— Судя по вашему описанию, этот Стив Портер — настоящий джентльмен! — воскликнул инспектор, захлопывая блокнот. — Ну ничего, теперь он от нас не уйдет. Желаю вам скорейшего выздоровления, мисс Харрисон.

И, пообещав зайти, когда она будет чувствовать себя лучше, полицейский наконец ушел, а Габриэла в изнеможении откинулась на подушку и закрыла глаза. Она ни капли не жалела о том, что рассказала инспектору про Стива. Только так Габриэла могла остановить тех, кто привык безнаказанно делать ей больно. Правда, Джо и матушка Григория просто не могли избежать этого, но ее мать… и, может быть, отец тоже должны были относиться к ней иначе.

Когда Габриэла открыла глаза, она с удивлением обнаружила, что Питер все еще стоит возле ее кровати. Он старался угадать, о чем думает Габриэла, любила ли она этого Стива Портера и насколько глубокую рану нанесло ей его предательство. Но стоило Питеру увидеть ее глаза, как он понял, что Габриэла не испытывает ничего, кроме облегчения и, пожалуй, удовлетворения. Если бы не боль от многочисленных ушибов, она бы, наверное, выглядела почти счастливой. Питер неожиданно подумал о том, что Габриэла, наверное, была очень красива, прежде чем с ней случилось это несчастье. Он был совершенно уверен в том, что, когда спадут опухоли и пройдут синяки, красота снова вернется к ней, но она могла бы понравиться ему даже такой, как сейчас. В Габриэле Питер чувствовал присутствие какой-то внутренней силы, которая не могла ему не импонировать. Он знал, что она прошла через ад и едва не умерла у него на руках, но — несмотря ни на что — продолжала улыбаться ему разбитыми губами.

— Все правильно, — подбодрил он ее, хотя по глазам Габриэлы Питер видел — она и сама все знает.

— Он был плохим человеком… ужасным, — шепнула она в ответ. — Он убил моего друга.

— Он чуть не убил тебя, — заметил Питер. Для него это было гораздо важнее — ведь Габриэла была его пациенткой.

— Надеюсь, они его поймают.

— Я тоже…

Их желанию суждено было сбыться очень скоро. Около шести вечера, когда Питер наконец-то начал собираться домой, ему позвонил полицейский инспектор и сказал, что Стив Портер задержан агентами ФБР в одном из казино в Атлантик-Сити. Сначала он пытался все отрицать, потом заявил, что Габриэла — психически больная и что она сама напала на него, но Стиву никто не поверил. Его прежние подвиги, хорошо известные полицейским департаментам Калифорнии, Кентукки и других штатов, а также тяжкие телесные повреждения, которые он нанес Габриэле, свидетельствовали против него достаточно красноречиво. Стива поместили в тюрьму без права освобождения под залог, где ему предстояло дожидаться решения суда. А по мнению полицейского, решение это могло быть очень жестким. Даже если бы Стив не избил Габриэлу, ему предстояло отбыть достаточно внушительный срок за то, что он скрылся из-под надзора полиции трех штатов, так что теперь для него все было кончено. ФБР давно шло по его следу, но, к сожалению, они не успели схватить Стива до того, как он поймал Габриэлу в свои сети. Теперь его обвиняли в покушении на убийство, в случае же, если бы полиции удалось доказать его причастность к смерти профессора, Стиву грозил пожизненный срок.

Инспектор сообщил эти новости чуть ли не с торжеством, но Питер не разделял его радости — ему казалось, что было бы гораздо лучше, если бы Стива Портера арестовали до того, как он убил профессора и едва не прикончил девушку. Впрочем, он поблагодарил инспектора и пошел сообщить новости Габриэле.

— Теперь он попадет в тюрьму? — шепотом спросила она, когда Питер закончил. Ей все еще было очень больно разговаривать, к тому же за сегодняшний день она потратила слишком много сил.

— Он уже в тюрьме, и надолго, — уверил ее Питер, и Габриэла кивнула. Как и он, она жалела о том, что полиция не схватила Стива раньше; если бы это случилось, тогда, быть может, профессор прожил бы еще сколько-то времени. Ради этого Габриэла без сожаления рассталась бы со всеми деньгами, которые он ей оставил, однако она только печально вздохнула, понимая, что теперь ничего поправить уже нельзя и что никакие деньги, никакое самопожертвование, никакое волшебство не помогут ей вернуть профессора.

Чтобы немного подбодрить ее, Питер сказал, что все ее соседи по пансиону передают ей привет и желают скорейшего выздоровления.

— Когда им можно будет навестить меня? — сразу спросила Габриэла, и Питер придал своему лицу весьма строгое выражение.

— Когда я разрешу, — сказал он с напускной суровостью. — Здесь я главный. Тебе нужно отдыхать. Кстати, как ты себя чувствуешь?

Он был серьезно обеспокоен той серьезной психологической нагрузкой, которая свалилась на нее сегодня. Сначала Габриэле пришлось произнести роковые слова, которые обрекали на многолетнее заключение человека, которого она когда-то любила, а потом — принять последствия этого своего решения.

Но Питер ошибался. Сознавать, что по одному ее слову Стив на долгие годы отправится в тюрьму, Габриэле действительно было нелегко, но зато теперь она окончательно поняла, что никогда его не любила. Стив опутал ее своими сетями, да так ловко, что она приняла за любовь сочувствие, обычную привязанность, привычку.

С другой стороны, какой бы сильной она ни была, ей, наверное, еще долго не удалось бы расстаться со Стивом; он был опытным мошенником, в то время как Габриэла по-прежнему оставалась весьма наивной и неискушенной в житейских делах. Освободила ее от Стива случайность, которая едва не стоила ей жизни, но теперь самое страшное было позади. Габриэла, во всяком случае, была в этом уверена.

— Так как мы себя чувствуем? — повторил Питер свой вопрос, и Габриэла с трудом улыбнулась.

— Спасибо, кажется — ничего… — Она и сама не знала, как она себя чувствует, — слишком многое свалилось на нее сегодня.

— Тебе, наверное, нелегко сейчас, — посочувствовал Питер. — Ведь ты считала его своим другом.

Но Габриэла покачала головой. Сначала она действительно думала, что Стив предал ее, но теперь… Теперь она не знала, что и думать.

— Сейчас я понимаю, что на самом деле я даже не знала его как следует. Он оказался совершенно другим, не таким, каким он мне казался…

Она быстро отвернулась, но в ее глазах Питер заметил что-то такое, что тронуло его чуть ли не до слез. Ему хотелось сказать ей какие-то теплые, дружеские слова, но Габриэла опередила его.

— Кстати, как долго я здесь пробуду? — спросила она, снова поворачиваясь к нему, и Питер сразу вспомнил пожилую леди из соседней палаты, которая требовала, чтобы ее отправили домой на второй день после того, как она сломала шейку бедра. О ней он рассказывал Габриэле перед самым звонком полицейского инспектора.

— Разве тебе тоже нужно к парикмахеру? — с улыбкой поинтересовался он.

— Нет, не совсем, — тихо ответила Габриэла, машинально сделав такое движение, словно хотела поправить волосы, скрытые под бинтами, и Питер на мгновение задумался, какого они могут быть цвета. Когда ее только привезли, он как-то не обратил на это внимания, к тому же голова Габриэлы была сплошь покрыта коркой запекшейся крови.

— Я просто так спросила.

— Ну, пройдет еще несколько недель, прежде чем ты снова сможешь сниматься в кино, танцевать чечетку или играть в бейсбол… Кстати, чем ты зарабатывала себе на жизнь?

Из ее больничного листка Питер знал, что Габриэле — двадцать три года, что она — не замужем, живет в пансионе на Восемьдесят восьмой улице и не имеет никаких близких родственников.

— Вообще-то я работаю в книжном магазине, — ответила Габриэла, и Питер машинально отметил, что с каждой минутой она говорит все лучше, хотя и давалось ей это с очевидным трудом. — Но я хотела бы стать писательницей. Говорят, у меня есть способности, — добавила она смущенно. — Это профессор так говорил. Ну, тот человек, который… которого…

— Я помню, — быстро сказал Питер, чтобы избавить ее от неприятных воспоминаний. — Что ж, писательниц у нас в травматологии еще не было… Ты уже где-нибудь публиковалась?

— Один раз. В мартовском номере «Нью-йоркера» напечатали мой рассказ.

Питер даже присвистнул от удивления. «Нью-йоркер» был престижным изданием, и сообщение Габриэлы произвело на него сильное впечатление;

— Ты, должно быть, и в самом деле здорово пишешь! — заметил он.

— Пока нет, — скромно ответила Габриэла. — Но я буду работать над собой. Мне бы хотелось зарабатывать на жизнь именно этим, и потом, так хотел профессор Томас.

— Только ты пока не пиши, — предостерег ее Питер. — Сперва тебе надо поправиться и набраться сил. Кстати, можно тебя спросить: где ты познакомилась с этим Стивом? На благотворительной дискотеке для бывших заключенных?

Габриэла снова улыбнулась, хотя ей это было и трудно, и больно. Этот врач очень нравился ей. Несмотря на некоторую внешнюю суровость, он был очень добрым и внимательным человеком, а его шутки действовали на нее лучше всяких лекарств.

— Стив жил в том же пансионе, что и я.

— Гм-м… — Питер задумчиво потер подбородок. — Не думал, что нью-йоркские пансионы могут быть опаснее улиц Гарлема глухой полночью. Наверное, теперь, когда ты выпишешься отсюда, ты предпочтешь собственную квартиру… — Тут он бросил взгляд на часы. — Кстати, о собственных квартирах… — добавил Питер. — Мне пора домой, иначе с двенадцатым ударом моя «Тойота» снова превратится в тыкву, и мне придется идти домой пешком. Постарайся не попасть в новую беду, пока меня не будет — мне полагается двое суток отдыха, и я намерен их проспать. С перерывом на обед, разумеется… — Тут он ласково похлопал ее по ноге. — Постарайся зато время как следует отдохнуть, Габриэла…

— Габи, — поправила она. Ей уже давно хотелось, чтобы он называл ее именно так, но она не решалась сказать об этом Питеру. Имя Габриэла казалось ей слишком формальным. Она уже считала Питера своим другом, и ей было жаль, что он уходит.

Когда через двое суток Питер снова заступил на дежурство, первым делом он отправился проведать Габриэлу. Ее успехи произвели на него потрясающее впечатление. Опухоль, уродовавшая ее лицо, спала, и она могла говорить совершенно свободно. Только смеяться ей все еще было больно из-за косметических швов, поэтому она старалась сдерживаться. Накануне вечером ее начали ненадолго сажать, а уже утром Габриэла сумела сесть сама, без посторонней помощи, и при этом — не потерять сознания. Врач, сменивший Питера, пообещал ей, что к концу недели она уже сможет ходить. Теперь Габриэла ждала этого дня, как дети ждут рождественских подарков.

Утром, за два часа до возвращения Питера, Габриэлу навестили мадам Босличкова и миссис Розенштейн. Они принесли ей открытки и подарки от всех соседей по пансиону, а от себя купили громадный букет роз, который теперь украшал собой ее тумбочку и благоухал на всю травматологию.

Но свидание получилось не самым веселым. Сегодня в «Нью-Йорк тайме» появилась большая статья, в которой перечислялись все преступления Стива. Мадам Босличкова переживала по этому поводу ужасно. Ей, правда, хватило ума оставить дома газету, в которой была фотография Стива из полицейского архива, но зато она почти дословно пересказала Габриэле содержание статьи.

— Подумать только, что такой человек жил рядом с нами! — то и дело восклицала мадам Босличкова, и миссис Розенштейн согласно кивала аккуратной седой головой. Обе почтенные дамы пребывали в расстроенных чувствах; несчастье с Габриэлой совершенно выбило их из колеи. А тут еще полиция занялась обстоятельствами смерти профессора, к которой Стив тоже мог быть причастен — расспросам нет конца. На следующий день обе ринулись в больницу в надежде, что Габриэла как-нибудь их утешит.

Но что Габриэла могла сказать им? Она только надеялась, что никогда больше не увидит Стива. При одной мысли о том, что она жила с ним в одной комнате, спала с ним и, в сущности, содержала его, внутри у нее все переворачивалось. Правда, рано или поздно ей все равно пришлось бы присутствовать в суде. Но Габриэла рассчитывала, что к тому времени она станет сильнее, увереннее в себе и спокойнее. Тогда, что бы Стив о ней ни говорил, его ложь не сможет причинить ей боли.

Когда мадам Босличкова и миссис Розенштейн ушли, позвонил Иан. Через дежурную сестру он передал, что собирается сохранить за ней место, и она сможет вернуться на работу, как только достаточно окрепнет. Это сообщение обрадовало Габриэлу — Иан ей нравился. Она хотела бы и дальше работать в магазине, хотя денег ей теперь вполне хватало. Переезжать из пансиона она также не собиралась — теперь, когда Стива больше не было, Габриэла чувствовала себя там в полной безопасности (уходя, хозяйка сгоряча пообещала ей, что не будет пускать новых жильцов без справки из полиции).

— Итак, чем ты занималась, пока меня не было? — спросил Питер, закончив осматривать ее. — Аэробикой? Танцами? Или как обычно?

— Как обычно. — Габриэла с трудом сдержала улыбку. — Вчера одна сиделка вымыла мне волосы. Но в ванную меня по-прежнему не пускают — сказали, что надо дождаться тебя. Зато я уже могу сама сидеть и есть!