— Я не собирался становиться графом. Титул был для меня полнейшей неожиданностью. Что касается моей неустроенности в плане женитьбы, то этот вопрос стал занимать общество только после того, как я получил титул.

Леонора смотрела в окно. Тристан бросил взгляд на мирный пейзаж и предложил:

— Прежде чем возвращаться в город, давайте немного погуляем.

Она подняла на него печальные глаза:

— Я только сейчас поняла, как мне всего этого не хватало. Оказывается, я очень люблю деревню.

Тристан провел гостью в соседнюю гостиную, и через французские окна молодые люди вышли на террасу, плавно спускающуюся к лужайке.

— Принести вам пальто?

— Нет, не нужно. — Она улыбалась. — На солнце совсем не холодно.

Трава под ногами была по-зимнему жесткой, но все же зеленой. Дом защищал молодых людей от холодного ветра. Леонора смотрела вокруг, потом задумчиво сказала:

— Должно быть, вы пережили настоящее потрясение, унаследовав все это. — Она махнула рукой в сторону дома. — И так неожиданно.

— Так и было.

— И все же вы справились. Дамы чувствуют себя вполне счастливыми.

— Рад это слышать.

Они пошли к озеру и некоторое время бродили по берегу. Леонора заметила семейство уток и, прикрывая глаза от солнца, всматривалась в даль, пытаясь разглядеть утят. Тристан смотрел на нее и понимал, что эта картина останется в его памяти навсегда: девушка, стоящая на берегу озера в лучах мягкого зимнего солнца. Такая красивая, умиротворенная и такая… уместная здесь. Что ж, глупо было бы прятаться от самого себя. Он ведь для этого и привез ее: во-первых, чтобы хоть ненадолго спрятать за стенами своего дома — тут ей ничто не угрожало, — а во-вторых, он должен был увидеть ее здесь, в своем доме. И теперь осознание того, насколько она вписывается в этот мир, привело его в замешательство.

И еще одна странность: он очень плохо чувствовал себя в моменты ничегонеделания. Потребность в некой конструктивной активности всегда занозой сидела в мозгу. Теперь, бродя с Леонорой по берегу и абсолютно ничего не делая, он был странно спокоен. Словно ее существования, присутствия рядом было достаточно, чтобы жизнь обрела смысл.

«Она совершенно необыкновенная, — признался себе Тристан. — И я должен как можно скорее сделать так, чтобы она оказалась в безопасности». Тревоги как-то сразу вернулись.

Словно почувствовав его настроение, Леонора обернулась и взглянула в лицо. Он, прикрыв глаза веками, улыбнулся светской улыбкой. Она нахмурилась. Тогда, прежде чем девушка успела что-то сказать, Трентем взял ее за руку и предложил:

— Пойдемте, я покажу вам цветы.

Розарий, даже в состоянии зимней спячки, смог отвлечь ее. Потом они пошли по аллее, с двух сторон обсаженной кустарниками. На небольшой полянке стоял белый мраморный павильон — очень классический, очень легкий.

Леонора остановилась, наслаждаясь видом. Она и забыла уже, каково это — бродить по просторному, ухоженному парку. В Лондоне у нее был сказочный сад, созданный Седриком. Он — чудо из чудес, но по размеру это всего лишь городской сад около дома. Не хватало простора, перспектив, возможности повернуть за угол и увидеть пространство до самого горизонта. Конечно, в городе были просторные парки, но там всегда толпился народ и было как-то неуютно.

Девушка чувствовала, как на нее снисходит спокойствие и умиротворение — словно вся усталость и волнения последнего времени растворяются в чистом воздухе, рассеиваются в пыль; и она точно знала, что вернется домой обновленной и будет вспоминать это место с чувством благодарности и восторга. Вот и эта беседка — для нее просто не могло быть другого места, она должна стоять именно здесь, где пересекаются садовые дорожки. Подобрав юбки, Леонора поднялась по ступеням. Пол внутри был выложен мозаикой — белые и серые плиты складывались в изящный узор. Ионические колонны поддерживали островерхую крышу. Мрамор, белый с прожилками серого и голубого, не выглядел чуждым.

Девушка взглянула на дом. Из беседки открывался прелестный вид на поместье — словно картина, где типичный аристократический особняк был вписан в ухоженный пейзаж английского парка.

— Знаете, это удивительное место. И, как бы трудно вам ни было, вы не можете жалеть, что владеете им, — сказала она.

— Я не жалею, — ответил Тристан, поймав ее взгляд и не позволяя Леоноре отвести глаза.

Взгляд и тон заставили ее нахмуриться, но прежде чем она успела что-то сказать, Трентем поймал ее руку — твердые теплые пальцы сомкнулись на хрупком запястье. И вот уже он губами чувствует биение ее пульса. Удары стали чаще, и, словно это был сигнал, Тристан притянул к себе девушку. Она скользнула в его объятия без малейшего опасения, полная любопытства и предвкушения.

Тетушка Милдред не одобрила бы это, но Леонора почему-то была уверена — этот мужчина не причинит зла. Его поцелуи были восхитительны, так почему бы не наслаждаться ими в ожидании дальнейшего. Относительно этого «дальнейшего» она не была так уверена. Что-то должно последовать, но что? Не узнаешь, пока не попробуешь — старая мудрость. Придется попробовать, чтобы узнать, каково это, когда тебя соблазняют. В том, что Трентем поставил себе цель соблазнить ее, она не сомневалась. Иначе к чему все это? Кроме того, он поинтересовался ее возрастом и не преминул заметить, что она вполне взрослая. С точки зрения света она потеряла последний шанс выйти замуж после того, как ей исполнилось двадцать пять, — слишком стара. Теперь ей двадцать шесть, и Леонора принадлежит исключительно себе самой. Никого не затронут ее поступки, и она вольна распоряжаться своей жизнью как угодно.

Кроме того, совершенно необязательно идти на поводу у этого мужчины. Она сама примет решение, когда настанет день. Но сегодня ничего значительного произойти не могло. Не в открытой беседке с видом на дом.

Свободная от необходимости размышлять и принимать решения, Леонора прикрыла глаза и страстно отдалась сладкой дуэли, которую вели их уста.

Его поцелуи будили странные ощущения, которые хотелось пережить вновь и вновь. Вот и теперь — напряжение возникло где-то в глубине ее тела, оно росло, и одновременно кровь разносила по телу жар. Девушка обвила руками шею Тристана. Ее тонкие пальцы ласкали его темные волосы, и она мельком удивилась, какие они мягкие и густые.

Тристан прижал ее к себе, превращая объятие в столкновение тел, так что груди Леоноры упирались в его жилет, он чувствовал ее бедра, а подол голубого платья шелестел по его ботинкам. Губы их, казалось, слились в единое целое, это был новый поцелуй, гораздо более интимный, чем вес предыдущие. Леонора знала, что должна быть шокирована происходящим, но эта мысль существовала отдельно от реальных чувств. А чувства — усиливающийся жар внутри и напряжение — еще больше разжигали голод. Инстинкт подсказывал, что чувство не принадлежало отдельно кому-то из них — это было нечто общее, обоюдное, что росло от встречи к встрече, от прикосновения к прикосновению и создавало меж ними некую связь, взаимное притяжение.

Тристан тоже заметил растущую привязанность, но сейчас он думал не о себе — его желания подождут. Он перестал притворяться перед собой и признал, что его цель — соблазнить эту женщину. Но ее нельзя заставить и очень не хочется напугать. Поэтому он будет терпелив и станет лелеять, искорки страсти, питая их ласками, пока костер не разгорится достаточно. Тристан чуть отстранился, размыкая объятия, но продолжал держать ее за талию одной рукой. Пальцы другой скользнули по ее лицу: гладкость щеки, твердая линия челюсти, нежность шеи. И целовать, ласкать ее губы, чтобы она разрывалась меж ласками его языка и прикосновением пальцев к ее коже, чтобы разжечь голод… Очень осторожно, едва касаясь, пальцы скользнули ниже, по высокой груди. О, хотелось бы трогать ее не так, но он подождет. Стратегия и тактика — великая вещь, и если уж играть — то наверняка.

Вот ее пальцы сжались, запутались в его волосах, и тогда он позволил своей ладони наполниться и удивился собственной нежности. Тело девушки напряглось, и ладонь его ощутила, как твердеет сосок.

Это было мучительно, но Тристан заставил свои мышцы повиноваться и прервать поцелуй, потом столь же медленно разомкнул объятия. Но не убрал ладонь с ее груди. Палец осторожно скользил по туго натянутой ткани, лаская напрягшийся сосок. Он смотрел на ее полуоткрытые припухшие губы. Вот дрогнули ресницы, и девушка открыла глаза. Он встретил ее затуманенный взгляд. И посмотрел на свою ладонь, ласкающую ее. Леонора механически последовала взглядом за ним и вдруг вздохнула и замерла. Тристан считал секунды, ожидая, пока она вновь сможет дышать. Она молчала: широко распахнутые глаза, тело как струна, — но не сделала и шага назад. Тогда он осторожно скользнул ладонью к ее предплечью и вниз. Поднес запястье к губам и лишь тогда встретился с Леонорой взглядом. Щеки ее окрасились легким румянцем, но девушка молча смотрела на него.

— Идемте, нам пора возвращаться в город, — мягко сказал Трентем.

Леонора была счастлива, что дорога до дома должна была занять не меньше часа. А может, и больше — к вечеру народу на улицах прибавилось и коляска двигалась не слишком быстро. Это время было необходимо ей, чтобы прийти в себя, попытаться восстановить хоть часть своей всегдашней уверенности и уравновешенности.

Время от времени она посматривала на лорда, но он, казалось, был всецело поглощен лошадьми — править в такой час было нелегко. Правда, пару раз он тоже бросал на нее взгляды, полные веселого любопытства, но: молчал. Леонора вздохнула: на запятках экипажа сидел грум, что делало совершенно невозможным разговор на личные темы. С другой стороны, она и не желала сейчас говорить об этом. Сначала надо подумать, разобраться в своих ощущениях и желательно выработать какой-то план или хотя бы линию поведения в дальнейшем.

В том, что она пойдет дальше, Леонора ни секунды не сомневалась. Пробудившаяся чувственность сделала более понятным то, что прежде казалось необъяснимым: что заставляет женщин — даже самых изысканных, просвещенных и рафинированных леди — подчиняться желаниям мужчин. Правда, Трентем никаких желаний не высказал. Пока.

Ах если бы она могла хоть предположить, каковы будут эти желания и когда они будут озвучены — она могла бы подготовиться и дать достойный ответ. А раз все составляющие этого уравнения неизвестны, то ей оставалось лишь ждать и гадать.

Этим Леонора и занималась, когда почувствовала, что экипаж замедлил ход. Она с недоумением оглянулась вокруг и обнаружила перед собой ворота дома номер двенадцать.

Трентем бросил поводья груму и выпрыгнул из экипажа. Взял ее за талию, легко поднял и поставил рядом с собой.

На секунду они так и замерли, глядя друг на друга. Губы его дрогнули… и тут совсем близко зазвучали торопливые шаги.

Обернувшись, молодые люди увидели, что к ним торопится Гасторп, мажордом дома номер двенадцать.

Он поклонился девушке:

— Мисс Карлинг.

Она улыбнулась и кивнула. Мажордом обратился к Трентему:

— Простите, что осмеливаюсь прерывать вас, милорд, но я хотел быть уверенным, что вы зайдете домой. Поставщик привез мебель для второго этажа. Я был бы счастлив, если бы вы нашли время взглянуть на нее и сказать, все ли вас устраивает.

Хорошо, я подойду через несколько минут…

— А знаете, — Леонора быстро взялась за рукав своего спутника и улыбнулась как можно приветливее, — мне бы очень хотелось взглянуть, как изменился дом мистера Мориссея. А что касается мебели — возможно, я смогу быть вам полезной! Женский взгляд в таких делах, знаете ли, всегда внимательнее мужского.

Тристан смотрел на девушку, и она не могла понять, о чем он думает. Потом, бросив быстрый взгляд в сторону Гасторпа, он сказал:

— Но уже довольно поздно. Ваши родные…

— Они и не заметили, что меня нет дома, уверяю вас.

Леонора продолжала улыбаться, глядя лорду прямо в лицо широко распахнутыми глазами. Ей показалось, что Трентем не в восторге от такой перспективы, и губы его сжались, едва удержав гримасу недовольства. Леонора удивилась: он не желает пускать ее в дом? Но тут же отнесла это за счет неловкости, которую, с ее точки зрения, вполне мог испытывать мужчина, вынужденный заняться меблировкой дома. В этой области — она почему-то была уверена — он был не силен. Но Трентем учтиво предложил ей руку и сказал:

— Раз вы настаиваете — прошу. Но предупреждаю: меблирован только второй этаж.

Делая вид, что не замечает его нарочитой сдержанности, девушка зашагала рядом с ним к дому. Гасторп уже стоял в дверях. Леонора вошла и с любопытством огляделась. Прошлый раз она видела холл первого этажа ночью, мебель на тот момент отсутствовала, зато кругом было полным-полно теней.

Она слабо представляла себе, как выглядит клуб, где собираются джентльмены. Почему-то казалось, что здесь должно быть много тяжелой мебели, а стены обшиты темным деревом. Все было не так: помещение поразило ее своей легкостью — очень просторное, светлое и в то же время подчеркнуто лишенное всех признаков уюта. Она взглянула на хозяина и подумала, что это элегантное, но холодное пространство должно идеально подходить ему и его друзьям. Они и не заметят, что чего-то не хватает.