— Нет! — закричал Дикон. Он подскочил к съежившемуся Джеку. — Ты лжешь…

— Он не упоминал о тебе, — сказала я.

— О, Сепфора, дорогая, — вступилась мать. — Зачем ты тревожишься обо всем этом? Расскажи лучше, как чувствует себя бедный Жан-Луи.

— Что меня беспокоит, — сказала я с непривычной твердостью, которая охватывала меня при мысли о любой несправедливости, — так это то, что Джека Картера обвиняют в проступке, который его заставил совершить кто-то другой.

— Нет… нет! — закричал Джек. — Это моя вина. Это я разжег костер в ведре.

— Я схожу к Весте, — сказал Дикон. — У нее вот-вот родятся щенки. Может, они уже появились на свет.

— Нет, ты останешься здесь, — сказала я, — до тех пор, пока не скажешь нам, кто украл мясо из кладовой. Кто велел Джеку взять ведро и сопровождать его к амбару, где был устроен этот злополучный костер. Кто затем убежал вместе с Джеком.

— Почему вы спрашиваете об этом у меня? — спросил надменно Дикон.

— Потому что я знаю ответ: вместе с Джеком был ты.

— Ложь! — выкрикнул Дикон. Я взяла его за руку. Меня изумил злобный огонь в его детских глазах.

— Я видела тебя, — сказала я. — Нет смысла отпираться. Я видела тебя с ведром. Ты нес его, а у Джека был сверток. Я видела, как вы шли по направлению к ферме Хассоков.

Наступила глубокая тишина.

Потом Дикон сказал:

— Все это глупо. Это была всего лишь игра. Мы не хотели поджигать старый амбар.

— Но он, к сожалению, сгорел, — сказала я, — И ты заставил Джека пойти с тобой, а потом свалил всю вину на него.

— О, мы заплатим за нанесенный ущерб, — сказала Сабрина.

— Конечно, — ответила я, — но это не решает вопроса.

— Решает, — сказал Дикон.

— Нет. Ты должен сказать Неду Картеру, что его сын не виноват.

— Ну почему вас волнуют такие пустяки? — сказал Дикон.

Я твердо посмотрела на него.

— Я не думаю, что это пустяки, — продолжала я. — А ты, Нед, теперь можешь идти. И запомни: Джек не виноват. Его насильно сделали соучастником. Я суверена, мой муж будет очень расстроен, если услышит, что вы наказали сына. Он совершил только то, к чему его принудили.

После того как садовник с сыном ушли, в доме воцарилась тишина. Сабрина и мать были очень расстроены, а Дикон повернулся и с ненавистью взглянул на меня и прошептал:

— Я никогда этого не забуду.

— Да, — ответила я, — и я тоже. Дикон выбежал, сказав, что идет на конюшню искать Весту.

— Мальчишки иногда устраивают такие проказы, — сказала Сабрина.

— Конечно, — признала я. — Но когда их ловят, хорошие мальчики не стоят в стороне и не позволяют кому-то брать вину на себя, особенно если этот человек не может себя защитить.

Матушка и Сабрина были повергнуты в молчание, поскольку не переносили критики в адрес своего любимого дитя.

И тут я, сама этому удивившись, спокойно сказала:

— Я решила ехать в Эверсли, как мы и договорились.

Матушка и Сабрина были потрясены.

— Жан-Луи… — начала мать.

— Конечно, не поедет. За ним здесь хорошо ухаживают. Я подожду неделю, пока его состояние не улучшится, и тогда поеду, как мы и решили. Я уверена, что лорд Эверсли очень расстроится, если я не приеду, кроме того, я буду отсутствовать дома не очень долго.

Все произошло так, как будто вторая половина моего я готовилась вступить во владение моим телом.

Мое предложение ехать в Эверсли без Жан-Луи встретило большое сопротивление. Матушка говорила, что будет беспокоиться до тех пор, пока не получит вести о моем благополучном прибытии, а ведь потом предстоит еще дорога обратно домой. Сабрина была солидарна с ней.

— Сейчас на дорогах очень много разбойников, — сообщила она мне, — и эти страшные негодяи не останавливаются ни перед чем.

— Они наверняка застрелят вас, если вы не расстанетесь с кошельком, добавил Дикон.

Я почувствовала, что он был бы доволен, если бы со мной произошло несчастье. Наши взаимоотношения не улучшились после выяснения причины пожара.

Реакция Жан-Луи оказалась такой, как я и ожидала. Он принял мое решение смиренно и не перечил ему. Он, прихрамывая, передвигался по дому и путешествовал по имению в некоем подобии коляски. Это приносило ему огромное облегчение, так как он не мог представить себя без хлопот по хозяйству.

— Понимаешь, — говорила я мужу, — я чувствую, что должна поехать. Это письмо от старика… Сабрина говорит, что это крик о помощи. Это выглядит фантастично, о, я полагаю, в этом действительно что-то есть…

— Что волнует меня больше всего, так это само путешествие, — сказал Жан-Луи. — Если бы я знал, что ты в безопасности…

— О, Жан-Луи! — воскликнула я. — Люди путешествуют каждый день, мы просто не слышим о тысячах, которые добираются благополучно. Когда случается несчастье, всегда много об этом говорят.

— Некоторые участки дороги очень опасны… пользующиеся дурной славой притоны разбойников.

— Мы будем избегать их, и у меня будет защита.

— Твоя матушка против поездки.

— Я знаю. Когда она была ребенком, с ней произошел несчастный случай, и она никогда его не забудет. Со мной все будет в порядке, Жан-Луи.

Мой муж серьезно посмотрел на меня:

— Ты очень хочешь поехать, не так ли?

— Да, — сказала я, — я чувствую, что должна это сделать.

— Понимаю.

Он действительно понимал. Жан-Луи был спокойным и задумчивым человеком и часто угадывал мои мысли еще до того, как я произносила их вслух. Сейчас, предполагаю, он думал о том, что жизнь в имении начала мне приедаться и что я стремилась к новым впечатлениям.

Жан-Луи не хотел видеть меня расстроенной и, будучи человеком созидающим, а не разрушающим, вместо того, чтобы запретить поездку из-за того, что она невероятно опасна, он занялся планированием того, как сделать мое путешествие максимально безопасным.

— Я думаю, тебе нужно ехать с шестью грумами, — сказал он. — Они могут вернуться сразу после твоего благополучного прибытия, а потом приехать за тобой, когда ты будешь возвращаться. Нужен еще один слуга для присмотра за вещами. Вот тогда ты будешь возглавлять значительный отряд.

Я поцеловала Жан-Луи и почувствовала себя переполненной любовью к нему.

— Хорошо? — спросил он.

— Я думаю, что мой муж — самый лучший в мире мужчина, — ответила я ему.

Жан-Луи обычно скрывал от меня свои опасения: казалось, он был охвачен приготовлениями, которые я с ним обсуждала, — что мне нужно взять и каким маршрутом следовать.

Когда наш маленький отряд выехал, стояло прекрасное июньское утро, и вновь вставшее солнце дарило приятную теплоту и обещало замечательную погоду. Все казалось ярче, чем обычно. Белоснежные бабочки на фоне пурпурных цветов, жужжание пчел, трудящихся на ярко-голубом бурачнике и клевере, лунные маргаритки в полях с лютиками и примулой и проблески алого цвета по краям пшеничных полей — все эти привычные вещи превратились в чудо природы.

Во время поездки мы планировали две остановки на постоялых дворах. Их хозяева были предупреждены заранее, поэтому, когда мы приехали к первому постоялому двору, у нас не возникло трудностей с устройством на ночлег.

Я спала беспокойно, так как была слишком возбуждена и на следующий день, едва на небе появились первые проблески рассвета, вскочила на ноги в готовности продолжать поездку.

Следующий день прошел быстро и без неприятных происшествий.

Мы намеревались добраться до Эверсли-корта примерно к четырем часам дня, но, к несчастью, когда мы около полудня остановились на постоялом дворе, чтобы передохнуть, обнаружилось, что у одной из лошадей отвалилась подкова. Мы раздумывали, оставить ли грума дожидаться, когда лошадь подкуют, и продолжать двигаться без него, или оставаться всем до тех пор, пока лошадь не будет готова для дальнейшего пути.

Я колебалась, ведь я обещала матушке, что буду путешествовать только в сопровождении всех грумов, и после некоторых размышлений решила, что мы должны подождать, пока подкуют лошадь.

Это, однако, заняло гораздо больше времени, чем предполагалось, так как кузнеца не было, потому что он получил неотложный заказ от соседнего сквайра. Мы надеялись, что он скоро вернется, но это вылилось в несколько часов, и я начала задаваться вопросом, не было бы разумнее отправиться без грума. В конце концов, нас было бы лишь на одного человека меньше.

Пробило четыре часа, а мы планировали выехать сразу же после полудня. Я решила двигаться дальше, ведь у нас не было заказано мест на ночлег на постоялом дворе и неизвестно, где мы их сможем найти, когда вернется кузнец.

Он сказал, что подкует лошадь немедленно, и она будет готова к дороге еще до того, как мы успеем прочесть «Боже, храни короля». Но все произошло не так быстро, как он обещал, поэтому, когда мы достигли Эверсли, уже стемнело.

ДЖЕССИ

В детстве я провела в Эверсли-корте немало рождественских праздников, но после смерти дедушки с бабушкой мы перестали бывать в старом доме, и поэтому я помнила его смутно. Моя мать после гибели отца перебралась в провинцию. Генерал Эверсли, который симпатизировал моей матери и познакомил ее с моим отцом, управлял в течение какого-то времени имением, хотя на самом деле Карл, сын лорда Эверсли, был действительным наследником и дома, и титула. После смерти генерала Карл, лорд Эверсли, не знаю, как уж это случилось, счел своим долгом вернуться и поселиться в Эверсли.

Меня обуревали противоречивые чувства. В течение всего путешествия я пыталась вспомнить все, что я слышала о семье, жившей в этом доме в период его процветания. Я припомнила массу разговоров об Эндерби, мрачном строении, окутанном сверхъестественными тайнами. Я решила при первой возможности взглянуть на него, однако сейчас перед нами вставал Эверсли.

Прямо перед нами возвышалась стена. Ворота были открыты, как я решила, приветствуя нас. Мы въехали. Было слишком темно, чтобы ясно рассмотреть дом, но нахлынувшие воспоминания далекого прошлого воссоздали смутный образ семейного уюта.

Из дома не доносилось ни звука. Затем я заметила отблеск света, мелькнувший в одном из окон верхнего этажа. Там лежала густая тень. Должно быть, кто-то стоял там, держа подсвечник и выглядывая в окно, возможно, поджидая нашего приезда.

Удивительно, но огромные двери оставались закрытыми, хотя нас не могли не заметить — стук лошадиных копыт по гравию дорожки был отчетливо слышен.

Я подождала несколько минут, но никто не вышел. Дом оставался погруженным в темноту.

— Может быть, мы слишком припозднились и они решили, что сегодня мы уже не приедем. Позвоните в колокол, это даст им понять, что мы уже здесь, — промолвила я.

Один из грумов спешился и выполнил мой приказ. Я вспомнила звон этого колокола. В детстве он совершенно очаровал меня, и я не могла удержаться, чтобы не позвонить в колокол и не послушать разносившийся по всему дому звук.

Я сидела на лошади, глядя на двор и дожидаясь того момента, когда двери распахнутся и кто-то появится и поприветствует нас.

Но когда замолк колокол, снова воцарилась тишина. Я начала слегка беспокоиться. Это было не то гостеприимство, которого я ожидала, читая письма лорда Эверсли.

Наконец, дверь открылась. На пороге стояла молодая женщина. Я не могла рассмотреть ее лица, но сразу бросилось в глаза, что она очень неряшлива.

— Чего вам угодно? — вопросила она.

— Я миссис Сепфора Рэнсом, — ответила я, — лорд Эверсли ожидает меня.

Женщина выглядела удивленной, и я решила, что она полупомешана. Мне хотелось получше рассмотреть ее, но зал не был освещен, не считая слабого огонька одной свечи, которую она отставила, открывая дверь.

Один из грумов придержал мою лошадь, пока я спешивалась. Я подошла к двери.

— Лорд Эверсли ожидает меня, — повторила я, — проводите меня к нему. Где ваша экономка?

— Должно быть, вы имеете в виду мисс Джесси, — ответила женщина.

— Тогда не будете ли вы так любезны позвать ее. Где у вас конюшни? Мои слуги устали и голодны.

Есть здесь кто-нибудь, кто поможет позаботиться о лошадях?

— Это Джефро… Я позову мисс Джесси.

— Пожалуйста, и поскорее, — добавила я, — Мы устали после долгого пути.

Женщина уже была готова захлопнуть дверь, но я придержала ее открытой и, как только она торопливо удалилась, вошла в зал.

Оставленная свеча стояла на длинном дубовом столе и отбрасывала вокруг зловещие отблески.

Я поняла, что в доме происходит что-то неладное. Я раздумывала о том, что Сабрина определила как «крик о помощи», и сейчас это уже не казалось невероятным.