Дина Лампитт - Изгнание

Он улыбнулся и осторожно взял ее за руку:

– Послушай, Николь. Если ты хочешь, чтобы я сейчас остановился, я остановлюсь. Я тоже не хочу вторгаться в твои личные владения.

Она растерянно молчала, и Джоселин, отвернувшись, взял лучину и зажег примус. Потом он поставил на него кастрюлю и начал в банке смешивать какую-то жидкость.

– Что ты делаешь? – спросила Николь, ей было интересно и страшно.

– Я готовлю одно старинное снотворное. Если уж я сам не могу помочь тебе избавиться от кошмарных снов, то, надеюсь, это поможет.

Николь покачала головой и опустилась на табуретку, стоящую перед столом.

– Теперь я понимаю, что мы никогда не сможем быть до конца близки друг с другом, если я не расскажу тебе абсолютно все. Но пожалуйста, помни: когда я закончу, ты будешь совершенно уверен в том, что я окончательно сошла с ума.

– Я так не думаю, – улыбнулся Джоселин.

– Но это будет именно так, – жалобно произнесла Николь.

«Ну как объяснить человеку, который не понимает, что такое гипноз, что произошло на этой злополучной вечеринке у Луиса?» – думала она про себя. Все еще не зная, с чего ей лучше начать, Николь замолчала.

– Кто такой Луис? – неожиданно спросил муж, чем очень ее удивил.

– Почему ты об этом спрашиваешь?

– Потому что во сне ты иногда зовешь его.

– Он тот человек, который заварил всю эту кашу, – ответила она, все еще колеблясь.

– Расскажи мне о нем.

– Это было бы слишком просто. Сначала я должна объяснить тебе, что бывает такое состояние, в которое один человек может ввести другого. И этот другой, находясь в состоянии сна, может разговаривать, отвечать на вопросы, потому что его сознание в это время существует отдельно от тела и может само возвращаться, например, в прошлое. Это состояние называется «гипноз».

– От имени Гипноса, греческого бога сна?

Николь уставилась на него, открыв рот:

– Да, я думаю, что ты прав. Неужели тебе известно о таких вещах?

– Нет, я никогда ни о чем подобном не слышал, но могу представить это себе без труда.

– Тогда идем дальше. Спящее сознание предоставлено самому себе, оно может путешествовать, а человек, который его освободил, способен указывать ему, куда оно должно перенестись. Он может послать его в прошлое, в детство спящего человека, или еще дальше, например, в его прошлую жизнь, в того, кем этот человек был раньше, до смерти и до перевоплощения.

мПовисла неловкая тишина, Джоселин задумчиво посмотрел на нее:

– Из этого следует, что не существует ни ада, ни рая? Значит, душа бесконечно путешествует, перемещаясь из одного тела в другое? Я слышал об этом, это восточная философия, а не христианская религия.

– Я думаю, что конец ее странствиям все-таки наступает, когда она достигает совершенства. Но я слишком мало об этом знаю, поэтому не могу об этом говорить. Могу тебе сказать только одно, я добровольно согласилась подвергнуться этому эксперименту. Меня загипнотизировали и приказали вернуться в прошлое. Короче говоря, Джоселин, хотя ты мне вряд ли поверишь, это перемещение удалось. Моя душа, сущность, называй как хочешь, попала в тело женщины, которая рожала, которая только что дала жизнь ребенку. Это была Арабелла Локсли. С этого момента я переселилась в нее, и теперь не могу вернуться в то столетие, из которого меня переселили.

– А какое это столетие? – тихо спросил он.

– Я жила в 1994 году. Мое настоящее имя – Николь Холл, я – актриса, женщина, которая выступает на сцене, в театре. Сейчас у вас существует нечто подобное, но само понятие театра возникнет, когда теперешний принц Уэльский взойдет на престол и станет королем Карлом II.

Джоселин молча встал, прошел в дальний угол комнаты и, налив из какой-то колбы в стакан каричневатой жидкости, выпил ее одним глотком.

– Это все правда?

– Да.

– Ты пришла сюда из такого далекого будущего, что если я попаду туда, то только в виде праха?

– Да, если тебя устроит такое объяснение.

– Тебя закинуло в это столетие, подобно тому, как моряка выбрасывает на необитаемый остров?

– Да, именно так я себя и чувствую.

– А Луис, как я понял, был в том столетии твоим любовником?

– Он был тем человеком, который меня загипнотизировал и отправил сюда. Он сам не понимал, что делает, для него это была просто игра. Поэтому-то и произошла ошибка. Он послал меня сюда, а обратно вернуть не смог.

Джоселин покачал головой:

– Подумать только, я женился на женщине и спал с ней, в то время как она принадлежала совсем другому и чувствовала себя, как пленница, у которой просто не было другого выхода. Как это ужасно.

– Ради всего святого, – прервала его Николь, вскакивая на ноги, – ты что, так ничего и не понял? Да, я попала сюда по ошибке и перед Богом могу поклясться, что это правда, но теперь я уже освоилась здесь и мне здесь нравится. И я влюбилась в тебя, Джоселин Аттвуд, и я всего лишь на одиннадцать лет младше тебя, и вовсе не сопливая девчонка. Ты просто глупец, потому что говоришь о вещах, которые никогда не сможешь понять. Я ХОЧУ остаться в этом столетии и быть твоей женой, ты слышишь меня?

Он посмотрел на нее очень серьезно:

– Ты уверена в этом? Если нет, то я могу научиться этому, ну, гипнозу, и отправить тебя домой.

– Но мой дом – ЗДЕСЬ! – выкрикнула Николь и начала плакать, не в силах более сдерживаться.

Он обнял ее и погладил по волосам:

– Любимая моя, я хочу помочь тебе. Ты рассказала мне такую удивительную сказку, твоя история столь фантастична, я просто не знаю, что тебе сказать.

– А что бы ты сказал женщине, которая любит тебя настолько, что готова забыть прошлое и то, кем она была в этом прошлом?

– Я бы ей сказал, что ни за что на свете не хочу расставаться с ней.

– Тогда не смей пытаться отправить меня обратно!

– Значит, это тот самый кошмар, куда ты не хочешь возвращаться?

– Да, конечно. И чем больше я в тебя влюбляюсь, тем страшнее он мне кажется. Я ужасно боюсь, что однажды усну и так же по ошибке вернусь в свое прежнее тело, которое лежит там и ждет мою душу, и больше никогда тебя не увижу.

– Видит Бог, Николь, – произнес Джоселин, у которого глаза тоже были полны слез, – если такое произойдет, мне конец. Да, ты блуждала где-то среди столетий, но то же самое можно сказать и обо мне. Помнишь, я говорил, что видел тебя во сне, и я всегда знал, что если мне удастся тебя найти, то я найду вторую половину твоей души. Поэтому я не хотел спать с тобой, когда мы поженились. Мне нужна была твоя любовь… или – ничего.

– И теперь у тебя есть и я, и моя любовь, и даже больше чем любовь.

– Тогда мы должны сделать все для того, чтобы ты осталась здесь.

Николь медленно кивнула и вдруг вспомнила слова, которые ей сказал Эмеральд Дитч: «У тебя будет два шанса уйти. Человек, который тебя любит, сам откроет перед тобой эту дверь».

– Никогда больше не позволяй меня гипнотизировать, – с горячностью произнесла она, подумав о том, что это был ее первый шанс. – Это может быть очень опасно.

– Клянусь, я никогда этого не позволю.

– Тогда, возможно, нам удастся остаться вместе, – ответила Николь, крепко прижимая его к себе, но где-то в глубине ее души поселилось беспокойство.

Первые крепкие морозы в долине Дарта ударили в 1644 году в середине декабря. Лед сковал все окрестные леса и луга и медленно подступал к реке. Но она, слишком быстрая для того, чтобы лед смог с ней справиться, продолжала бежать, темная и глубокая; берега блестели серебром, а тропинки, проложенные вдоль них, вспыхивали то и дело голубым светом, как бы предупреждая об опасности тех, кто собирался ступить на них. Деревья в лесах, скинув свои осенние наряды, стояли темные и мрачные, бросая прозрачные тени на укрытую снегом землю. Ночи были длинными, казалось, небо никогда больше не станет голубым, а звезды на нем сверкали в туманной дымке, похожие на россыпи алмазов.

Дом, стоящий у воды, стал холодным, хотя во всех комнатах постоянно горели камины. Николь, бродившая из конца в конец по его бесконечным коридорам, была одета в теплый плащ, отороченный рыжим лисьим мехом, а когда выходила на улицу, надевала огромный меховой капюшон. Каждую ночь, перед тем как уснуть, она долго ворочалась и вздрагивала от холода под одеялами, одна в огромной кровати, глядя сквозь узорчатый полог, как пламя, пожирая сухие поленья, пляшет на потолке, стараясь оживить мрачный дом, погруженный в темноту. И все-таки это было время, когда она, даже несмотря на отсутствие Джоселина, чувствовала себя необыкновенно счастливой, потому что каждый раз, просыпаясь утром, она снова и снова сознавала, что больше не одна!

Уже почти три месяца у нее не было менструации, последний раз она была за две недели до того, как он вернулся, переправившись через быструю реку на деревянном пароме. Были и другие признаки: красивая грудь Арабеллы стала мягкой, она заметно увеличилась, и Николь невольно вспоминала, какой она была, когда впервые кормила Миранду, и как тогда ей не хотелось этого. Сейчас же ей все время хотелось ласкать и обнимать дочку, она с нетерпением ждала того дня, когда сможет шепнуть ей на ухо о том, что у нее скоро появится братец или сестричка.

Эммет, конечно, уже давно обо всем догадалась. Помогая как-то надевать ей кружевное платье, она замерла и в упор посмотрела на госпожу.

– Милочка, у тебя на груди выступили вены, – сказала она, и то, как ласково она обратилась к госпоже, говорило о многом.

Теперь, когда на носу было Рождество и Мирод почти все время проводила в хлопотах на кухне, Николь все чаще думала о том, что, хотя Джоселин и находится где-то в Оксфорде вместе с королем и его генералами, которые собрались, чтобы обсудить планы зимних военных действий, у нее осталась частица мужа, и она может часами думать об этом пока невидимом существе.

Муж, даже не подозревая о том, что он после себя оставил, отправился на встречу с его величеством в последний день сентября, и уже второго октября прибыл в Шерборн, всего на два часа позже самого короля. Из письма Джоселина они узнали, что принц Руперт тоже приехал туда, и там состоялся военный совет. Потом войско его величества отправилось в Солсбери, чтобы освободить Бейзинг Хауз, но там оказалось целых три вражеских армии. Король тогда решил двигаться дальше и занял Доннингтонский замок возле Ньюбери.

Шпионы роялистов полностью подтверждали слухи о том, что военачальники «круглоголовых» начали ссориться между собой. Граф Манчестер, который не любил ни Кромвеля, ни Уильяма Уоллера, упрямо повторял, что продолжать войну бессмысленно. Граф Эссекс, который тоже ненавидел Уоллера, упорно продолжал продвигаться вперед со своей армией, несмотря на проливные дожди. Кромвель, который легкомысленно пополнил свою кавалерию религиозными фанатиками и которого не любили даже его собственные офицеры, устраивал отвратительные сцены, ругаясь с главнокомандующим Лоуренсом Кроуфордом, потому что страшно завидовал ему. Уоллер же молча осуждал их всех.

И все же, как Николь узнала из письма мужа, все эти кричащие негодяи должны были согласиться с тем, что им необходимо сразиться с королем, пока численность его войск не превзошла численность войск Парламента. Лучшие солдаты из четырех лондонских армий, а это были те люди, которых тренировали еще в мирное время и которые изначально были вовсе не солдатами, а городской милицией, поддерживающей порядок в городе под командованием военного министра, так вот, этих людей послали, чтобы они отрезали войско короля и не дали ему встретиться с принцем Рупертом. Враждующие стороны приготовились ко второму сражению при Ньюбери, а первое состоялось на Раунд Хилл в 1643 году.

Семнадцатитысячная армия парламентариев атаковала роялистов, число которых было чуть ли не в два раза меньше. Однако граф Манчестер, который уже давно потерял всякий интерес к войне, опоздал со своим войском, в результате чего понес тяжелые потери. Кавалерия Кромвеля была слишком медлительна, и Георг Горинг без труда разогнал ее. Принц Морис повторил свою атаку и вконец разгромил пехоту «круглоголовых», уже начавших мародерствовать в окрестных деревнях. К сумеркам сражение было окончено, и король устремился в Бат, чтобы там встретиться с принцем Рупертом. По словам Джоселина, сэр Уильям Уоллер и сэр Артур Хазелригг настаивали на преследовании Карла Стюарта, чтобы заставить его продолжить сражение, но граф Манчестер закричал на сэра Артура: «Да ты просто кровавый убийца!», – и отказался участвовать в этом. После этого король и принц отправились в Берфорд, где его величество назначил своего двадцатипятилетнего племянника главнокомандующим армией. На этом они расстались весьма помпезно под бой барабанов, уверенные в том, что граф Манчестер больше не собирается сражаться с ними. Через две недели они оба оказались в Оксфорде, чтобы подвести итоги сражений 1644 года.