Вот и сейчас он застыл, упулившись в стену. Чем больше он раздумывал, смотрел отчеты, тем сильнее убеждался, что не существовало никакого хахаля, который заботился бы о ней, о них. Может быть, это был какой-нибудь сосунок, не готовый принять ребенка? Может быть, Белова и сама не знала, кто отец её сопляка? Ярослав остервенел от непонимания. Чего она добивалась, эта тонконогая лань? Что за чертовщина вилась у неё в голове?

Она и сама не знала, кто сделал ей ребенка! Потаскуха!

Ярослав мысленно потер руки: теперь у него было чем изводить её и утолять свою глухую злобу, ту безотчетную грызущую ревность, которая преследовала его. Отныне он шагу не даст ей ступить, не назвав шалавой.

Её адюльтерам, надо думать, числа не было.

Казалось, температура в кабинете поднялась градусов на двадцать. Если три недели назад он говорил себе, что не сможет не думать о Вике, пока не выяснит, кто папаша, то теперь его изжаливало понимание, что раз нет никого определенного, это мог быть кто угодно, в том числе и он сам.

Едва он подумал об этом, все прочие мысли словно вымело из его головы. Его словно ослепило. Что с ним случилось — он не понимал, старался только набрать воздух во вдруг слипшиеся легкие.

Почему она не сказала ему? Не потребовала денег?

Вика была уверена, что не он — отец!

Господи! Она сводила его с ума!

Как могла одна маленькая женщина навести в его голове и его жизни такой кавардак! Как?

Ярослав посмотрел вокруг себя. Уже давно наступила ночь, а он всё продолжал сидеть, тупо уставившись в черный экран. Он поднял руки и сцепил их над головой. Ни одна женщина в здравом уме не стала бы скрывать его отцовство. Это так же ясно, как белый день. Тем более в Викиной ситуации.

Он принял душ и лег в кровать, спрашивая себя, почему чей-то ребенок беспокоил его больше, чем выстраданная реорганизация «Микрон-Баулер».

Назавтра с утра пораньше, Ярослав гнал машину, лавируя в недостаточно быстром потоке. Он уже позвонил в службу безопасности, предупредил помощника начальника, что ему нужны сведения её медицинской карты. Почему раньше он об этом не подумал? Эти документы могли пролить свет на темное дело зачатия. Ярослав посчитал: если он отец, сейчас срок её беременности ровно шесть месяцев.

Раздался звонок, Ярослав коснулся кнопки на руле, позволяя голосу Гаврилова заполнить салон. Поздоровались.

— Ярослав Викторович, — как обычно ровно и глухо проговорил Олег, — мы уже проверяли данные карты, помните, во втором отчете фигурировали медицинские параметры? — Ярослав смутно припоминал: что-то такое было. — Там об отце никаких сведений, — продолжал собеседник, — только о состоянии здоровья, о сроке беременности.

— Пусть сегодня копия лежит на моем столе, — прорычал он.

— Обязательно.

Ярослав разочарованно выдохнул. Всё-таки он питал надежду, что медкарта прольет свет на происходящее.

Ничего подобного. Он увидел её, как только вошел в кабинет, и сразу вспомнил. Да, там не было ничего ценного, кроме кучи анализов и непонятных медицинских терминов. Всё же он с жадностью ещё раз прочел всё от корки до корки. Позвал секретаря.

— Как приедет Андрей, пусть сразу идет ко мне.

— Он уже на месте, Ярослав Викторович. Пригласить его?

— Нет, — он отрицательно качнул головой, — я сам.

Кабинет Зуева располагался на том же этаже. Андрей стоял спиной к двери — смотрел в окно. Он обернулся и протянул руку, но не было похоже, что он счастлив видеть его.

— Ты по поводу «Баулера»? — равнодушно спросил Зуев, когда Ярослав сел. — Исправленные декларации готовы, — поморщившись, как от головной боли, пояснил Андрей, — я сам несколько раз просматривал их, сегодня Крылов подпишет и Волошина поедет в ФНС, — он помолчал. — Даже с учетом налоговых обязательств за предыдущие периоды и долги «Микрона» размер переплаты огромен. Не знаю, где были глаза у тамошних юристов и руководства. Чуть меньше четырех миллиардов, — Ярославу было в принципе всё равно, какая там сумма. Азарт битвы давно остался позади. К Андрею он пришел совсем по-другому вопросу. — Не думаю, что федералы так просто отдадут деньги. По крайней мере, большую их часть, — Андрей как-то невесело усмехнулся, — надо будет в суд идти.

— Это для нас проблема? — уточнил Ярослав.

— Нет. Не проблема.

— Слушай, как в вас с Ольгой?

— А что? — равнодушие, наконец, покинуло Андрея, он как будто бы насторожился.

— Ты говорил, что есть сложности.

— Есть.

— Могу я помочь?

— Интересно как?

Ярослав осознал, что сморозил глупость.

— Ладно, ты можешь узнать у неё, от кого Вика беременна? — он быстро поднял глаза.

— Я знал, что ты спросишь об этом, — Андрей посмотрел пристально, — и заранее побеспокоился.

— Ну?

— Знаешь, что она сказала? — он продолжил без паузы, — чтобы я передал тебе, что это не твое дело. Она знала, что я спрашиваю не из чистого любопытства. Потом ещё несла белиберду в том духе, что счастлива, что ваши пути разошлись, что теперь ты пожалеешь, что поступил так с её подругой. Я еле её заткнул.

Ярослав перевел взгляд за окно. По небу плыли круглые белые облака. Некоторые из них были сильно освещены солнцем, другие оставались в тени. Ингода просветы были огромными, и он видел яркое небо, иногда зазоров почти не оставалось. Ещё выше, видимо там, куда ветер не мог дотянуться, стояли неподвижно перистые кружевные полосы.

— Не знаю, есть ли смысл говорить тебе об этом, но ребенок может быть и моим.

Андрей, по-видимому, не ожидал этого. Он застыл и недоверчиво посмотрел на него.

— Да ладно! — он нагнулся вперед, — ты уверен?

— Только в том, что перед самым новым годом, я…, — Ярослав никак не мог подобрать нужное слово: «трахнул её»? — мы…, — «занимались сексом»? «переспали»?

Андрей без слов понял.

И опять эти мучительные разговоры по седьмому кругу: зачем ей скрывать? кто тогда?

Червь сомнения принялся за чёрную работу. Он грыз печень, почки, кости, проникал в кровь, выворачивал внутренности наизнанку.

Единственная польза, которую он смог вынести из разговора с Андреем, так это необходимость проверить отцовство. Ярослав решил, что потребует от Вики сдать кровь на ДНК-исследование. Он сделает это для того, чтобы убедиться, что ребенок не от него. Развеет подозрение, а потом пошлет её куда подальше!

Конечно, он не стал бы заставлять её проходить через это, если б она просто ответила на вопросы. Увы. Ярослав распрекрасно понимал, что бывшая жена всеми мыслимыми и немыслимыми способами будет уходить от ответа, не даст никаких объяснений, промаринует его. Ничего, он не позволит ей морочить себе голову! Его внутренности клокотали и без того! Он выведет малявку на чистую воду и заставит каяться в сокрытии правды! Лишь бы провернуть это дело с анализами! Лишь бы ребёнок был его!

После принятого решения, дышать стало легче, и он смог дожить до субботы. Будь он неладен, если не вырвет у Вики признание. Сегодня и не днем позже. Ярослав вдавил педаль газа, не сбавляя обороты на крутом изгибе Лермонтовкой эстакады. Вика сама была виновата: она всем своим существованием излучала вызов, который заставлял его идти до конца.

Ярослав вошел в калитку.

Он был зол и настроен на серьезную схватку, но при одной мысли о том, что они снова увидятся и него есть на это полное право, дурное настроение куда-то улетучилось. Дверь, открытая нараспашку, выпускала из недр дома аромат выпечки. Он с наслаждением втянул воздух. Мысли улетели в ту весну, когда пришлось ухаживать за ней. Вика любила печь. Пока он строил козни или ловил спады и рост рынка, Вика творила вкуснейшие пироги. С капустой, мясом, луком и ещё сотней неведомых начинок. Он уж и позабыл это. В звонком воздухе холостой свободы быстро исчезли ароматы домашнего уюта, создаваемого ей когда-то. Ярослав сощурил глаза. У Вики легко всё получалось. Она успевала и учиться, и рисовать, и тусоваться с друзьями, и печь. Таскала плюшки в институт, раздавала соседям, клала ему с собой. Он усмехнулся. Давненько никто не заботился о нем так. Может быть, никогда.

Он громко постучал в косяк, ещё не зная, как начать разговор. В уголке дверного проема колыхалась ровненькая паутина, за спиной свистели птицы, шуршали насекомые. Листья еле шептались на жаре. Даже солнце издавало тонюсенькие звуки, касаясь лучами земли и травы. Где-то хлопнула дверца автомобиля, а ещё дальше резко отозвался рев газонокосилки.

Послышались легкие шаги, и Вика вышла босая в коротких штанишках и легкой домашней рубашке. Локоны были убраны под белую хлопковую косынку. Она излучала уют, желание и домашнее тепло. В голове Ярослава родились их сплетенные образы: она поднимала губы ему навстречу (почему каждый раз он это представлял?), а он стягивал платок и запускал руку в мягкий шелк кудрей. Мышцы напряглись, и он подавил стон, готовый непроизвольно вырваться из груди. Скула девушки была испачкана в муке, и рубашка немного задралась, натянувшись на круглом животе. Ярослав сдержал порыв вытереть её щеку. Чёрт! Он не уйдет сегодня без ответов.

— Подумать только, а ведь до этой минуты день был таким прекрасным, — вздох приподнял Викину грудь. Ярослав усилием воли заставил себя оторвать взгляд от щелочки, образовавшейся между двумя пуговицами в районе лифчика.

Она смотрела в упор: вопросительно, но спокойно, отчего Ярослав чувствовал себя соискателем. Мгновения длились бесконечно, но он не хотел нарушать очарование встречи, жадно вглядывался в неё. Отметил тонкие иголочки бровей, еле заметные поры на юной, гладкой коже, маленькую складочку на верхней губе, трепет крыльев носа.

— Всё хорошее когда-нибудь кончается, — в тон ей поддакнул он.

То, что он сегодня пришел потребовать, сделает пропасть между ними ещё шире, а он не был уверен, что хотел этого. Сейчас он жаждал, чтобы она позвала, угостила, положила голову на его плечо, позволила коснуться губами шеи. Разрешила обнять себя, вдохнуть запах, помолчать рядом.

Внезапно фея вздрогнула, обернулась и исчезла в глубине своего логова. Ярослав проник следом, нагнув голову перед низенькой дверью. После слепящего июльского солнца, глазам потребовалось время, чтобы привыкнуть к полумраку кухни. Свет проникал в эту комнату только сквозь маленькое оконце над столом и через открытую дверь. Легкий смрад от жаровни плыл голубым туманом. Комната была просторной, стены когда-то давно были побелены, а сейчас выглядели грязными.

В углу комнаты стоял сундук, рядом с допотопной плитой — такой же древний холодильник. Даже перед столом были не стулья, а крашеная лавка. Деревянный пол сверкал, показывая, что недавно был вымыт, несмотря на зияющие по углам дыры.

Он совсем не помнил этого помещения. Тогда, зимой, ни здесь не задержались, кажется. Перед глазами материализовался холодный вечер, Викино вызывающее платье. Он припомнил, что вокруг неё крутилось множество мужчин, и каждому она находила время улыбнуться. Она не должна была так посверкивать глазками и смотреть в рот всякому олуху, словно любое его «я расскажу» значило не меньше слов её первой учительницы.

Он был ошарашен ревностью, потому что в свете утра она казалась ещё более красивой, чем он помнил и думал. Внутри него сжалась пружина гнева. Чёрт! Если сейчас он позволит своей злобе победить, он никогда не добьется цели. Впервые в жизни у него не было никакого желания орать на неё. Возможно, потому, что он ежедневно находится в тисках плохого настроения. Он скучал по ней, он хотел иметь мечты и семью. И женщину с ребёнком под сердцем.

Ярослав отогнал глупое наваждение.

Вика приплясывала, снимая дымящиеся блинчики на аккуратную тарелочку. Ярослав остановился в дверном проеме, следя за ловкими движениями и изменившейся фигурой. Его раздирало ненасытное любопытство: рассмотреть её всю, запомнить каждый изгиб тела, отложить в памяти эту новую, непривычную фигуру Вики. Она стояла перед ним в старой голубой рубашке и выглядела одновременно закрытой и беззащитной, уязвимой и воинственной, домашней и сексуальной. Он не хотел, чтобы она ему нравилась, но ему становилось все труднее противостоять этому. Ярослав с трудом оторвал взгляд от попки, обтянутой узенькими штанишками и украдкой разглядывал живот, отводя глаза всякий раз, когда Вика поворачивалась к нему.

Вот так, порхая подобно тонконогой стрекозе, она вошла в его жизнь и ушла из неё — прямая, несгибаемая, доступная и далекая одновременно. Он содрогнулся от чувства невозвратимой утраты, от острого сожаления, что она не принадлежала ему больше.

Блинчики, похожие на маленькие солнышки, соскальзывали со сковороды и опускались в тарелку. Вика наливала, ставила, переворачивала, хваталась за ухо, снимала, наливала снова. Движения были настолько отточенными и легкими, что казалось, посуда всё делала без участия девушки. Вот возьмись сам и у тебя получатся такие же поджаристые хрустящие штучки. Удержаться было невозможно. Ярослав подошел, подцепил верхний и отправил в рот. Медленно и задумчиво прожевал. Да, они, пожалуй, ещё вкуснее, чем он помнил. Повар, несомненно, был достоин похвалы. Взял еще один. Остановиться было нереально. Он сел на скамейку и, любуясь Викой, съел еще. Интересно, для кого эти старания? Для себя одной? Он бы, например, не стал так напрягаться. Взгляд Ярослава опять заскользил по Викиным ножкам, изящным икрам. Она была босиком, и он представил её ступни в своих ладонях. Вот чёрт! Когда-нибудь он избавится от раздражающего желания обладать ею?