Они с профессором еще немного поговорили, но кашель его изрядно мучил. В конце концов Габриэла поднялась и сказала, что пойдет к себе в комнату, попробует немного поработать над новым рассказом. На самом деле ей просто хотелось, чтобы старый профессор немного отдохнул, да и ей тоже не помешало бы прилечь после всех треволнений сегодняшнего дня.

Но судьба приготовила ей еще один сюрприз. Когда Габриэла поднялась на четвертый этаж, она увидела, что в щели ее двери торчит записка. Она была от Стива, и Габриэла, развернув листок бумаги, поднесла его к свету.

"Дорогая мисс Габи, — писал Стив аккуратным, почти каллиграфическим почерком. — Я осмелился оставить Вам это послание только потому, что мне очень хотелось еще раз поблагодарить за слова сочувствия и поддержки, которые я услышал от Вас сегодня. Обстоятельства таковы, что сейчас я больше, чем когда-либо, нуждаюсь в простом человеческом участии. Мой отец умер прошлой зимой; через месяц после этого мама слегла, и врачи говорят, что она скорее всего уже никогда не поднимется. Она живет далеко, и я не смогу навестить ее в это Рождество, хотя мне очень хотелось бы повидаться с ней.

Теперь, надеюсь. Вы понимаете, чем была вызвана моя странная просьба сходить со мной на рождественскую мессу. Для меня это значило бы очень много, хотя вообще-то я никогда не был особенно религиозным (если, конечно, так можно сказать о католике). Если Вы почему-либо заняты именно в сочельник, мы могли бы перенести наш поход на любой другой удобный для Вас день. А может, просто поужинаем вместе? Я неплохо готовлю, и, если только мадам Босличкова позволит мне воспользоваться ее кухней, я угощу Вас такими отбивными по-техасски, каких вы еще никогда не пробовали (не говоря уже о пицце, спагетти, блинчиках с креветками и свиных эскалопах!).

Впрочем, даже если из этого ничего не выйдет, я хотел бы еще раз поблагодарить Вас и пожелать счастливого Рождества. Пусть Вам и дальше сопутствует удача; по-моему. Вы этого заслуживаете, честное слово — заслуживаете!"

Письмо заканчивалось словами: «С наилучшими пожеланиями, преданный Вам Стив Портер. Писано в Замке баронессы Босличковой в канун Рождества 19** года», и Габриэла не сдержала улыбки.

«Все-таки он милый человек», — подумала она и, сев на кровать, перечитала его записку заново. Строки, в которых Стив упоминал о своих родителях, тронули ее до глубины души. Теперь Габриэла совершено искренне недоумевала, что заставило ее относиться к Стиву с таким подозрением. Да, сначала он казался ей каким-то скользким, чрезмерно напористым и навязчиво дружелюбным, но теперь Габриэла видела, как она в нем ошибалась. Ей было стыдно, и она решила, что должна пойти со Стивом на рождественскую службу хотя бы для того, чтобы загладить свою вину. Ей вообще давно следовало побывать в соборе, чтобы помолиться за Джо и за матушку Григорию. Она должна была это сделать для тех, кто когда-то был ей ближе всего.

И, приняв это решение, Габриэла отложила записку, пересела за стол и придвинула к себе тетрадь. Погрузившись в работу, она очень скоро забыла и о Стиве, и обо всем остальном.

Стива Портера Габриэла не видела до вечера. Встретив молодого человека в вестибюле, она сказала ему, что была бы рада пойти с ним к мессе, если он не передумал. Но Стив не передумал. Он был в восторге и так долго благодарил Габриэлу, что ей снова стало неловко от того, что когда-то она так плохо о нем думала. Ее раскаяние было так велико, что Габриэла рассказала о своих чувствах профессору Томасу, которому она принесла очередной ужин.

— Теперь я вижу, что ошибалась, и мне очень, очень стыдно, — закончила она свою исповедь, и профессор укоризненно покачал головой.

— Лучше поздно, чем никогда, — сказал он с упреком. — Что ж, у тебя еще есть шанс исправить свою ошибку. Стив — хороший парень, к тому же сейчас он переживает не самые легкие времена. Думаю, до конца рождественских каникул он ничего себе не найдет.

В самом деле, Стив ежедневно получал целую кучу официального вида конвертов, а мадам Босличкова, казалось, только и делала, что отвечала на телефонные звонки и записывала сообщения, которые оставляли для него какие-то люди, однако работы пока не было. Иногда профессору даже казалось, что парень чересчур высоко себя ценит и согласится только тогда, когда ему предложат пост генерального директора «Дженерал моторе» или AT&T, однако, несмотря ни на что, он вовсе не казался профессору наглым или излишне самоуверенным. Целеустремленным — да, раскованным — пожалуй, современным — возможно, но никак не развязным, высокомерным или заносчивым, и Габриэла, конечно, ошибалась.

Они встретились в вестибюле в половине одиннадцатого вечера. Стив галантно придержал дверь, пропуская Габриэлу наружу. Ночь была морозной, под ногами похрустывал ледок, а пар от дыхания был таким густым, что просвечивающие сквозь него уличные фонари расплывались и дрожали, словно Габриэла смотрела на них из-под воды. Холодный воздух, врываясь в легкие, обжигал их словно огнем, поэтому по дороге к церкви они почти не разговаривали.

Церковь Святого Андрея очень маленькая, и сегодня она была наполнена до отказа. Казалось, все прихожане собрались здесь в этот предрождественский вечер, да еще привели с собой родственников и друзей. Но Габриэле и Стиву повезло — им удалось занять два последних свободных места на скамье в одном из передних рядов. Всем, кто пришел после них, пришлось стоять в проходе.

Глядя на золоченые решетки хоров, на распятия и статуи Девы Марии и святых, Габриэла почувствовала, как ею овладевает что-то вроде ностальгии. Между колоннами витал запах воска от множества зажженных свечей, а из алтаря доносился аромат ладана и смолы — кафедра была вся в еловых ветках. Для Габриэлы это был залах дома, и она не стала сдерживать подступившие к глазам слезы.

Стив сразу заметил, что она плачет, но ничего не сказал. Вместо этого он только дотронулся до плеча Габриэлы, как бы напоминая ей, что он здесь, рядом, и готов помочь, но тут же снова убрал руку, оставляя Габриэлу наедине со своими мыслями.

Рождественские гимны, которые Габриэла любила и знала наизусть, помогли ей несколько приободриться. Она настолько взяла себя в руки, что спела вместе со всей паствой «Вифлеемскую звезду» и «Тихую ночь». Когда же хор запел «Ave Maria», Стив и Габриэла прослезились уже оба, но на этот раз — от умиления и ощущения неземной благодати, которая переполняла их души. У них обоих были свои дорогие сердцу воспоминания и свои сокровенные надежды.

Когда служба подошла к концу, Габриэла поставила у боковых алтарей три свечи — одну за матушку Григорию и две за Джо и за их ребенка. Потом она долго молилась за их души и на обратном пути из церкви снова была очень молчалива. Стив, очевидно, ожидавший, что Габриэла что-нибудь скажет, первым прервал затянувшееся молчание. Он сказал что-то насчет того, как тяжело людям приходится вдалеке от дома и как нелегко бывает терять своих близких и людей, которых ты когда-то любил. Габриэла снова долго не отвечала, потом , кивнула с тяжелым вздохом.

— Мне показалось, — продолжал Стив, несколько воодушевленный ее реакцией, — что для тебя этот год тоже был нелегким.

— Это так, — подтвердила Габриэла, удивляясь про себя, когда это они успели перейти на «ты». Впрочем, стоила ли такая мелочь внимания? В монастыре на «вы» полагалось называть только старших монахинь и настоятельницу, но это правило часто нарушалось. Даже профессору она несколько раз по ошибке сказала «ты», тут же, впрочем, извинившись.

— Я видел, ты плакала, — сказал Стив, и Габриэла снова кивнула. Отрицать это было бы глупо. Впрочем, ей тоже показалось, что Стив пережил какую-то душевную травму, но, как и полагается мужчине, старается скрыть от нее свои переживания.

Потом они некоторое время шли молча. Стив очень внимательно следил за тем, чтобы не коснуться ее даже случайно, и Габриэла не могла не оценить его деликатности. Если не считать одного-единственного прикосновения в церкви, он вообще еще ни разу к ней не притронулся, и Габриэле даже захотелось попросить у него прощения за то, что она думала о нем плохо.

Но вместо этого она почему-то сказала:

— Ты прав, этот год был для меня очень тяжелым. Я потеряла двух человек, которых очень любила… И еще одну женщину, с которой мы, наверное, уже никогда больше не увидимся. Это случилось совсем недавно, незадолго до того, как я поселилась в пансионе у мадам Босличковой.

Этими словами она хотела дать своему спутнику понять, что на самом деле она очень хорошо понимает его чувства, но Стив вдруг заговорил о другом.

— Наша хозяйка — настоящее сокровище! — произнес он искренне. — Она очень добра ко мне. Бедняжка целыми днями только и делает, что отвечает на мои телефонные звонки!

— Думаю, мадам Босличкова не имеет ничего против, — возразила Габриэла. — У нее добрая душа, хотя она и хочет казаться строгой.

Они были примерно в одном квартале от пансиона, когда Стив неожиданно предложил Габриэле зайти в кафе на углу и выпить по чашечке кофе. Времени было далеко за полночь, но кафе еще работало. Габриэла, успевшая основательно замерзнуть, подумала, что чашечка горячего кофе с молоком или со сливками будет ей очень кстати. Кроме того, она знала, что стоит ей остаться одной, и она сразу начнет думать о Джо и в конце концов непременно расплачется. В рождественскую ночь просто невозможно было не чувствовать себя одинокой. Габриэла решила, что раз уж избежать этого все равно нельзя, то неплохо хотя 6Ы оттянуть наступление этого грустного момента. Возможно, и у Стива тоже были свои печали и заботы, о которых ему не хотелось думать. Так что общество друг друга было для обоих пусть и временным, но все-таки спасением.

— Конечно, почему бы нет? — ответила Габриэла.

За кофе Стив много рассказывал о своем детстве, о своей учебе в Йеле и в Стэнфорде. В Калифорнии ему очень нравилось, но Стив считал, что в Нью-Йорке у него будет больше возможностей найти хорошее место. Сейчас, однако, он начинал сомневаться в правильности своего решения.

— Мне кажется, волноваться еще рано, — сказала ему Габриэла. — Быть может, после Рождества все изменится и тебе повезет.

После этого Стив спросил, правда ли, что она была в монастыре, и Габриэла кивнула.

— Я больше двенадцати лет жила в монастыре Святого Матфея. Сначала я была просто воспитанницей и только в последний год — послушницей. Но в силу ряда обстоятельств мне пришлось оставить монастырь.

— Да, в жизни обстоятельства часто оказываются сильнее нас, не так ли? — заметил Стив, — Это очень печально, но это факт. Иногда мне даже кажется, что в мире не осталось простых, естественных вещей — одни только обстоятельства, которые правят нами по собственному произволу.

— Иногда мы сами себе все усложняем, — возразила Габриэла. — С некоторых пор я стараюсь придерживаться именно этой точки зрения, и хотя у меня это не всегда получается, я постепенно убеждаюсь, что большинство вещей на самом деле гораздо проще, чем кажется на первый взгляд.

— Хотелось бы и мне смотреть на жизнь так, как смотришь ты, — вздохнул Стив, когда официантка наливала им по третьей чашке. — Но сейчас мне это трудно. Быть может, со временем…

И, повинуясь какому-то внутреннему порыву, Стив рассказал Габриэле о девушке, с которой он познакомился во время учебы в Йеле. Они были помолвлены и собирались пожениться прошлым летом, в день Четвертого июля. Но за две недели до свадьбы невеста Стива погибла в автомобильной катастрофе, когда она ехала, чтобы встретиться с ним. Это происшествие, сказал Стив, круто и навсегда изменило его жизнь, и Габриэла сочувственно кивнула.

А на глазах у Стива уже блестели слезы. Словно догадываясь, что в ее лице он обрел благодарную слушательницу, Стив признался, что его невеста была беременна и что он никак не может смириться с потерей сына, рождения которого очень ждал.

Габриэла слушала его с удивлением и ужасом. Сердце ее от жалости обливалось кровью. Трагедия, постигшая Стива, очень напоминала ей ее собственное несчастье. Она тоже потеряла и Джо, и своего ребенка, но рассказать Стиву свою историю Габриэла не осмелилась. Слишком уж затертым и пошлым был сюжет, действующими лицами которого были священник и монашка. Большинство людей просто не способны были увидеть в нем ничего, кроме вульгарной любовной интрижки. О своей любви к Джо Габриэла не рассказывала даже профессору Томасу, которого бесконечно уважала.

— Я чувствовала себя точно так же, когда умер Джо, — все же сказала она. — Мы хотели пожениться, но нам нужно было сначала преодолеть множество проблем. Обстоятельств… — Она грустно улыбнулась, посмотрела на него своими огромными и печальными голубыми глазами и, неожиданно даже для самой себя, добавила:

— Он покончил с собой в октябре.

— О боже! — вырвалось у Стива. — О, Габи, как это ужасно!

С этими словами он порывисто потянулся через стол и взял ее пальцы в свои, а Габриэла в задумчивости не отняла у него руку.