшего своими чувствами. Словно никогда и не предавался отчаянию. — Ваше появление здесь очень кстати. Я, собственно говоря, и пришел повидать вас.

В глазах Кесси мелькнула паника. Этот несносный и высокомерный старик опять замышляет какую-то пакость — это несомненно. Потому что добра от него ждать нечего. Но она быстро справилась со своими страхами и даже сумела одарить герцога слабой улыбкой.

— Да? Зачем же я вам понадобилась, ваша светлость?

— Я намерен устроить бал через две недели — в честь вашего бракосочетания. Так принято, это как бы официальное признание. И прошу вас помочь мне.

— Помочь? — Ее уверенность в себе, и без того не очень сильная, растаяла, словно тонкий ледок под палящим солнцем. Жуткое предчувствие холодными пальцами стиснуло ее сердце.

— Да. Я заготовил список гостей. — Он вытащил из кармана аккуратно сложенный листок бумаги. — Не сомневаюсь, что Габриэль дополнит список, но ваша помощь нужна мне, чтобы написать приглашения. . Кесси побледнела.

— Боюсь, это невозможно. — Ее голос был еле слышен.

— Прошу прощения? — Его тон был, наоборот, резким и раздраженно громким.

Кесси опустила глаза на богатый ковер. Пальцы ее нервно теребили складки муслиновой юбки.

— Б-боюсь… что н-не… смогу помочь вам. Эдмунд продолжал давить на нее:

— Не можете… или не хотите?

Его слова пронзили ее, словно острый кинжал. Но Кесси продолжала мужественно терпеть эту пытку. Господи, в горле, как на грех, запершило, к глазам подступили слезы.

— Я хотел бы получить четкий и ясный ответ, Кассандра! Она глубоко вздохнула. Делать нечего, придется вытерпеть и это.

— Могу… хочу… какая разница? Я бы помогла вам, если бы могла, но это просто невозможно, ваша светлость.

— Мне хотелось бы понять почему! Ее голос сник до полушепота и прозвучал полузадушенным рыданием:

— Потому что… я могу кое-как нацарапать свое имя, но… это и все!

Воцарилось тягостное молчание, которое прервалось его новым вопросом:

— Вы хотите сказать, что не умеете читать и писать?..

Кесси грустно кивнула. Еще никогда в жизни ей не было так стыдно. Слезы градом покатились из глаз.

Эдмунд полез в карман за носовым платком. Найдя его, тут же сунул в ее ладошки. Он был уверен, что девушка не склонна к истерикам, но, видимо, ситуация была для нее не из легких. Его же плачущие женщины всегда расстраивали. Господи, не хватало еще, чтобы она разжалобила его! Именно его!

Он уставился на ее подрагивающие плечи.

— Ну, хватит, Кассандра. Не из-за чего так убиваться. — Он неумело попытался утешить ее, потрепав по плечу. — Это дело поправимое.

— Как? — с трудом спросила она.

— Ну а как вы думаете? Нанять учителя, конечно. Это же стоит совсем недорого…

— Учителя? Для жены графа Вэйкфилда? И полагаете, ваше высокочтимое общество упустит возможность обсудить такую дивную тему? Они будут просто в восторге! Находка для сплетников.

Он на минуту задумался:

— Вы правы. Остается лишь один выход: вашим учителем стану я.

— Вы? — Она в ужасе уставилась на него.

— Конечно. Уверяю вас, Кассандра, мне это вполне по силам.

Кесси в этом и не сомневалась. Она быстро промокнула глаза его носовым платком.

— Почему? — прошептала она. — Почему вы решили помочь мне?

Он смерил ее надменным взглядом, мгновенно превратившись в неприступного и властного лорда.

— Я не позволю, чтобы весь Лондон обсуждал to, что вы не умеете читать! Видит небо, этим жадным до сенсаций хищникам и так хватает пищи для сплетен. Не стоит давать им лишнего повода позлословить.

Кесси заглянула ему в глаза.

— Тогда я попрошу вас еще об одной любезности, — медленно произнесла она. — Ничего не говорите об этом Габриэлю!

Эдмунд вздохнул:

— Хорошо, если вы так на этом настаиваете. Я ничего ему не скажу.

Кесси не обманывалась. Эдмунд взвалил на свои плечи тяжелую и неблагодарную задачу отнюдь не по доброте сердечной. Его волновало одно: не допустить, чтобы их имя безбожно трепали в свете.

Она нерешительно тронула его за рукав:

— Благодарю вас, сэр.

Эдмунд кашлянул, явно смущенный всей ситуацией. В глазах у него появилось какое-то странное выражение, которого Кесси так и не поняла.

— Насколько мне известно, — резко произнес он, — Габриэль днем всегда бывает занят у себя в конторе. Приезжайте ко мне после полудня. Заниматься начнем с завтрашнего дня.


И она начала учиться. Кесси приехала в первый день со страхом, смешанным с любопытством и восторгом. И хотя ей безумно хотелось научиться читать и писать, Эдмунду стоило лишь холодно взглянуть на нее, как она готова была провалиться сквозь землю. Но когда неделя подошла к концу, ее страхи и сомнения развеялись. Манеры герцога были чопорными и официальными, иногда он проявлял нетерпение и всегда был очень требователен. Короче, спуску ей не давал. Как и его сын, герцог редко улыбался. Но ей стало казаться, что он вовсе не такой монстр, каким она его воображала.

Исподтишка она изучала его. Виски сэра Эдмунда густо покрылись сединой. Тонкие губы аристократического рта и орлиный нос придавали лицу надменное выражение. Но для мужчины его лет он выглядел красавцем. И она невольно подумала о том, что и Габриэль, несомненно, будет его копией, когда состарится…

Ей не удавалось не отвлекаться на разные мысли. Все чаще и чаще она задумывалась: что же должно было произойти, чтобы между отцом и сыном поселилась такая непримиримая вражда?.. Стоило им оказаться вместе, как между ними сразу же возникало напряжение, которое они даже не пытались скрыть. Кесси не могла не отметить про себя, что и теперь герцог часто упоминал о Стюарте, и голос его при этом сразу же менялся — теплел. Если бы старик и Габриэль не были так похожи, то Кесси бы даже начала сомневаться, был ли Габриэль вообще сыном Эдмунда…

Однажды Кесси возвратилась после своего урока с герцогом и увидела неожиданную гостью.

— Эвелин! — радостно воскликнула она. — Вы и представить себе не можете, как я рада видеть вас!

Эвелин возбужденно стиснула ладони подруги.

— Я убедила папу, что мне пора возвратиться в Лондон. — Она счастливо смеялась. — Бедный папуля! Он ни в чем не может отказать мне!

Кесси кивнула, хотя в глубине души считала, что герцог Уоррентон такой же холодный и бесчувственный старик, как и Эдмунд Синклер. И вообразить его нежным и любящим отцом ей не удавалось. Его лицо, всегда мрачное, вселяло в нее страх.

Если бы не Эвелин, Кесси отвергла бы большинство пришедших ей приглашений. Она видела Габриэля лишь за ужином, после чего он сразу же поднимался из-за стола и с поклоном сообщал ей, что проведет остаток вечера в своем клубе. А она чувствовала себя слишком неуверенно, чтобы отправиться куда-нибудь самостоятельно. И слишком боялась допустить какой-либо промах, хотя Эвелин заверила ее, что такое нередко случается и с завсегдатаями светских салонов. С помощью и при поддержке Эвелин Кесси побывала на чае у вдовствующей герцогини Гринсборо и посетила вечеринку в саду, которую устроила кузина Эвелин — графиня Лэнгстон. И хотя Эвелин заверила ее, что она вела себя просто безупречно, Кесси до того извелась, превратившись в комок нервов, что сумела расслабиться и уснуть только к утру.


Наконец, наступил вечер бала, устраиваемого Эдмундом. Ее платье отличалось красотой и элегантностью. Мягкий шелк изумрудного цвета подчеркивал золото ее глаз и очень шел к рыжеватому оттенку волос. Крошечные, стянутые в фонарик рукава украшала блестящая серебряная тесьма. Мягкие бальные туфельки в тон платью Глория выставила у кровати, а на кровать положила изумрудный, изящно расшитый бисером ридикюль. Приняв ванну и благоухая изысканными ароматами,

Кесси сидела перед туалетным столиком, а Глория укладывала ее волосы в пышный шиньон чуть ниже макушки.

Наконец последняя шпилька была закреплена. Кесси улыбнулась Глории в зеркало:

— Ты не принесешь мне чашечку шоколада? От волнения мне кусок в горло не идет, желудок бунтует при одной мысли о еде, но вот от горячего шоколада я бы не отказалась.

— Сию секунду, мэм.

Как только девушка вышла, Кесси вскочила со стула. Разве можно усидеть на месте, когда предстоит такое волнительное событие! Не имело смысла тянуть время, поэтому она решила завершить процесс одевания. Зашла за ширму и осторожно натянула на себя платье. Она как раз сражалась с крючками на спине, когда услышала, как дверь открылась.

— Глория, — позвала она. — Видно, мои пальцы такие же неуклюжие, как и мозги. Недаром говорят: Поспешишь — людей насмешишь. Мне понадобится твоя помощь, чтобы застегнуть крючки на спине.

По ковру прошелестели шаги. Кесси молча повернулась к служанке спиной, слегка нагнувшись вперед, чтобы девушке легче было справиться с застежками. Ловкие пальцы быстро справились с этой задачей.

— Спасибо, — засмеявшись, сказала Кесси, деловито расправляя складки юбки. Затем она повернулась: — Ты так ловко управилась с этими крючками…

Серые глаза довольно сверкнули в ответ. Габриэль лукаво улыбался ей.

— Буду счастлив оказать вам любую услугу, — протянул он. — И не только сегодня.

Кесси строптиво передернула плечами:

— Могли бы и постучать!

— В собственном доме? Вот еще!

К сожалению, подходящий ответ не пришел ей в голову, и Кесси лишь гневно сверкнула глазами на мужа. Однако вся ее злость мигом исчезла, едва она посмотрела на него. Всегда красивый, сегодня он был великолепен. На нем был фрак из бархата темно-зеленого цвета, из-под которого виднелся искусно вышитый серебром жилет. Туго облегающие бриджи подчеркивали совершенную форму ног. У шеи и на манжетах пенились кружева, но это ничуть не умаляло, а чудесным образом подчеркивало его мужественность.


Она и не подозревала, что Габриэль думает в эту минуту о ней. Пока его пальцы были заняты крючками, глаза его жадно впитывали великолепную форму ее обнаженной спины. Ему лишь с трудом удалось подавить желание прильнуть губами к соблазнительной линии лебединой шеи. Хотя платье и было настоящим произведением портновского искусства, та, кому принадлежал наряд, была само совершенство. Ее шея и плечи, без единого украшения, тоже были образцом классической красоты. Такая красота не нуждалась ни в каких дополнениях. Но он не мог допустить, чтобы она выглядела нищенкой, которой нечего надеть на бал…

Габриэль вытащил из нагрудного кармана длинный плоский футляр и ногтем поддел застежку. Протянул ей, чтобы она заглянула внутрь. Кесси затаила дыхание — там лежал сверкающий бриллиант, яркий и живой, вокруг которого змейкой свернулась нежнейшая золотая цепочка искусной работы.

Он вытащил кулон из футляра, и тот повис на его пальце.

— Это должно подойти к твоему платью, янки.

Кесси стояла, покорно склонив голову, пока муж застегивал цепочку на ее шее. Он положил ладони на плечи Кесси и подвел ее к зеркалу.

— Ну как, янки, одобряешь?

Кесси была просто потрясена. Ей и в голову не приходило, что он может расщедриться на такой подарок. Она с благоговением коснулась грушевидного камня на груди. Бриллиант сверкал и переливался радужным огнем. Но если честно, то в эту минуту Кесси было не до драгоценности — какие же горячие у него пальцы! Вот о чем думала она. Казалось, они могут насквозь прожечь кожу у нее на плечах.

— Он прекрасен, — мягко сказала она. Губы ее, дрогнув, раздвинулись в слабой улыбке. — Я даже не знаю, что и сказать, кроме… как поблагодарить. Большое спасибо.

— Я же обещал тебе драгоценности, янки. Надеюсь, ты еще не забыла об этом? Хотя я и имел в виду более существенное вознаграждение.

Ее улыбка превратилась в жалкую гримасу.

— Я думала, что это… подарок, — призналась она. — А это, оказывается, нечто, за что придется платить.