– Можно я вам помогу, Марсель?

Обернулась – стоит в дверях кухни, смотрит своими фантастически прекрасными глазищами.

– Чем ты мне хочешь помочь, Джаник? Неужели посуду помыть?

– Могу и посуду. Что попросите, то я и сделаю. Только фартук мне дайте, чтобы рубашку не запачкать.

– Да ладно, Джаник, спасибо, ничего не нужно. Иди веселись. Там Юрка какой-то конкурс затеял.

– Нет, я лучше с вами. Не гоните меня, пожалуйста.

– Ну… Тогда достань из того вон шкафчика чайный сервиз, надо чашки протереть полотенцем. Сможешь?

– Конечно.

– Спасибо, Джаник. А пока ты мне помогаешь, мы посплетничать успеем. Скажи, а у Юрки с Леной… У них что сейчас в отношениях?

– Да все, как обычно. А почему вы спросили?

– Просто так. Спросила, и все.

– Да вы не беспокойтесь, Марсель. Лена очень серьезная девушка и к Юрке относится очень серьезно. Я думаю, из нее неплохая жена получится.

– Ну уж, сразу и жена.

– А почему нет? Если Юрка ее любит, она его любит.

– Да какая любовь, что ты, Джаник? В пятнадцать-то лет, господь с тобой! Осторожнее, коробку не урони.

Наверное, не надо было восклицать под руку – потому Джаник и дрогнул, и развернулся к ней слишком резко, и коробка с сервизом вывернулась и шмякнулась-таки на пол. Они молча застыли, стоя напротив друг друга. Потом Джаник наклонился, открыл крышку, поднял на Марсель виноватые глаза:

– Две чашки разбились, Марсель. Остальные целые.

– Ну ладно, что теперь поделаешь? – попыталась она прикрыть досаду беспечностью. – Доставай те, что уцелели, а коробку с осколками я потом выброшу.

– Марсель… Я вам новый сервиз куплю. Самый лучший.

– Да бог с ним, с сервизом! Прекрати! Разбился и разбился, на счастье, значит. Ну-ка, дай я сама посмотрю, что там…

Она присела на корточки, потянулась рукой, чтобы достать чашку… И сама не поняла, что в следующий момент произошло. Джаник вдруг схватил ее ладонь и приник к ней губами, а Марсель почувствовала, какие они горячие, как сильно дрожат. Попыталась выдернуть руку, но не сумела – так он ее крепко держал. Почти мертвой хваткой.

– Джаник, прекрати… Что ты делаешь? – спросила хриплым от испуга шепотком.

Он будто не слышал. И на нее вдруг паралич напал. Наверное, это испуг такой сильный был. Неловкость. Стыд. А еще казалось, что через ладонь проникает в нее что-то незнакомо опасное, горячее и… И недостойное. И надо этому положить конец, и немедленно.

– Джаник, отпусти мою руку, слышишь?

Она очень старалась говорить строгим, почти ледяным голосом. Но тон все равно получился испуганный, даже истерический какой-то. Марсель растерялась, запаниковала. А кто тут не растеряется – в подобной ситуации? А если, не дай бог, еще и принесет в кухню кого-нибудь из гостей?

Джаник отпустил ее руку, поднял глаза. Они тоже были горячими и так же будто дрожали слегка.

– Иди к гостям, Джаник. Ты слышишь меня?

– Марсель. Я хотел вам сказать… Я вас…

– Иди к гостям, Джаник! – сурово перебила она его, уже зная, какое слово должно было прозвучать за этим «я вас…».

Он послушно поднялся, шагнул к двери. Ушел, не оглянувшись. Она с большим трудом начала приходить в себя, освобождаясь от непрошеного стыда и чувства неловкости. Будто сама была виновата в случившемся. Потом долго это странное чувство вины преследовало ее. И чувство стыда. И не в том дело, что сама по себе ситуация была нелепой и вызывающей стыд. Дело было в осознании своей стыдной реакции – так нелепо испугалась, что Джаник проговорит всю фразу до конца! Не надо было его останавливать. Пусть бы проговорил. А она бы собралась и что-нибудь достойное и назидательно-воспитательное ему ответила. По-доброму бы ответила, по-хорошему, не обижая. А получилось, будто она сама испугалась продолжения фразы. То есть повод дала. Хотя – какой тут может быть повод? К чему повод?! Фу, как все нехорошо, как неловко все получилось.

А потом ничего, забылось как-то. Сгладилась внутренняя неловкость. Да и в дальнейшем общении с Джаником Марсель была настороже, то есть держала дистанцию на уровне прежней дружелюбной вежливости, давая понять, будто и не произошло ничего такого, из ряда вон выходящего. А если оно и было, то стерлось из памяти как незначительное случайное событие. И всем своим поведением будто предлагала Джанику оценить это событие точно так же. Да, вполне искренне предлагала, с высоты своей взрослой и в меру дружелюбной снисходительности. И тем не менее каждый раз ощущала ожог на коже, когда Джаник смотрел на нее.

Но что такое этот ожог? Это подсознательная реакция, только и всего. Наверное, женская природа так устроена – всем поневоле нравятся эти взгляды-ожоги. Даже тогда нравятся, когда ты их вовсе и не желаешь. И ничего с этим не поделаешь – это природа как таковая, это женское начало такое, независимое от желания или нежелания. И ладно, и черт с ним. И пусть будет, жалко, что ли? И никакого чувства вины не должно быть, а тем более стыда.

– Ты о чем так глубоко задумалась? А, Марсель? Ты на каком сейчас облаке сидишь? Может, меня с собой возьмешь, а?

Насмешливый голос Лени застал ее врасплох. Марсель вздрогнула испуганно, подняла голову, махнула рукой:

– Да на каком еще облаке… Я думаю, надо бы завтра в моей квартире порядок навести. До Юркиного дня рождения всего ничего осталось. Ты, кстати, дежуришь завтра?

– Нет.

– Значит, поможешь мне, да?

– Помогу, конечно. И по магазинам надо проехаться, продуктов для такого грандиозного события прикупить.

– Слушай, Лень, а как ты думаешь, у Юрки с Леной все серьезно?

– Думаю, да. Она вообще девушка серьезная, из тех, что если уж вцепятся в кого, то за всю жизнь от себя не отпустят. Что в руки смолоду упало, то и мое.

– Ой, не знаю, Лень, хорошо это или плохо.

– А чего плохого-то, сама подумай? Тем более Юрка и сам не прочь в Ленкины руки упасть. И вообще. Чего зря вперед заглядывать? Нам с тобой на данный момент с программой-минимум надо справиться – с Юркиным днем рождения. А дальше – поживем – увидим.

* * *

К Юрке на день рождения собрался почти весь выпускной класс, и разговоры за столом были соответствующие – кто в какой институт подал документы и «хорошо, что закончилась эта бодяга со школой». И вообще, здравствуй, новая жизнь, такая взрослая, такая прекрасная!

Леня сидел за столом, глядел с умилением на все это «племя младое, незнакомое», на это почти взрослое, но пока еще сопливо зеленое буйство. Марсель наклонилась, шепнула ему на ухо:

– Лень, помоги мне. Надо еще колбасы и сыра нарезать, салатиков на стол добавить. Они метут все подряд, я не успеваю. А до горячего еще далеко, я только-только мясо в духовку поставила.

– Да, конечно… – встрепенулся Леня, поднимаясь из-за стола. – Сейчас еще подкинем колбаски для молодых организмов, и рыбки, и сыра, и салатиков. Пусть метут под разговоры да под шампанское.

– Боюсь, Лень, еды не хватит. Может, музыку громче врубить, пусть танцуют?

– Да успокойся, они сами разберутся, когда белки с углеводами в себя закидывать, когда пляски плясать. Пусть все идет, как идет.

– Хорошо, что я два больших торта купила, одного бы точно не хватило.

Выходя из комнаты с пустыми тарелками в руках, Марсель обернулась. Понятно, почему она это сделала – Джаник проводил ее взглядом. Наверное, так же бессознательно оборачивается любая женщина, когда ей пристально смотрят в спину. Сначала обернется, потом подумает – зачем.

А затем, что взгляд слишком пристальный. И жгучий. И сам будто страдающий от неловкости и тоже от некоторой бессознательности – простите, мол, ничего не могу с собой поделать…

На миг ей стало нехорошо, будто шевельнулось внутри забытое чувство стыда. Но в следующую секунду она старательно стряхнула его с себя – да что это такое, в самом деле?! В чем она виновата? Перед кем виновата? Подумаешь, мальчишка что-то надумал в своей голове. Он придумал, он пусть и стыдится, и сам разбирается со своими гормонами, которые вдруг заблудились и пошли не в ту сторону. Вон, сколько красивых девчонок за столом сидит! Она тут при чем?

На кухне они с Леней дружно принялись за работу, и давешнее неприятное ощущение исчезло, будто его и не было. Мясо шкворчало в духовке, из гостиной доносился до кухни заразительный звонкий гогот, и Марсель с Леней тоже принимались улыбаться – просто так, невольно попадая в струю молодого веселья.

– Ну все, неси новую партию еды, Лень. Поднос возьми, в руках не удержишь. Аккуратнее в дверях… – командовала Марсель, наклоняясь к духовке.

Потом забрала оставшиеся тарелки с нарезкой, понесла их к столу. Что-то щелкнуло внутри коротким испуганным приказом – на Джаника не смотри! И опять ей на миг нехорошо стало. Нет, что за приказы такие? Почему это – не смотри? Если «не смотри», значит, она во всем этом безобразии как-то участвует? Да ну, ерунда… Еще чего не хватало!

И первым делом, подойдя к столу, ответила на его взгляд улыбчивым равнодушным спокойствием. Уймись, мальчик. Сообрази, кто я тебе? Я мама твоего лучшего друга, и больше никто. Мама, понимаешь?

Джаник будто ее услышал, глаза отвел. Очень быстро отвел, будто испугался даже. Вот так, правильно. Тут и музыка грянула, Юркина любимая. Медленная, тревожная композиция группы Скорпионс «Maybe I maybe you»… Так грянула, будто морозом по коже пробежала. Вроде простые слова, а за душу цепляют. Или это голос у Клауса Майне такой волшебный?

Может, я, может, ты

Сможем изменить этот мир.

Мы тянемся к душе,

Которая бродит впотьмах…

Кто-то тронул ее за плечо. Марсель повернула голову – Джаник. И когда успел подойти? Вроде секунду назад за столом сидел.

– Марсель… Пойдемте танцевать. Пожалуйста.

– Я не могу, Джаник. Видишь, хлопот много. И мясо там в духовке.

– Да иди, чего ты! – неожиданно возник рядом Леня, даже подтолкнул слегка. – Иди танцуй, если пригласили. А за мясом я сам пригляжу.

Марсель пожала плечами, то ли соглашаясь, то ли нет. И сама себе не могла объяснить, почему ступила на эту скользкую тропинку «то ли да, то ли нет». А когда оказалась в горячем кольце мальчишеских рук, ощутила весьма отчетливо, что они вовсе и не мальчишеские, а мужские, твердые и даже властные, и сердце забилось так тревожно и незнакомо, что дышать стало неловко, будто воздух с трудом проникал в легкие. И музыка все наплывала и наплывала волнами, не укачивала и не успокаивала, а лишь увеличивала тревогу.

В мире, наполненном болью,

Кто-то зовет тебя по имени…

Почему бы нам не сделать это на самом деле?

Может, я, может, ты…

Какая длинная композиция. Кончится она когда-нибудь или нет?! Скорей бы освободиться от сильных рук Джаника. И не чувствовать его горячее дыхание у щеки. И вернуть себя самой себе. Потому что нельзя так. Неправильно это, что она сейчас чувствует. Это… Это же ужас, что она сейчас чувствует! Это стыд, это пошлость, это безнравственно, в конце концов! А еще, наверное, у нее щеки горят. И не дай бог кто-нибудь из «племени младого и незнакомого» заметит, выдаст какие-то свои дурацкие подозрения.

Музыка кончилась, и Марсель вынырнула из объятий Джаника, испуганной птицей порскнула на кухню. Джаник было пошел за ней, но Юрка его зачем-то окликнул. И хорошо, что окликнул. И музыка заиграла уже ритмично разухабистая, и племя младое дружно выскочило из-за стола.

Остаток вечера Марсель уже сторожила, чтобы снова не попасть на медленный танец в объятия Джаника, носилась из гостиной в кухню с озабоченным лицом заполошной хозяйки. Когда Леня спросил, отчего она такая взбудораженная, махнула рукой:

– Голова разболелась, Лень. Может, я им сейчас горячее подам и домой пойдем? Тем более мы утром на дачу к Зиновьевым ехать собирались, тебе спать надо лечь раньше, чтобы хмель выветрился.

– Что ж, пойдем. Я так полагаю, наше присутствие им уже как кость в горле. Пусть отрываются, сколько влезет, лишь бы квартиру не спалили.

Марсель рассмеялась, беззаботно махнула рукой:

– Не переживай. Если что, соседи пожарных вызовут. Я сейчас Юрке все указания дам. Чтобы про торты к чаю не забыли.

– Так лучше не Юрке, лучше Лене указания дай. Она девушка более ответственная, все сделает как надо.

Лена слушала ее указания с очень серьезным видом, важно кивала головой. Потом произнесла:

– Не беспокойтесь, пожалуйста, все будет нормально. Я за всем прослежу. И утром все приберу, квартиру вымою.

– Утром? А вы что, до утра гулять собираетесь? – удивленно распахнула глаза Марсель.

А Лена вдруг покраснела, нервно сжала ладошки. Хорошо, что Леня пришел на помощь, позвал ее из прихожей:

– Марсель, ты идешь?

– Да, иду… – заторопилась она, виновато улыбнувшись и тронув Лену пальцами за предплечье: – Пока, Леночка… Смотри, чтобы все в порядке было, ага? И музыку после одиннадцати приглушите немного, чтобы соседи не возмущались. А мы с утра на дачу к друзьям уедем, не теряйте нас, хорошо?