А.С. Пушкин

Ярослав застегнул часы и выглянул в окно. Машина уже грелась. Итак, счет два ноль в его пользу. Во-первых, как он и планировал, Белова позвонила сама. Во-вторых, знакомство состоялось.

Следующая цель: влюбить маленькую тварь в себя. Накануне он старался изо всех сил, извинился раз пятнадцать, сам себе был противен. Весь день сдерживал клокочущую ярость, опасаясь наговорить гадости. Высокомерие девчонки бесило. Что она вчера сказала? «…Если б ты не поцарапал мою тачку…» Да где она видела лоха, который стал бы возиться, не будучи застуканным на месте преступления? Разговор по телефону чего стоил! Она царица, он — холоп. Не моргнув глазом, спросила, женат ли он. Стыда не больше, чем у червяка! Как она хвост распустила: ресничками хлопала, ротик открывала, смотрела во все глазки. Раздражало! Прикинулась, что скорбит о родителях. Так он и поверил! Сколько лет прошло?

Что было силы, Ярослав хлопнул дверью. Звук прокатился по лестничному пролету, и он пожалел о своей горячности. Когда придет время уничтожить её? Его ждали в тысяче мест, а он окучивал сорную траву.

Надо успокоиться! Попробовать воспринимать её как симпатичную куколку. Она ведь не уродина. Каково это — спать с ней? Противно, наверное? Или нет? Целовать ненавистного человека, смотреть в глаза, ощущать тепло плеч, погружаться в аромат. Мозг подкинул картинку губ, облизывающих друг друга. Вика делала это по-особенному: накрывала верхней губой нижнюю, а затем медленно возвращала ее на место, будя в нем одновременно и бешенство, и низменные потребности.

Пусть каждая секунда его мести будет сладкой! Вечером он планировал первый поцелуй. Завтра, может быть, секс. Потом она переберется к нему. «Это должно случиться не позднее двух недель от теперешнего дня, — решил Ярослав, поворачивая ключ в замке. — А перед тем обязательно устроить знакомство с Зуевым». По плану Ярослава, к его юристу Белова должна была привыкнуть как можно скорее. На то были свои причины. Безотчетно прислушиваясь, не спускается ли объект преследования в лифте, Ярослав задумался об Андрее.

Поначалу он не понимал, отчего одноклассником сестры так восхищались его предки, и что находила в нем она сама. Для Ярослава, человека-практика, толстый паренек (Зуев и до сих пор оставался плотным здоровенным детиной), помешанный на книгах, участвующий во всех подряд школьных олимпиадах, знающий назубок Евгения Онегина, был сродни инопланетянину. Восторги по-поводу ораторских способностей юноши, доходившие до Ярослава и рождавшие почтительное недоумение родителей, у него вызвали лишь ухмылки.

Долго Ярослав не понимал, долго. До того самого момента, как Андрей не помог ему однажды. Хотя какой, казалось бы, из этого увальня, помощник?

Все случилось в конце мая. Непогода внезапно превратила теплую весну в осень, лил дождь. Еще утром жарившее солнце спряталось за мутные тучи, асфальт блестел под пружинными ударами струй. Мать, опасаясь, что дочь промокнет до нитки, заболеет, отправила возмущенного Ярослава встречать сестру у метро. Он собрался с большой неохотой: сам только что явился из спортзала и, в предвкушении спокойного вечера, упал на кровать с брошюрой Киосаки.

Хотя Ярослав и шел под зонтом, через три минуты его штаны пропитались до колен: только выжимай! Зябкий ветер налетал порывами, и мокрые кусты вздрагивали, разбрасывая капли, как выбравшиеся из холодной реки медвежата.

Он покрутился у ближайшего выхода из метро, проклиная всех безмозглых девчонок на свете. Пока она вышла, стало почти темно, и они молча зашагали к дому. Дождь сбавил обороты, да и благодарность Мирославы немного смягчила его злость. Они уже перекидывались фразами о том, о сем, топая по тесному переулку, когда впереди зажглись огни. Ярослав из-под зонтика посмотрел на небо, разыскивая просветы в тучах, а когда опустил голову, увидел шагах в десяти незнакомых ребят. Он бы не обратил внимания, если б Мирослава не приостановилась и тихонечко не ойкнула.

Шли навстречу трое, в их ленивой развязной походке чувствовалась угроза, до слуха доносилось противное «гы».

— Это, кажется… — прошептала сестра и сбавила шаг.

Он и сам понимал. Уже несколько лет пружина внутри него не расслаблялась. Он привык быть всегда готовым к нападению. Ярослав глянул внимательнее. Он не видел в волглых сумерках лиц, только различал фигуры. Один, справа, был маленький и худой, второй (тот, что шел в середине) — пошире Ярослава, а третий — выше и крепче.

— Иди, не бойся! — он подтолкнул сестру в спину. Ну ладно, самого мелкого, вырубит одним ударом, а остальные двое? Они медленно приближались, и Ярослав смог разглядеть их. Высокий, в синем спортивном костюме с лампасами, был, кажется, не старше его, шестнадцатилетнего. Щуплому набежало лет семнадцать. А вот последний, как пить дать, был не младше двадцати. Ярослав понял, что их единственный шанс — спасение бегством, он ощутил противную дрожь внутри и сам на себя рассердился. От этого стиснул зубы и сжал кулаки.

Они почти прошли мимо, он выдохнул с облегчением, когда старший, поравнявшись, сказал, пахнув пивным перегаром:

— Остановись-ка. Дело есть, — он растянул губы, и Ярослав увидел темные, насквозь гнилые от курения, зубы. Улыбка была бесцветной.

Ярослав не боялся быть избитым, и драки не боялся. Эти трое не понимали, что бывают вещи сильнее страха, что можно бояться и все равно стоять прямо. Потому что есть гордость и честь, и твое дело верное.

Ему было даже жаль их: они знали только как быть шпаной, воровать по мелкому, а с возрастом, может быть, по крупному. Он догадывался, что у них нелады в семьях и девушки с ними встречались неохотно. Опять же, проблемы с законом. Если пока не было, то рано или поздно будут. Они, как плесень, выползая из подвалов, разрослись, делали свое грязное дело в шаге от прекрасного, не осознавая и не умея создать добро. В одной минуте от светлых лиц, от тысячи добрых и справедливых людей в случайной темноте появлялись поганки и хотели заслонить собой весь мир.

Тот, который сказал, наматывал на руку грязную тряпку: то ли платок, то ли ленту. Не спеша и аккуратно, как будто к работе готовился.

— Да ну? — насмешливо заметил Ярослав и, прежде чем кто-то успел опомниться, врезал старшему по уху.

Сначала они растерялись, но ненадолго. Не успел Ярослав развернуться, как, словно ослепленный вспышками белых прожекторов, сам отлетел в кусты. Острые ветки впились в спину. Загремела по асфальту пустая бутылка и, наткнувшись на что-то, разбилась. Один из них довольно заржал, и Ярослав почувствовал удар ботинком в бок. Он почти не мог дышать, но медленно поднялся, стряхивая из головы туман.

— Хватит на первый раз? — сказал коренастый и сплюнул, Ярослав поднял глаза.

— Боишься, гадина? — тихо сказал он и посмотрел исподлобья. Он четко знал, что сейчас сделает, но ощущал в груди неприятный холодок. За Мирославу.

Одно дело дома, в надежной теплой комнате говорить, что сумеешь защитить сестру, совсем другое — воплотить это наяву. Лишь бы она была в безопасности. Только бы дать ей убежать. До дома оставалось четыре двора и маленький пруд. Ему стало по-настоящему страшно. Противным липким страхом, от которого слабели ноги. Ярослав знал, гиблое дело этот страх, он делал из человека тряпку, поэтому повернулся к Мирке.

— Иди домой! — коротко сказал он и, видя ее сомнение, поднял тон. — Живо!

Она неуверенно кивнула, отошла спиной, повернулась и прибавила скорость, а потом рванулась и бросилась к светлой улице.

— Малой! — тонко приказал старший, — верни ее!

Длинный кинулся за Мирославой, и Ярослав, с досадой понимая, что ей не уйти, с ноги врезал сказавшему. Тот отлетел к хлипкому забору, отделявшему переулок от железной дороги. Его тяжелые ботинки ударились о землю.

Дальше все было смутно. Ярослав не раз падал на осколки, и они впивались в него, как горячие угли. Длинный притащил упирающуюся беглянку. Кровь смешивалась с дождем, стекала с локтей и подбородка Ярослава. Он поднимался и бросался снова, пока не услышал, как треснула ткань, и Мирослава завизжала. Ей, видимо, тут же зажали рот, но этот звук отрезвил Ярослава. В тот момент, когда подонки мнили его побежденным, в нем вдруг зажглась злоба уверенности. Он вспомнил все, что надо: добрые морщины отца, весело скачущие коленки Димки, сестру за уроками, ласковые глаза мачехи, когда они, будучи малышами, прибегали в кровать родителей. Это было как второе дыхание. Он схватил попавшийся под руку камень и швырнул в самого старшего.

— Ай, — как-то по-детски сказал коренастый, но Ярослав даже не стал разбираться, куда попал. Он кинулся к мелкому и вдруг увидел невесть откуда взявшегося Андрея с кривой палкой в руках. Обычно тот передвигался тяжелой поступью, но в этот раз тихо подкрался и ударил своим орудием подонка, державшего Мирку. Не давая ему опомниться, выхватил ее из его рук и закрыл своей толстой, неповоротливый массой.

Через мгновение, как сумасшедшие, они вдвоем принялись молотить обидчиков. Те быстро сообразили, что им не справиться, у старшего оказалась кошачья реакция, он прыгнул через забор и тут же оказался с другой стороны. «Ему решетка светит за нас», — промелькнуло у Ярослава. Малой драпанул. Длинный быстро зашагал прочь, потом не выдержал и побежал неуклюжей рысью.

Все закончилось. Они без слов подобрали зонтики и, не глядя друг на друга, дрожащие, потопали домой.

— Как ты здесь оказался? — уже почти у подъезда повернулась Мирослава к Андрею.

— Тебя шел встречать — ливень какой, — крякнул густой голос.

— Встречальщик, — проворчал Ярослав ласково и ткнул его в плечо. Он был благодарен за помощь. Чем бы все закончилось, не подоспей «ухажер» вовремя?

— Я хотел сначала крикнуть «Менты!», но потом передумал, — сказал Андрей, и когда Ярослав с удивлением посмотрел на него, добавил: — когда еще будет возможность кулаками помахать, а?

— Ты дурак! — засмеялся Ярослав, а Мирка разрыдалась.

Так и пришла домой заплаканная, в разодранной кофте. Ну, предки тоже, конечно, в панику ударились. С тех пор одной ей не разрешалось ходить. Ни по утрам, ни вечером. Стали они тщательнее и маленького Димку оберегать, да и за ним, за Ярославом, родители присматривали. Нет-нет, да забирала мачеха с тренировки, подкидывал водитель отца. Вскоре батя, хоть сыну и не исполнилось восемнадцати, справил ему права и машину купил. Вот тогда началась вольготная жизнь. Девчонки по нему с ума сходили, отбоя от желающих прокатиться не было. Он ездил куда хотел и с кем хотел, успевал в тысячу мест за день. Но и голова стала по-другому варить. Он теперь с особой остротой понимал стоимость ответственности.

Одно время у Андрея и Мирославы был роман. Где-то на первых курсах института: когда Мирослава, наконец, поняла, что сила мужчины — это его мозг и перестала обращать внимание на внешность. Почему лавстори закончилась, Ярослав не знал и не считал себя вправе докапываться, но с тех пор не раз слышал шутливые подтрунивания бывших влюбленных. Они оставались друзьями, хотя с каждым годом это становилось все сложнее: молодые люди сестры не были готовы мириться с присутствием в ее жизни успешного, пусть и не очень красивого, приятеля; неприятное, но доброе лицо Андрея, вызывало неизменную антипатию и ревность ухажеров. Зато оно не мешало Ярославу. Они с Андреем крепко сдружились и не раз еще участвовали в переделках, подобной майской. Со временем даже выработали определенную последовательность действий и понимали друг друга с полуслова.

Это помогло и в дальнейшем, когда он позвал Зуева в дело. Андрей был одним из немногих людей, для которых работа была не средством существования, а являлась призванием, страстью — самой жизнью. Ярослав видел родную душу: то, чем для него была прибыль, для Андрея был закон. Уже работая у него, Андрей блестяще окончил юридическую академию, чего в принципе Ярослав понять не мог: для него самого теоретическая наука, излагаемая замшелыми профессорами с кафедр, была сродни усыпительному порошку.

Ярослав спустился по лестнице. Когда-то они тоже жили в доме вот с таким обшарпанным подъездом. Грязные полы, похабные надписи — он уже отвык от этого, и потому с некоторой брезгливостью смотрел по сторонам. Ну, да ладно! Хорошо вообще, что удалось купить жилье в подъезде Беловой. Подфартило! Он готов был платить высокую цену, когда искал обиталище поблизости от гадюки, но люди бывали порой так привязаны к отчему дому, что никакими деньгами их не выманишь.

Старушка, что жила в квартире до него, была настоящей занозой. Никак не хотела заключать сделку, пока не встретилась с будущим владельцем лично, сотню раз звонила: то ей неудобно перед соседями: вдруг Ярослав мошенник, то повышала цену, то требовала найти ершик, оставленный при переезде. Ярослав вспомнил, как ужаснулся, осмотрев жилье. Он и не подозревал, что в такой разрухе можно существовать. В его жизни случались подъемы и поражения, но чтобы дойти до такой степени запустения? Чего стоили обои, кусками наклеенные вдоль и поперек, мебель, лишенная ножек и опирающаяся на стопки книг? Грязные окна, словно специально забытые или установленные, дабы задерживать свет. Все это производило самое гнетущее впечатление, уж не говоря о затхлом запахе, напоминавшем о травле тараканов. Он с трудом представлял, что может прожить здесь не один день.