— Надеюсь. Потому что, если окажется, что он привел в дом вторую Жозефину, — это его убьет.
Этим вечером, когда мы с Гортензией перед сном лакомимся мороженым, я пересказываю ей этот разговор.
— Она хотела убедиться в моей верности, — говорю я.
Гортензия откладывает ложку.
— Значит, Полина слышала про графа Нейпперга, — предполагает она. — От королевы Каролины. Или от кого-то из ее фрейлин.
У меня обрывается сердце.
— И что он станет делать?
— Да ничего, — как ни в чем не бывало произносит Гортензия. — Это всего лишь слухи.
— И он не отыграется на моем отце?
— Каким образом?
Да каким угодно.
— Например, сместив его с австрийского престола.
Но Гортензия моих страхов не разделяет.
— Граф находился здесь всего несколько минут, и вы с ним наедине не оставались, — успокаивает она. — Передал вам Зиги — и все. — Мы обе поворачиваемся к камину, где, свернувшись в своей новой корзинке, спит мой спаниель. — А кроме того… — улыбается Гортензия, — неужели он станет наказывать вас после такой-то новости?
Мы одновременно смотрим на мой живот, и в этот момент со скрипом открывается дверь и входит Наполеон.
— Ваше величество! — Гортензия не показывает своего удивления и поднимается. Обычно в это время у него бывает Меневаль.
— Уйди, — приказывает он.
Гортензия вопросительно смотрит на меня.
— Ступай, — говорю я. — Завтра увидимся.
Она оставляет мороженое недоеденным и уходит, а Наполеон от дверей следит за мной.
— Говоришь, старый друг? — спрашивает он.
Я опускаю ложку.
— Кто?
— Кто?! — повторяет он и так стремительно пересекает комнату, что я не успеваю приготовиться к тому, что за этим следует. Он берет вазочку с мороженым и сует ее мне в лицо. — За дурака меня держишь?! — кипит он. — Думаешь, я не видел, что у вас там происходило? — Наполен сильнее тычет в меня вазочкой, потом отпускает руку, и она падает на пол. — Давай же, маленькая свинка! Продолжай жрать! Это у тебя лучше всего получается.
У меня перехватывает дыхание. Я беру салфетку, но руки дрожат, и вытереться никак не удается. Никогда еще меня так не унижали, да и кто? Собственный муж! Я встаю с кресла, чтобы привести себя в порядок, но он нажимает мне на плечо, заставляя сесть.
— Сказать вам, почему я все время ем? — рыдаю я. Он молчит, и я говорю: — Потому что я беременна!
Он отнимает руку, будто обжегся.
— Откуда… откуда ты знаешь?
— Оттуда, что сегодня уже два месяца, как у меня задержка. Одним словом, я уверена.
— Мари…
— Не прикасайтесь ко мне! — кричу я.
Я вскакиваю и убегаю в свой будуар, но Наполеон бросается за мной.
— Ma bonne amie… Прости меня!
Я умываю лицо в тазике с лимонной водой, который мне каждый вечер готовят слуги, и сквозь слезы чувствую дыхание Наполеона у себя за спиной. Что если этот ребенок пойдет в отца? Что если он окажется таким же порочным и бессердечным?
— Mio dolce amore, — произносит он с нежностью. — Если б я только знал…
Эти слова вызывают у меня одно раздражение. Я откладываю полотенце в расчете, что он увидит отвращение в моем взгляде.
— Ну, теперь вы знаете.
— Я искуплю свою вину. Проси чего хочешь! Обещаю.
Но уже поздно. Тот, кто мне нужен, сейчас на пути в Австрию.
Глава 17. Полина Боргезе
Дворец Фонтенбло
Август 1810 года
Почему Господь меня так наказывает? Она беременна! И теперь мой брат скачет вокруг своей жены, словно она из севрского фарфора, задаривает ее шелками, кружевами, сладостями. Поль рассказал, что когда вчера вечером он был у императора в кабинете, она явилась, и он дал ей написать официальное письмо в Россию, после чего еще хвалил за деликатный тон послания!
Я оглядываюсь и нахожу глазами его последний подарок мне, и немедленно меня охватывает желание разорвать его на кусочки. Да как он смеет думать, что может купить мое прощение какой-то шубой! Де Канувиль следует за моим взглядом и хмурится.
— Жест доброй воли от моего братца! — рявкаю я. — Привез от русского императора. Ему подарили три. Ничего уникального. Если хочешь, забери себе. Можешь пустить на оторочку для своего мундира. Или пальто. Или даже нижней одежды. — Несмотря на боли в желудке, я подхожу к кушетке и беру шубу в руки. — Забирай, — решительно говорю я. — Не желаю ее больше видеть!
Да и вообще, в черном мехе он будет неотразим.
Я сажусь на кушетку и обхватываю голову руками. Ведь это я сама все затеяла. Уговорила брата развестись с Богарне. А теперь, пожалуйста, все для Марии-Луизы. «Чего желает Мария-Луиза? Как думает Мария-Луиза? Не угодно ли Марии-Луизе ответить в моем кабинете на пару писем? Она ведь у нас образец политической интуиции и опыта!» Как вспомню, что Поль уговорил меня перед ней извиниться, возникает желание его прибить.
Де Канувиль нежно потирает мне спину.
— Он все равно останется твоим братом, — говорит он.
— Он хочет, чтобы я завтра явилась к нему в кабинет, — отвечаю я. — Потребовалась моя помощь. Продумывает, видите ли, убранство детской. — Взор затуманивают слезы ярости. Вот бы сделать так, чтобы я вообще никогда не слышала этого имени — Мария-Луиза!
— Твой вкус покорит римского короля.
Но я в таком настроении, что неспособна воспринимать его умасливания.
Наутро я являюсь к брату в кабинет. Весь двор мечется, как курица с отрезанной головой.
— Какой тебе больше нравится вариант? Первый, с серебряным шкафом?
Я наклоняюсь к столу.
— Третий.
— С библиотекой?
— Ты же хочешь, чтобы ребенок был грамотным, да? — Он берет перо и зачеркивает третий проект. — А было время, когда ты считал, что вся слава идет с Востока и что в анналы истории твое имя впишет Египет.
— Это все в прошлом, понимаешь? С Египтом покончено. Это была просто тренировка, Полина. Трехгодичная подготовка к настоящей войне. Будь довольна, что тебе досталось столько сокровищ. Но не живи вчерашним днем!
— Раньше ты думал иначе.
— Раньше люди думали, что солнце вращается вокруг Земли, а не наоборот.
Его не переспоришь. У него на все есть ответ. Или колкость. Или издевка.
— Ты хочешь, чтобы крестины твоего наследника были похожи на то, как Мария-Антуанетта крестила своего дофина? — спрашиваю я. И провокационно добавляю: — Ты хочешь, чтобы твой сын — или дочь — были одеты в тот же наряд, что и Людовик Семнадцатый? — Я делаю шаг назад. — Что ж, давай. Сооружай в Тюильри и Фонтенбло детские комнаты, только не спрашивай меня потом, почему народ восстал.
Я поворачиваюсь, собираясь уйти, но он хватает меня за руку.
— Я тебя не отпускал!
Я поднимаю на него глаза и надеюсь, что он ощущает их жар.
— Что такое? Мы еще и свадьбу твоего ребенка будем планировать? — Я вырываюсь и шагаю к выходу.
— Не смей уходить!
— Иначе что?
Я открываю дверь и с шумом захлопываю за собой. В приемной дожидается Мария-Луиза. Она тут же поднимается с кресла. Я оглядываю ее живот под синим с белым платьем. Одному Богу известно, что на нее налезет через несколько месяцев. Придется палатку приспосабливать.
— Считаешь себя очень умной, да? — спрашиваю я и вижу ее изумление от внезапной перемены моего отношения. — Обыгрываешь моего брата в шахматы, на бильярде… Мы из бедных! — напоминаю я резко. — И не все из нас проводили детство в играх. Но ты пока наслаждайся, — советую я. — Подарками, лестью, вниманием. Потому что через каких-то шесть месяцев ты вообще никому не будешь интересна. А когда мой брат отправится в Испанию в войска, не удивляйся, если он ребенка заберет с собой.
Мария-Луиза вздрагивает, а я не дожидаюсь, пока она ответит.
Поля с де Канувилем я нахожу в моих апартаментах. Забились по разным углам и оба заняты чтением. Поль читает какую-то книгу об империях прошлого, а де Канувиль… да кто его знает, что он читает! Может, какую-нибудь пьеску. Что-нибудь легковесное, до чего Тальма не стал бы и дотрагиваться.
При виде меня оба прерываются, но на ноги вскакивает один де Канувиль.
— Что случилось?
Я уже собираюсь ему рассказать, как внезапно мои размышления прерывает стук в дверь.
— Что? — вскидываюсь я, но вдруг поднимается Поль.
— Ваше величество.
Поль отвешивает поклон. Де Канувиль следует его примеру. Я оборачиваюсь, встречаюсь взглядом с Наполеоном и немедленно понимаю, что произошло.
— Что ты наговорила моей жене? — тихо спрашивает он. — Что ты ей сказала?!!! — Это уже крик. Не дождавшись ответа, он заявляет: — Полина, с меня довольно! Я сыт по горло всем этим! Что ты ей сказала? — наседает он.
— Я… Я ее предупредила, что с появлением ребенка все изменится.
Наполеон смотрит на Поля, будто мой камергер может каким-то образом подтвердить мои слова. Потом видит де Канувиля и каменеет. Я слежу за его взглядом. Сегодня армейский смотр, и де Канувиль одет в капитанский мундир. Но в отличие от других офицеров у него он оторочен русским мехом. Наполеон осматривает его с головы до ног, и краска сходит с его лица.
Не говоря ни слова, Наполеон выходит.
Глава 18. Поль Моро
Дворец Фонтенбло
Сентябрь 1810 года
От отчаяния, написанного на лице де Канувиля, меня воротит. Сегодня один придворный разбудил меня в семь утра и передал записку от любовника Полины с просьбой встретиться с ним в полдень в саду.
— Я должен быть один? — осторожно уточняю я, и придворный наклоняется к моему уху.
— Император его отсылает.
А ведь я предупреждал де Канувиля. Говорил ему, что Наполеон очень ревнив. Но в тот момент злорадства я не испытывал, скорее мне было его жаль.
Сейчас я смотрю на безмолвные ряды деревьев и думаю о том, сколько им еще расти здесь, в садах Фонтенбло. Нас с капитаном уже давно не будет, а деревья все будут стоять. И привязанность им неведома. Для них существует только трава, только дождь и солнце над их макушками.
Де Канувиль начинает:
— Поговори с императором, и клянусь, я в долгу не останусь!
— Сделаю, что в моих силах.
Он хватает мою руку и с силой жмет.
— Спасибо тебе. Спасибо! Думаю, ты понимаешь, что это именно то, чего хотела бы Полина. Ты себе не представляешь, как она будет без меня скучать! Если ты ее хоть сколько-нибудь любишь, то найдешь способ его уговорить.
Я высвобождаю руку и воздерживаюсь от едких замечаний.
— Мне пора.
— Но ты с ним поговоришь, да?
— Я же сказал.
Но император непоколебим. При одном упоминании имени де Канувиля его лицо багровеет.
— Подумать только — подаренный императором мех! Она отдала ему мех, который мне преподнес в дар русский царь! — Я слежу, как он широким шагом проходит от своего стола красного дерева к пустому камину. Хотя от летней жары в этой обшитой деревом комнате не продохнешь, он наотрез отказывается открыть хотя бы одно окно. — Какая наглость, ведь согласись? — спрашивает он.
— Неразумно уж во всяком случае, ваше величество.
Он останавливается и оборачивается ко мне.
— Что же ты у нас всегда такой беспристрастный? Ведь этот парень тебя ненавидит, ты об этом знаешь? А ты за него заступаешься.
— Все оттого, что он невежественен, — честно признаюсь я, — и невероятно глуп. Но, по сути дела, он беззлобен.
Он смотрит на меня так, будто я говорю на незнакомом ему языке.
— И ради такого ничтожества ты готов навлечь на себя мой гнев?
— Риск просчитан.
Он ждет разъяснений.
— Я рассудил, что его величество поймет, что я пришел не ради капитана, а ради вашей сестры. Он ее любит, и это, похоже, делает ее счастливой.
Наполеон кивает, и на мгновение я начинаю думать, что выпросил для де Канувиля прощение. Затем он отвечает:
— Люди вроде тебя для меня всегда загадка.
По моей спине бежит холодок. Он сцепляет руки за спиной и пристально на меня смотрит. Так, наверное, чувствуют себя его солдаты.
— Я делаю то, что полагаю правильным, ваше величество.
— Даже когда это не в твоих интересах? — Он задумчиво качает головой. — А ты знаешь, о чем сегодня утром меня просила сестра? Она хотела, чтобы я вместо него выслал капитана де Септея. — Он дает мне время осмыслить услышанное и потом продолжает: — Она предложила мне жизнь капитана де Септея взамен на де Канувиля, потому что однажды де Септей отказался провести с ней ночь.
"Избранница Наполеона" отзывы
Отзывы читателей о книге "Избранница Наполеона". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Избранница Наполеона" друзьям в соцсетях.