Ольга промолчала. Каждая вернулась к своему делу. Вика подвинула на конфорку кастрюльку.

— У тебя изжога бывает? — перевела она тему.

— Иногда. Ночью накатывает. Я ставлю рядом с кроватью молоко, делаю пару глотков — проходит. Откуда она берется, если ем мало, а?

— Не знаю. Меня она просто замучила, а мне кажется, я вообще ничего не ем. И как назло ночью. Итак без задних ног валишься на кровать, а теперь доча спать не дает. Начинает крутиться, толкаться. Пока она не успокоится, я как зомби лежу, глаза залипают, спать хочется, и нет! Не спи мать, пока я не усну! Так за ночь бывает раза три! Я и ворочаюсь с боку на бок, и глажу её, и уговариваю — не помогает. Засыпаю как убитая, но потом просыпаюсь и всё. Не сплю часа два.

— Она тебя готовится к бессонным ночам, которые нас ожидают.

— У-у-у, типа тренировка?

— Да, типа того.

Так они и говорили весь вечер и часть ночи. Утоляли любопытство, делились, тасовали, сплетничали, горевали, жалели, смеялись. Испекли пироги, нарезали летний салат, перегладили всё белье. Спать легли за полночь, когда уже языки и руки не шевелились. Забрались в кровать и укрылись одним одеялом, как в детстве.

Ночью неожиданно вернулся Андрей. Утром они увидели его портфель и вещи в коридоре. Вике было жаль, что Андрей приехал так рано. В его присутствии она все-таки чувствовала себя скованно. Он так и остался человеком, которому она не могла поверить. Значит, сегодня придется вернуться домой. А вдвоем с Ольгой было так хорошо!

За завтраком он был радостным и дружелюбным, в отличие от Ольги, которая отчего-то бурчала. Вика не горела желанием болтать с Андреем, но элементарная вежливость требовала поддерживать разговор. Она бросала на Ольгу красноречивые взгляды, прося поддержки, но та не только не замечала неловкости, но и сгущала её едкими замечаниями.

— По-моему, стоило испечь пирог с кислой сливой, — наконец, усмехнулся Андрей и подмигнул Вике, протягивая тосты, — в полном соответствии с характером моей жены.

— Я всё слышу, — пробормотала Ольга у плиты, и Вика против воли улыбнулась. Ей вдруг стала очевидной любовь межу этими двумя. Всё, что Ольга вчера рассказала, было похоже на озвученные страхи. Её подруга, может быть, и не хотела, но, кажется, полюбила. А чувства Андрея сверкали давно. Вике он вдруг стал симпатичен. Если Андрей сумел переломить Ольгину тоску по Вадиму, она готова была ему многое простить. Словно луч солнца упал и осветил маленькую семью.

Только они непонятно почему были в напряжении. Вика внимательно присмотрелась: Ольга, конечно, ей многое порассказывала, но лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Андрей выглядел очень хорошо. Конечно, ему далеко было до Выгорского (Вика отругала себя за пришедшее на ум сравнение), но, потеряв килограммы, он стал похож на юного задорного паренька. Влажные волосы падали на черные брови, веселые бороздки теснились в уголках глаз. У него были удивительно глубокие для молодого человека морщины: они пересекали лоб, красовались на щеках, по углам губ и носа. «Вроде бы ему всего лишь двадцать шесть?» — нахмурилась Вика. Ольга села, норовя задеть мужа. В этот же миг Вику осенило, что с ними происходило.

— Вы что, практикуете воздержание? — ляпнула она, сама не зная зачем. Тут же осеклась: — извините! — сконфужено улыбнулась, пытаясь съехать под стол.

— С чего ты взяла? — голоса супругов почти слились в один: у Ольги слышалось возмущение, у Андрея — любопытство. Упс!

— Ни с чего, — Вика подняла ладони, сдаваясь, — простите, — добавила для верности. Зуевы молчали, Вика мысленно ударила себя по языку. На несколько минут утро погрузилось в тишину. Андрей впился глазами в поверхность стола, Ольга поджала губы. — Помнится, — постаралась она их поддержать, когда я была замужем, — Вика сощурилась, как от головной боли, — мы тоже ссорились, когда решали не трогать друг друга. — По напряженным лицам она поняла, что попала в точку. Вот дура! Пора сматываться. Этих двоих надо оставить наедине. Их вообще надо запереть в одной комнате с кроватью. Пусть сидят, пока не опомнятся.

Зашипело молоко на плите и Андрей с Ольгой одновременно вскочили, избавив её, наконец, от неудобного положения. Ольга схватила крышку с кастрюли, не удержала, и она грохнулась на пол рядом с ногой Андрея.

— Промазала, милая, — засмеялся он и не позволил ей нагнуться — поднял сам. Тут же взял свой телефон и вышел. Ольга рта не успела открыть.

Вика облегчённо выдохнула. Ну, уж у подружки она всё повыспросит! Повернулась к Ольге:

— Это правда?

— Что?

— Вы решили воздерживаться?

— Нет, просто так получается, — подруга отвела глаза, принялась вытирать убежавшее молоко.

Был бы у неё, у Вики, мужчина, она бы из кровати не вылезала. Что же происходило между этими двумя? Обиды? Поговорить с Андреем наедине? Чего ему не хватало? Может, времени? Сколько они уже женаты?

— Что ты там вообще готовишь? — повернулась Вика, — мы сегодня, наконец, поедем деньги тратить?

— Да успеешь ты с ними расстаться! Потерпи, сейчас крупу засыпаю и выключаю.

Вернулся хозяин, и разговор сам собой зашел о диете. Андрей с шутками и прибаутками рассказывал Вике о тонкостях системы питания и тренировок: видимо это стезя для него была сейчас самой интересной. Ольга вставляла замечания, подливала чай. По тому, как старательно Андрей отводил взгляд, как не торопилась вставать подруга, по жестам, паузам в разговоре, принужденному смеху, Вика в который раз получила подтверждение влюбленности Зуевых.

Постепенно утро вошло в спокойное русло, в беседе заскользили добрые поддевки и юмор. Вика задавала вопросы, не забывая следить за парочкой. Она поймала себя на мысли, что впервые за долгое время, Андрей искренне не противен ей. Какие бы сложности не существовали между ними с Андреем и между Андреем и Ольгой, ей вдруг стало легко здесь. Было бы здорово чувствовать это всегда. Может все-таки остаться ещё на одну ночь?

Она уже совсем расслабла, когда Ольга, в конце-концов, пошла собираться. Они остались вдвоём, и Андрей пристально посмотрел на неё. «Сейчас спросит про Ольгу», — мелькнуло у Вики.

— А что у вас с Ярославом? — Андрей прищурил глаза, и Вика растерялась.

— Ничего, — медленно ответила она.

— Не пора ли простить его? А заодно и меня.

— Мне не за что его прощать. Тем более тебя.

— Он думает только о вас, — в голосе Андрея звучало участие, которое Вика не желала слышать.

— Я не хочу об этом говорить, — она отвернулась, встала и понесла чашку к мойке.

— Он любит тебя.

Вика промолчала, включила воду, подставила посуду под струю.

— Любит, — добавил Андрей.

— Сомневаюсь, — Вика выключила воду, убрала чашку, поискала полотенце и вытерла руки.

— Почему?

— Потому что он ведет войну исподтишка!

— Войну?

— Да, войну, — чуть ли не огрызнулась Вика, — войну без чести и совести.

— Он не сделает тебе больше больно, — Андрей смотрел очень мягко. Не думал ли он жалеть её? Она почувствовала себя очень неустойчивой. Так, словно пол шевелился. Вика выпрямилась, отставила правую ногу, выдвинула вперед нижнюю челюсть:

— Не сделает, — уверенно повторила она его слова, — а если и сделает, то больно будет только мне, не так ли? — с нажимом сказала она. Неужели Андрей только что показался ей симпатичным? Про ребёнка она не хотела думать. Не сейчас. Почему они все говорят это? «Ярослав хороший». «Он не такой». «Не обидит тебя». Скоро они станут убеждать, что он жить без неё не может. Она от этого с ума сойдет. Ей было охота завыть. Ей хотелось спрятаться и спрятать малыша. Она не желала знать, повторит ли он снова то, что уже сделал. Будет добр или ещё более жесток, чем она уже видела. Не собиралась снова становиться податливой, летней. Все, что она хотела, это обнять свой живот и укрыть его от посторонних взоров. Не слышать, не думать. Не чувствовать.

— Он любит тебя, — слова Андрея заставили её моргнуть: она почти забыла, где находится.

Этого она вынести не могла. Она не станет ничего объяснять никому. Хотя ей хотелось кричать. Высказать всё: как ей нечего было есть, как она мерзла целый год, как на голову ей лилась вода из худой крыши, как на неё орали чужие люди, как её втоптали в грязь, как Ярослав хотел заплатить за секс, как на вопрос «Почему именно она?» он отвечал равнодушно «Почему бы нет»? Как он говорил, что любит её, а потом выворачивал руки, унижал, изобличал и калечил. Он исчерпал её до дна.

Вика обернулась в поисках подруги. Ей нужна была поддержка. В этот момент она радовалась, что между Ольгой и её мужем сохранялось расстояние.

Позади стоял Ярослав. На секунду ей показалось, что она увидела в его глазах муку. Нет! Смешавшись, Вика отступила. Как давно он был здесь? Что она сказала? Он слышал?

Почему в его присутствии у неё рассыпались мысли? Почему она чувствовала себя рядом с ним маленькой девочкой? Ей захотелось исчезнуть. Где сумка? Вот она — рядом с обувью. Ольга поймет.

— Вика, — голос Ярослава умолял. Она лихорадочно запихивала ноги в кроссовки. — Прошу тебя, не уходи. Я уйду.

«Бежать! Бежать!» — заклинал инстинкт самосохранения.

— Ты — смысл моей жизни, — сказал он, но она уже хлопнула за собой дверью.

Когда Ольга её догнала, они сели в машину и вяло прокатились по магазинам. Настроение упало у обеих. Закончилось тем, что Ольга просто отвезла её домой.

Она запретила себе думать о нём.

В конце июля Вика оформила декретный отпуск. Была и радость: наконец-то она освободилась от ежедневного хождения на работу. Был и страх: ежемесячная выплата заработной платы закончилась. Теперь ей надо было очень осторожно распорядиться деньгами, которые она получила на декрет и обнаружила на картах.

В первые дни отпуска Вика позволила себе спать всласть, гулять, когда вздумается, рисовать день и ночь. Тоска по неизвестности, происходящей на территории дома фабриканта, вылилась в новые, более яркие рисунки. Она жалела, что у неё нет отцовой библиотеки, где так любовно собраны книги по искусству, которые всегда были неиссякаемым источником информации. Боль потери резанула острым ножом, и в который раз напомнила о предательстве Выгорского.


Глава 33. Ольга.


Какой продуманный чертеж

Лица и рук! Какая точность!

Она приходит — и в чертог

Коморка расцветает тотчас.

Б.А. Ахмадулина


Андрей заходил в тупик, размышляя о Ярославе и Вике, так же как и о своём браке. Ольга была для него загадкой. Уязвимая и бойкая, шипящая и хихикающая, чуждающаяся и отзывчивая — она менялась сто раз на дню. Надо отдать ей должное, она не стушевалась у Ольги Петровны, помогала с диетой, регулярно напоминала о яблоках, тренажерном зале или ещё какой-нибудь забытой ерунде. К большому удивлению Андрея, его это не раздражало. Может быть потому, что жена говорила назидательным тоном, от которого у него внутри горла рождалось бульканье, переходящее в смех? Он унимал его и старался держаться от неё подальше. Угрюмо отворачивался и уходил. Он не желал показывать ей свою влюбленность. Разве это не было и так ясно, коль он похудел ради неё больше, чем на десять килограмм?

Его жена, кажется, осталась единственной женщиной, которая не замечала перемен. Она воротила нос, не смотрела в его сторону, мало разговаривала. Андрея это бесило. Ангельское лицо и голова, наполненная кем угодно, только не им. Однажды он видел, как она болтала с парнем из подъезда. Как будто у него было мало поводов для ревности.

Он чуть не убил их обоих.

Как же ему хотелось всё бросить и уйти. Сдаться, как он делал сотни раз. Когда Мирослава, его первая любовь, оставила его и отдала себя другому, когда вместо факультета мировой политики он, по настоянию отца, поступил на юридический. Когда продолжал работать в ключе полученного образования, в то время как душа рвалась в сенаторство.

В тот день, когда Ольга впервые вслух выказала симпатию, сказав, что он, как муж — подарок для любой женщины, сердце его сжалось. Затем сделало нечто вроде сальто и, похоже, перестало биться. Но он не подал виду. Она говорила с паузами, выдерживая ровно столько времени, чтобы он потерял самообладание. Он не стал её слушать: дошедший до крайних пределов непонимания, уехал. Она его не любила, какой был смысл обманываться? Ещё глупее было верить, что это когда-нибудь произойдет.

Она смотрела так, словно испытывала голод по его ласкам, а потом требовала не трогать её. Хотя в последние дни, чем больше она отнекивалась, отвергала его, тем меньше он ей верил. Кажется, и ему и ей самой становилось понятно, насколько глупо и упрямо её вранье. Это поднимало выше облаков. С тех пор, как он решил не прикасаться к ней, с тех пор, как кривая его веса медленно, но верно ползла вниз, как женщины стали обращать на него внимание на улице, его жена, кажется, всё больше путалась в своих чувствах.