Халидам добежала до первого извозчика и попросила везти ее как можно быстрее — куда, она укажет. Как назло, улицы были забиты тележками с фруктами, зерном, мукой, овощами — люди спешили на базар.

— Быстрее, быстрее, ака, поторопитесь, пожалуйста, — нервничала, Халидам.

— Тр-р-р-чу! Хоть сто раз ударь, быстрее не идет, бездельница! — отвечал извозчик, настегивая лошадь, но та нисколько не убыстряла шаг, а лишь ниже наклоняла голову.

Халидам хотелось сойти с тележки и бежать, но она боялась, что ее опознают. Прошла, казалось, целая вечность, и она тревожилась все больше и больше. Когда наконец добрались до дома Замана, ее охватила нервная дрожь. Расплатиться было нечем, Халидам сдернула с пальца золотое кольцо. Извозчик от удивления растерялся, потом воскликнул:

— Сам бог послал ее мне! — и, стегнув коня, быстро исчез из виду. На этот раз лошадка, видно, послушалась его.

Халидам открыла калитку.

— Заман дома, апа?[23] — спросила она, приподнимая паранджу.

— Заманджан… — Женщина во дворе раскрыла рот от удивления, увидев, какая красивая девушка спрашивает Замана.

— Я спрашиваю, апа, где Заман? — повторила девушка.

— Заман? Заманджана нет дома…

Халидам исчезла так же быстро, как появилась. Она выбежала на улицу и теперь стояла, размышляя, что делать дальше. В это время появился на коне Рози.

— Вы видели Замана? — спросила Халидам, не открывая паранджи.

— Я ищу его, маленькая ханум, — ответил Рози, узнав ее по голосу. — В конторе его нет.

— Найдите его где бы то ни было, родной Рози-ака, и спасите… Отец хочет его выдать… торопитесь… быстрее…

— Идите домой, сестренка! Я найду, я сообщу ему! — И Рози пустил коня вскачь.

— Заман, мой Заман… — шептала бедная девушка. Голова у нее закружилась, и Халидам села прямо на дорогу…

Вдруг она почувствовала прикосновение ласковых рук и очнулась — перед ней была мать Замана. Женщина подняла девушку, завела во двор, дала воды. Халидам положила голову на плечо тетушки Раушанхан и расплакалась.

В это время Заман сидел у Лопяна, рассказывая о случившемся.

— Плохо, что ты выдал себя, — заключил Лопян, внимательно выслушав Замана, — нас сегодня же могут арестовать.

— Но ведь он только подозревает?

— Сегодня не показывайся нигде. И домой не ходи. Посмотрим, как развернутся события…

Лопян не успел закончить фразу — вбежал запыхавшийся Рози…

— Заман, тебе нужно бежать! Они хотят схватить тебя…

— Вот видишь… Немедленно скрывайся. — Лопян побледнел.

— Куда же скрываться? Будь что будет…

— Брось глупости! Повредишь делу, — оборвал Лопян и, подумав, добавил: — Вечером встретимся на китайском кладбище. Идемте, нужно торопиться.

Выйдя, они разошлись в разные стороны…

2

Как всегда в пятницу, кульджинский базар кипел с раннего утра, напоминая потревоженный муравейник. Расхваливали свой товар торговцы, озабоченно сновали взад и вперед или рядились до седьмого пота покупатели… Когда же в мечетях закончилась утренняя молитва, людей на базаре стало еще больше. В бурлившей толпе тут и там шныряли юнусовские прихвостни, разбрасывая какие-то листовки.

— Братья! — закричал кто-то во всю мочь с крыши ларька. — До каких нор будем терпеть? Гнет стал невыносим!

— С нас дерут по тридцать налогов! — вторил другой с арбы. — Неужели будем ждать, когда у нас вырвут душу?

Толпа ответила гулом. Торговля прекратилась, все смотрели на ораторов. Гнев и тревожное предчувствие охватывали людей. В толпе поползли слухи: «Прибыли люди Ходжанияза — освобождать ислам!»

Ораторы сменяли один другого, и каждое выступление подогревало ненависть к гоминьдановцам. Толпа возбуждалась все больше и больше.

В своей коляске подъехал Юнус вместе с друзьями Садыком и Муталлибом. Они попытались пройти поближе к ораторам, но это не удалось. Тогда они вернулись к коляске и встали на нее, стараясь с возвышения рассмотреть, что творится.

— Конечно же, это дело красных! — заявил Юнус.

Муталлиб ответил:

— Это страшно. Народ способен на все… Если гнев его усилится…

— А вы станьте его вождем… — ехидно предложил Юнус.

Муталлиб отпарировал:

— Нам с вами никогда не удастся повести за собой народ!

— Если это превратится в бунт, будет плохо… Почему попустительствуют власти? — взволнованно проговорил Садык.

К ним донесся крик очередного оратора:

— Сколько еще угнетатели будут мучить нас?

«Молодец!» — одобрил его про себя Юнус, а Муталлиб толкнул Садыка:

— Да-а… Речи приобретают серьезный характер. Чем все это кончится?

Садык не успел ответить. Раздался крик:

— Люди! Пойдем к губернатору!

— Пошли!

Над толпой взметнулось знамя со звездой и полумесяцем, и люди двинулись по улице за знаменосцем, подобно тому как отара овец идет за козлом.

— Это уже лишнее. Может плохо кончиться, уедем отсюда, — начал тормошить своих друзей Садык.

Взмыла вверх и разлилась по толпе широко известная, запрещенная властями песня.

Мы сыны родины,

Народные барсы…

Неорганизованное вначале шествие на глазах превратилось в могучую, стройную, монолитную колонну, направлявшуюся к ямыню — резиденции военного губернатора. Юнус перепугался. «Как бы затеянная мной игра не обернулась бедой!» — подумал он в страхе. Друзья поспешили уехать.

А многострадальный народ, долго переносивший гоминьдановское иго, теперь как бы расправлял плечи, изливая свое возмущение в лозунгах.

— Долой гоминьдановских разбойников!

— Пусть убираются с нашей земли!

В колонне шли Зикри, Касым и их друзья, такие же молодые парни. Все они участвовали в распространении листовок Замана.

— Куда исчез Заман? — спросил Зикри у Касыма. Он был встревожен.

— Не знаю. Не видел его сегодня.

— Кто затеял все это?

— Клянусь богом, не понимаю.

— Не Заман ли, а?

— Нет. Но какие-то зачинщики тут есть.

— Одного из выступавших я узнал. Он человек Юнуса.

— А ты не ошибся?

— Кто знает… — покачал головой Зикри.

— Лучше найди-ка Замана.

— Попробую. — И, отделясь от толпы, Зикри побежал.

Тем временем колонна остановилась перед ямынем. Послышались крики:

— Пусть выйдет к народу губернатор!

— Пусть выйдет! Пусть выйдет!

— Губернатора!

— Сам не выйдет — выведем! — подстрекал кто-то.

Народ заволновался еще сильнее.

— Не будем упускать момент, — сказал друзьям Касым и взобрался на каменного льва перёд воротами. Его охватило такое волнение, что он не сразу смог заговорить.

— Дорогие соотечественники! — наконец крикнул Касым. — Во всех уголках нашего края поднимаются знамена освобождения… Если мы не будем сражаться за свободу сами, то никто нам ее не даст!

— Правильно говорит! — раздалось в толпе. Рядом с Касымом встали его друзья.

— До каких пор будем прятать голову? — продолжал Касым. — Так мы никогда не избавимся от рабства!

— Молодец! Настоящий джигит! — вновь раздались голоса, и толпа всколыхнулась. Пламенные слова Касыма придали ей энергии. Откуда-то появились камни, ими начали бить в запертые ворота ямыня.

В эту самую минуту с крыш ударили по толпе заранее установленные там пулеметы. Раздались вопли раненых, люди в ужасе кинулись прочь, давя друг друга. Навстречу им из прилегающих улиц вынеслись вооруженные всадники, рубя шашками направо и налево, сбивая бегущих лошадьми. Ворота ямыня распахнулись, и оттуда хлынули с винтовками наперевес пешие солдаты. Они избивали и связывали всех, кто попадал им в руки…

В этой кровавой трагедии десятки людей были убиты, сотни ранены, многие схвачены. Среди арестованных оказались Касым и его друзья.

Так Шэн Шицай «предотвратил» назревавшее в Кульдже народное восстание.

Глава восемнадцатая

1

Черные клубки облаков словно гнались друг за другом. Казалось, им не хватает места на небе и они вот-вот продолжат погоню на земле, где померкли все краски, кроме навевавшей грусть желтизны. Листья на деревьях и кустах пожелтели, малейший ветерок срывал их с веток, и, покружившись в воздухе, они падали на землю, устилая ее слой за слоем. Вершины гор окутались, будто чалмой, белыми облаками. А у берегов горной речки искрились прозрачные горошинки льдинок. Все напоминало о том, что скоро наступит хмурое зимнее безмолвие.

Таким же хмурым и безрадостным было настроение Замана и его друга Рози, уже несколько дней пробиравшихся по безлюдным тропам.

— Мы не сбились с пути, Рози-ака? — спросил Заман, когда вдали зачернели кустарники.

— По этим дорогам я пройду даже с завязанными глазами, — шутливо похвастал Рози, хотя дорога измучила и его. — Мы идем правильно: видите, справа — горы Богдо, а слева степи Идигуша. А эти темные кусты впереди расположены под небом Турфана.

За прошедшие несколько дней Заман и Рози добрались от Кульджи до Турфана. Они миновали Аралтюбе, прошли долиной Юлдуза, перевалили через горы и вышли к Турфану. Они торопились в Кумул, к восставшим:-пусть будет, что будет, лишь бы оказаться рядом с Пазылом, пусть смерть, но после того, как удастся выпустить по врагу хотя бы пулю…

Заман думал о том, что произошло в Кульдже: «Был бы я рядом с Касымом и друзьями, может, и не случилось бы такой беды… Что с ними будет? Эх и дурак же я!.. Так сглупил… Сам все испортил. Как посмотрю в глаза Пазылу-ака? Из-за кого пострадали невинные люди, из-за кого, безмозглый Заман?»

— Эй, джигит, погрузившийся в реку дум! — ткнул Замана концом кнута Рози. — Ну зачем так! Теперь хоть о камень бейся головой, не поможешь!

— Если б выдали меня Юнусу, легче было бы, чем сейчас.

— Зачем молоть такой вздор? Рози человек неученый, но и он отличит черное от белого.

— Вы ведь тоже терпите из-за меня…

— Бросьте, говорю, молоть! Кто у меня есть, кроме вас? Что видел я хорошего от баев, хотя всю жизнь проливал пот и прислуживал? Если б я не вас, а луну с неба поймал для Юнуса, все равно заслужил бы лишь сто проклятия.

— Но ведь вы только что женились, а теперь пустились из-за меня по горам и степям.

— Опять не то… Устроив мою жену прислугой в своем доме, Юнус думал превратить нас в своих вечных рабов… Да что мне скрывать от вас? Она, бедняжка, любит другого… Теперь, без меня, может быть, найдет свое счастье…

— Так, значит…

— Я же сказал, что ее, горемыку, насильно выдали за меня.

— А почему вы не говорили мне об этом раньше?

— А если бы вы сказали мне о Халидам-ханум, мы могли бы взять ее с собой!

У Замана при имени возлюбленной сжалось сердце. Перед глазами возник грустный образ Халидам. Вспомнилась последняя встреча в саду. Она сказала ему тогда: «…Буду стоять на своем, даже если мне грозят все муки ада!..»

— Я, похоже, сказал лишнее, не обижайтесь, мой ходжа, — проговорил Рози, взглянув на побледневшее лицо Замана.

— Нет, на что обижаться, Рози-ака? Если бы вы и не напомнили, все равно Халидам и во сне, и наяву со мною.

— Давайте я вернусь и привезу Халидам. Да-да! Не удивляйтесь, мой ходжа! Рози теперь ничего не боится!

— Спасибо, Рози-ака. Освободим родину, тогда и Халидам станет свободной.

— Дай бог… Пусть придут времена, когда и бедняки вздохнут свободно…

Оба замолчали, думая каждый о своем. А уставшие кони, словно почуяв душевное состояние седоков, пошли совсем медленно.


Было еще сравнительно рано, однако улицы Турфана словно вымерли. Ни из-за плотно прикрытых окон, ни из-под дверей не пробивалось ни единой полоски света, Кругом стояла могильная тишина, иногда нарушаемая редким лаем собак.

Обычно гостеприимно открытые, постоялые дворы и чайханы на этот раз были заперты наглухо. Не найдя места для ночлега, Заман и Рози стали стучаться в двери, но никто не открыл им. Путники решили переночевать в мечети — доме аллаха, но ни один мулла не растворил ворот.

— Пожалуй, так мы кроме как в кяризе[24] нигде не найдем пристанища, — сказал Рози.

— Неужели народ до того напуган?..

— Люди пережили ужасы погрома и потому ночью дверей не открывают.

— А почему не видно солдат?

— Не будем искушать судьбу, уедем поскорее отсюда, мой ходжа. Мне что-то становится не по себе…