— Ах, она имела в виду Ойстера, своего любимого щенка, — вмешалась Энн.

— В таком случае мой интеллект напрямую зависит от породы щенка. Если это пудель то я, несомненно, умнее.

— Я также могу заверить леди Элинор, что вблизи вас никогда не пахло псиной, хотя она и объявила милостиво, что это ей не помешает, — произнесла герцогиня. — А теперь прошу извинить меня, Элинор, но я хочу представить леди Энн дочке моей кузины. Бедняжка так скучает, у нее совсем нет друзей в Лондоне. А еще Энн расскажет мне о своем замужестве и медовом месяце. — Завладев рукой Энн, герцогиня повлекла ее за собой.

— Выходит, мы оба заинтересованы в одном, — обратился Вильерс к Элинор.

— Вы подразумеваете брак? — Она была так шокирована поведением сестры, что с трудом соображала. Ей хотелось, чтобы герцог счел ее скромной, очаровательной девушкой, и к тому же невинной. Пусть даже у нее уже не было для этого оснований. Но предстала перед ним настоящей ведьмой.

— Я подразумеваю брак с особой высокого ранга, — уточнил Вильерс.

Придя в замешательство, Элинор не без сарказма произнесла:

— И вас нисколько не испугали мои заниженные требования к партнеру? Что можно ожидать от столь неприхотливой особы, согласной на тело жирной свиньи и мозги глупого пуделя?

— Признаться, мне вовсе не хотелось бы жениться на особе, у которой интеллект ниже, чем у пуделя.

— Не беспокойтесь, я не писаю под себя, когда у меня начинается истерика.

— Вы даже представить себе не можете, как мне приятно это слышать, — парировал Вильерс. Возможно, его глаза вовсе и не были такими холодными, как ей показалось вначале. — В таком случае у меня нет никаких опасений за наших будущих отпрысков.

Ее сестра не права, она умеет разговаривать с джентльменами, не раздражая их, подумала Элинор. И даже решила перейти на тему, которая могла быть приятной герцогу.

— Вы играете в шахматы? — спросила она, отлично зная, что он является игроком номер один в шахматном клубе Лондона.

— Да, а вы?

— Когда-то играла с моим братом.

— Виконтом Гостом? Он достойный партнер.

Элинор подумала, что ее брат очень плохо играет, но только улыбнулась в ответ.

— Весьма любопытно узнать, почему вы облекли свой клич о намерении выйти замуж исключительно за герцога в такую жуткую форму? — спросил Вильерс. — К чему все эти вульгарные фразы? Когда я впервые услышал об этом, я решил, что вами движет гордыня. Но сейчас изменил свое мнение.

Энн права. Своей непосредственной выходкой Элинор сама создала себе репутацию тупой, надменной индюшки. Она попыталась мило улыбнуться.

— Герцогский титул предполагает не только привилегии, но и ответственность, налоговое бремя. Если я хочу строить свой союз на надежной, практичной основе с умным партнером, то мне подходит именно герцог.

— Совершенно с вами согласен.

Если бы это еще было правдой, подумала Элинор, надменно приподняв бровь.

— А вы? Что движет вами в поисках достойной супруги?

Он взглянул ей в лицо:

— У меня есть шестеро незаконнорожденных детей.

Элинор почувствовала, как ее рот сам собой приоткрывается от изумления, и поспешно сжала зубы. Может быть, он ждет, что она поздравит его с этим?

— О! — только и смогла она произнести.

— Я хочу жениться на той, которая не только станет матерью моим детям, но и поможет им занять достойное место в свете, когда придет время, которая будет уделять им много внимания. Герцогиня Бомон уверила меня, что никакая леди ниже вашего ранга не способна привить им нужные правила высокого тона, которых требует мое положение. Вы не должны удивляться. Поверьте, многие джентльмены на этом балу имеют бастардов, подрастающих в деревнях.

Он помедлил, ожидая ее реакции. Может быть, он ждал, что она вскрикнет или упадет в обморок?

— Один-два еще куда ни шло, но шесть! Полагаю, вы вели весьма беспорядочный образ жизни.

— Вы правы, я уже далеко не молод.

— Вы и не выглядите молодым, — заметила Элинор.

— Полагаю, титул уже не кажется вам столь заманчивым.

— Все зависит от вас. Вам придется приложить кое-какие усилия, чтобы увлечь и обольстить вашу избранницу. Вы намерены признать своих детей?

— Я не могу этого сделать, не женившись на одной из их матерей.

— И как их много?

— Дорогая леди Элинор, этот разговор не для посторонних ушей. Не будем привлекать внимания. Давайте прогуляемся и поговорим?

Глянув в сторону, она встретила любопытные взгляды леди Фибблсуорт, стоящей рядом с графом Бисселбейтом. Безусловно, встреча Элинор с герцогом Вильерсом вызывает интерес всего Лондона, особенно если принять во внимание слух о том, что он спешно подыскивает себе невесту. Послав в толпу несколько натянутых улыбок, она доверила свою руку герцогу.

— Насколько я понимаю, этих детей вам подарили ваши любовницы, — сказала Элинор.

— О да, — ответил он. — Они от моих четырех любовниц. Вы когда-нибудь видели эти римские бани?

— Они будут открыты для публики только после реставрации, — ответила Элинор. — Плитка находится в плачевном состоянии.

— Надеюсь, вам ведь известно, что герцогский титул позволяет игнорировать правила, написанные для многих? — спросил он, сворачивая на аллею сада, ведущую к баням.

— Мой отец герцог, — ответила Элинор, — и он в высшей степени щепетилен во всем, что касается соблюдения правил. Жизнь высоких особ подчинена правилам и ритуалу.

— Я говорю о тех правилах, которые написаны для простых смертных, — ответил Вильерс.

— И он весьма щепетилен в отношении незаконнорожденных детей, — холодно продолжила Элинор.

— Так и должно быть, я сам с некоторых пор ощущаю свою вину.

Бани были окружены фалангой стражи в униформе, но при приближении герцога Вильерса солдаты сдвинулись, освобождая проход. Элинор с любопытством оглядывалась по сторонам. Когда-то эти античные бани окружала стена, но затем она пала и была заменена живой изгородью сирени, которая теперь не цвела.

Герцог вел ее по земле, усеянной разбитой плиткой. Элинор отняла у него руку и наклонилась, чтобы рассмотреть плитку. Она подняла один из черепков, покрытый синей глазурью с серебряными арабесками.

— Какая прелесть! — воскликнула Элинор.

— Этот превосходный индиго всегда был очень редок и высоко ценился, — откликнулся Вильерс. — Как удачно, что вы заметили этот осколок. Кажется, он здесь единственный. Очень жаль.

Вздохнув, Элинор осторожно опустила его на прежнее место.

— Вы хотите взять его с собой?

— Разумеется, нет. Мы на благотворительном балу в пользу восстановления этих бань, а не разграбления. Насколько мне помнится, король назвал это забытое, долго остававшееся в запустении место национальным достоянием. Неужели вы хотите, чтобы я растаскивала ценнейшую мозаику? — Она ускорила шаг.

Аллея освещалась немногими факелами. Звуки менуэта, наигрываемые оркестром, стихали по мере того, как они удалялись вглубь меж разбитых колонн.

— Сами бани должны скрываться где-то здесь, — произнес Вильерс, снова завладев ее рукой и ведя ее по ветхим мраморным ступенькам к расщелине.

— Я чувствую какое-то восхитительное тепло, — произнесла Элинор, с удовольствием вдыхая влажный воздух, поднимавшийся снизу. — Как это прекрасно! Смотрите, это похоже на пурпурное море.

Внизу, виднелся огромный квадратный бассейн, заставленный большими пуфами по краям. Все пространство воды, до последнего дюйма, было выстлано свежими фиалками. Смешиваясь с теплой водой, они издавали замечательный аромат.

— Я слышал, что Элайджа планирует здесь приватную вечеринку для самых близких друзей, — произнес Вильерс у нее за спиной.

— Элайджа? — переспросила она, обернувшись.

— Герцог Бомон.

— Ах да, разумеется.

— Впрочем, я так и предполагал, что вы не удосужились выучить его имя. Он ведь женат уже несколько лет и не отмечается на ярмарке женихов, — усмехнулся Вильерс.

Элинор бросила на него негодующий взгляд:

— Я не удосужилась затвердить и ваше имя.

— О, это уже совсем напрасная беспечность. Вы нацелены на герцогов, и вас даже не интересует их родословная? Я ожидал от вас большего интереса к моей особе, леди Элинор. И большей практичности. Вы ведь не дебютантка в свете.

«Может быть, он уже зачислил меня в старые девы, как это сделала моя сестра Энн?» — подумала Элинор.

— Мне всего двадцать два, — произнесла она. — Исполнится двадцать три через месяц.

— И до сих пор вы относитесь с такой небрежностью к своему выбору и судьбе?

Она пошла вперед, придерживая пышные юбки, склонилась над водой и схватила несколько фиалок.

Вильерс последовал за ней.

— Знаете, что я вам скажу, леди Элинор? Вы вовсе не стремитесь замуж, вам никто не нужен, в том числе и герцог. Не так ли, леди Элинор?

— Вовсе не так. С чего вы взяли? — спросила она, пряча лицо в фиалки.

— Почему вы не желаете выходить замуж, леди Элинор?

Она поспешно огляделась, как будто их мог кто-то подслушать. Вильерс поднялся на последнюю ступеньку и встал рядом с ней.

— Возможно, вы уже связаны с кем-то прочными узами? — спросил он.

— Нет, совсем напротив.

— Напротив? — Он нахмурил бровь. — Может быть, были связаны? Смею ли я думать, что вы объявили о своем желании выйти за герцога лишь потому, что заранее просчитали низкие шансы на такой брак?

— Вы угадали.

— И все же вы готовы рассмотреть мое возможное предложение? В конце концов, вы не пожелали отвернуться от меня даже после моих шокирующих признаний.

Она нарочно выронила один из цветков и нагнулась за ним, чтобы не встречаться взглядом с герцогом.

— Выйти непременно за герцога. Это была просто глупая выходка, — произнесла она.

— Этим вы хотели отпугнуть других конкурентов, которых могло бы оказаться немало? Вы так высоко подняли планку, чтобы вас все оставили в покое? Я все понял.

— Что — все?

— Как вы сами отметили, я уже не молод и научился немного читать в чужих сердцах и угадывать чужие желания.

— О, — сказала Элинор, которая была в полном смятении оттого направления, которое принял их разговор. Она желала бы уточнить, что он имеет в виду. — Вы сказали, что угадали мои желания?

— Вам не следует сдаваться, леди Элинор, вы не должны пускать под откос свою жизнь только из-за того, что любили когда-то.

— Любила? С чего вы взяли?

— Вы сами совсем недавно признались мне в этом.

— Вы не так меня поняли.

Его глаза, прикрытые тяжелыми веками, казались такими безразличными, его тон был таким небрежным во время их беседы, таким равнодушным... А он оказался таким проницательным.

— Я не цепляюсь за условности, леди Элинор, — произнес он. — Меня не волнуют предрассудки.

Элинор знала, что рано или поздно он спросит, девственница ли она.

— Вы не придерживаетесь условностей. Что ж, это ясно. Об этом свидетельствует ваше многочисленное потомство, — заявила она.

Он лукаво изогнул уголок твердо очерченных губ и был весьма привлекателен в этот момент.

— Вы будете, возможно, удивлены... Мужчины совершают столько глупостей в своей жизни, но не позволят и десятой части того, чем наслаждаются сами, своей избраннице.

Это было правдой. Гидеон — единственный мужчина в ее жизни — был чрезвычайно придирчив ко всему, что касалось ее добродетели. Как истинный пуританин, он считал, что его честь зависит от ее верности.

Вильерс осторожно коснулся ее подбородка и приподнял его, чтобы заглянуть ей в глаза.

— Если вы окажетесь добры к моим детям и займетесь их воспитанием и покровительством в свете, который станет завидовать и будет считать их недостойными тех угодий, которые я намерен выделить им, я готов закрыть глаза на вашу личную жизнь.

— Вы хотите сказать... — начала было Элинор.

— Хочу сказать, что вам придется вытерпеть меня лишь на тот срок, который потребуется, чтобы дать мне еще и законного наследника.

— На самом деле я согласна иметь детей, — потупив взгляд, произнесла Элинор.

Она сказала правду. И при всей толерантности герцога она не собиралась уклоняться от выполнения супружеского обета, если даст его однажды. Гидеон не проявляет к ней ни малейшего интереса. Все эти три года даже не смотрит на нее, когда они случайно встречаются в свете.

Если она принесет супружеский обет у алтаря, она не нарушит его. Тогда те клятвы, которыми они с Гидеоном обменялись наедине, утратят свое значение.

Вильерс между тем снова улыбнулся краешком рта:

Я доволен вашим ответом.

— Довольны?