Она молча кивнула головой, соглашаясь. И впрямь, не идти же по улице, на ходу проливая слезы.

– Идем… – настойчиво повторил Джаник, тронув ее за локоть.

Локоть она отдернула, но послушно поплелась за ним в скверик. Благо идти было всего ничего, только дорогу перейти. Усевшись на первую попавшуюся скамью, повернула к нему залитое слезами лицо, проговорила на горестном выдохе:

– У меня отец умер, Джаник, представляешь? Полгода назад! А мне даже не сказали! Ну как так можно было, а? Взяли и не сказали… Я только сейчас об этом узнала.

– Ничего себе… Но как же так получилось, Марсель? Почему тебе не сказали? Почему?!

Джаник почти выкрикнул это «почему», и она расплакалась того горше, уловив энергию искреннего и в то же время крайне возмущенного сочувствия. Наверное, именно такого сочувствия она и ждала от Лени… Такого же искреннего. Такого же возмущенного. Без лишних циничных выводов, пусть хоть сто раз юридически правильных, о причинах этого обидного «не сказали».

– Да долго объяснять почему… – махнула она рукой и вздохнула длинно, со всхлипом. – Да и не в этом дело… То есть не в причинах… Просто мне очень обидно, понимаешь? За себя обидно, за отца обидно. Даже не попрощалась с ним по-человечески. Хотя мы с ним не общались, но ведь он мой отец… Другого отца не было и не будет… Понимаешь?

– Понимаю… – обнял ее за плечи Джаник, участливо заглядывая в глаза. – Конечно, я понимаю, как тебе обидно, Марсель… И неважно, что вы не общались, это правда. И не в причинах дело, ты правильно говоришь. Какие тут могут быть причины? Да какие бы они ни были, все равно очень больно… Да, я тебя понимаю, Марсель…

Он еще что-то бормотал ей в ухо, повторяя одни и те же фразы, и покачивал ее в своих сильных руках, и утирал слезы со щек дрожащими фалангами пальцев. И она в какой-то момент поняла, как хорошо плачется в его объятии. И не только плачется, а вообще хорошо. И в то же время стыдно. Ужас как стыдно. Но пусть этот стыд продлится еще секунду… Еще немного, еще чуть-чуть… Пусть она будет та самая сучка из русской народной поговорки… Но еще самую малость!

– Вообще-то я за билетом на поезд пошла… – наконец сделала она попытку высвободиться из его рук. – Да, мне надо идти, Джаник. Хочу сегодня же уехать, вечерним поездом. Надо же на могилу к отцу сходить, надо проститься, хотя бы так… Сама не знаю, почему тороплюсь, но почему-то чувствую, что так надо. Мне самой надо, понимаешь?

– Ты все правильно чувствуешь, Марсель. Я понимаю. И я бы тоже торопился на твоем месте.

– Ты и правда понимаешь? – спросила она, с пристальным интересом глянув ему в лицо.

– А как же еще? – вскинул вверх красивые брови Джаник. – Разве по-другому можно?

– Ладно, это я просто так спросила… Спасибо тебе, Джаник.

– Да за что?

– За сочувствие. За понимание. Ладно, извини, мне надо идти… – решительно поднялась она со скамьи, вытирая ладонями щеки. – Тут билетные кассы недалеко…

– Я пойду с тобой!

– Да зачем… Я уже пришла в себя, спасибо.

– Но я просто буду рядом… Пожалуйста, Марсель, не гони меня…

– Джаник, ну сколько мы будем говорить об одном и том же? Не надо за мной ходить! Как ты не понимаешь, что ставишь меня в дурацкое положение?

– Да я понимаю… И про дурацкое положение тоже. Только я сам себя не понимаю, Марсель. Потому что я ничего не могу без тебя. Ни думать не могу, ни дышать, ни жить… Ни понимать… Я все время чувствую твое присутствие рядом, где бы ни был. Ты смеешься – мне весело, ты плачешь – у меня сердце болит. Что мне с этим делать, Марсель? Я все время о тебе думаю!

– А ты возьми себя в руки и постарайся не думать. И у тебя все получится. Потому что ты сильный. И потому, что так надо.

– Кому надо?

– Всем, Джаник. Тебе, мне… Юрке… Леониду Максимовичу, Юркиному отцу… Представляешь, что бы они почувствовали, если бы увидели меня на скамейке в твоих объятиях? Или там, в парке, под дождем?.. Ты ведь их уважаешь, правда?

– Да. Очень уважаю. Но тебя я люблю сильнее моего уважения. Я больше всего на свете тебя люблю, Марсель.

– Ну вот, опять ты!..

Так, препираясь, они дошли до билетной кассы. И паспорт в окошко пришлось протягивать, и билет заказывать, стоя плечом к плечу с Джаником. Потом, когда отошли от окошка, Джаник вдруг потянул билет из ее рук:

– Дай-ка я посмотрю…

– А чего на него смотреть? – пожала плечами Марсель. – Билет как билет… На вечерний поезд…

– Да, действительно… – задумчиво подтвердил Джаник, возвращая ей в руки билет.

– Ты иди, ладно? Правда, Джаник, иди… Мне до поезда еще много дел надо успеть сделать.

Джаник ответил едва заметным кивком и странной полуулыбкой, будто думал о чем-то своем. Она повернулась, пошла молча. И правда, надо еще многое успеть. Надо в магазин забежать и продуктов купить, потом обед на два дня вперед приготовить. Много дел, много.

* * *

На поезд Марсель едва не опоздала, прибежала на вокзал в последнюю минуту, сунула билет уже поднявшейся в вагон проводнице. Пока шла к своему купе, пытаясь восстановить дыхание, поезд успел сдвинуться с места, тихо заскрежетали колеса. А вот и седьмое купе… Отдернула дверь, вошла и даже не удивилась, когда увидела своего попутчика.

– Я уж боялся, что ты опоздаешь… – тихо проговорил Джаник и тут же отвернулся к окну, будто заранее отвергая ее возмущение.

– Да, чуть не опоздала. Провозилась с делами… – Она плюхнулась на соседнее сиденье, все еще тяжело дыша. – Бежала сейчас по перрону, как взмыленная лошадь.

– Тебе воды налить?

– Налей.

Джаник выудил из дорожной сумки большую бутылку с минеральной водой, пластиковую оранжевую кружку, не спеша налил воды, поставил перед ней.

– А есть хочешь?

– А что, у тебя и еда есть? – сделав несколько жадных глотков, насмешливо спросила Марсель.

– У меня все есть. Вот тут курица жареная, тут ряженка, еще помидоры с огурцами… Хочешь, салат сделаю? Я даже зелень взял… Укроп, кинза, базилик… И масло оливковое…

– Что, целую бутылку?

– Нет, отлил в пузырек. Чтобы на салат хватило. Я знаю, ты любишь салат с оливковым маслом.

– Откуда знаешь-то?

– Так, наблюдал. Я ведь часто бывал в вашем доме.

– И что ты еще наблюдал в нашем доме?

– Тебя. Все время тебя наблюдал. Неужели ты ничего никогда не чувствовала?

– А что я должна была почувствовать, Джаник? Ты же ребенок, друг моего сына. Да мне бы и в голову не пришло даже заставить себя что-то там почувствовать! Ты хоть понимаешь, как это называется, о чем ты сейчас говоришь?

– И как?

– Совращение малолетнего, вот как. В том смысле, если бы я что-то такое почувствовала… Если бы начала обращать внимание или придавать значение… Фу, совсем запуталась, в общем! Хорошо, что оно есть, это самое «если бы». А так – засудили бы меня к чертовой матери, в тюрьму посадили. Ты ведь не хочешь, чтобы меня посадили в тюрьму?

– За что? Ведь между нами ничего не было…

– А правоохранительные органы это и не волнует вовсе – было, не было… Если есть покушение на преступление, считается, что и само преступление было. Так что не говори больше, пожалуйста, что я должна была что-то там почувствовать! И вообще… Тебе не кажется, что ты заигрался, а? Я что, просила тебя покупать билет в этот поезд, в это купе? Я просила жареную курицу, кинзу и базилик, и оливковое масло в бутылочке? Ты и впрямь во все это слишком заигрался, Джаник!

– Я не заигрался, Марсель. Я вообще в игры не играю. Я люблю тебя. Так ты салат будешь? Смотри, какие помидоры… А зелень какая… А запах… М-м-м… Я очень вкусный салат сделаю… Будешь?

Она безнадежно махнула рукой, отвернулась к окну, произнесла вяло:

– Давай… Все равно ты ничего понимать не хочешь, хоть говори, хоть нет… Делай свой салат, не пропадать же добру!

– Вот именно! – воодушевился Джаник, извлекая из сумки бумажные тарелки, вилки, нож. – Зачем добру пропадать? Добро никогда и ни при каких обстоятельствах не должно пропадать. Любовь – это ведь тоже добро. Разве можно кого-то обидеть любовью? Наоборот, любовь уважать надо. И судьбу благодарить.

– Значит, ты хочешь, чтобы я тебе еще и благодарна была?

– А разве я о тебе сейчас говорю? Я о себе. Это я свою судьбу благодарю, что в ней любовь есть. Другие всю жизнь у судьбы этого счастья просят, а им не дают. А мне дали так рано. Я ничем не заслужил, а мне уже дали.

– То-то и оно, что рано, Джаник! По-моему, слишком рано! И не в том направлении! Обозналась малость твоя судьба, понимаешь? Временем и объектом ошиблась!

– Это ты – объект, да?

– Выходит, что так, да. Я – ошибка твоей судьбы. Красиво звучит, да? Хотя больше смешно, чем красиво… Такая взрослая тетя по имени ошибка-обознатушка…

Джаник вздохнул, ничего не ответил. Она тоже замолчала, смотрела, как ловко он расправляется с помидорами-огурцами, как режет зелень, как размешивает овощи в пластиковой миске, сбрызгивая их оливковым маслом. Все движения четкие, руки умелые, уверенные.

– Ешь… – протянул он ей по столику картонную тарелку с салатом. – Хлеб возьми… Ты у курицы какую часть любишь, ножку или крылышко?

– Ты ведь все о моих вкусах знаешь, зачем спрашиваешь? – спросила она насмешливо и грустно.

– Да так… Из вежливости спросил… – почти так же насмешливо ответил Джаник, с хрустом выламывая из куриного тела аппетитно прожаренную ножку. – Вдруг ты опять на саму себя захочешь дело шить… Как оно, это преступление, называется-то, я забыл?

– Покушение на совращение малолетнего.

– У-у-у… Как страшно. Вай-вай, боюсь, боюсь.

– По-моему, ничего смешного тут нет. Какие могут быть шутки с Уголовным кодексом?

– Ешь давай. Ты проголодалась, наверное, оттого всякие глупые мысли в голову лезут. Ешь, а то скоро станция будет, в купе еще кто-нибудь сядет… Суета начнется…

На следующей станции и впрямь в купе подсела женщина с девочкой-подростком, и Джаник благородно уступил им свою нижнюю полку. Время было позднее, пора было обустраиваться с ночлегом. Вскоре суета улеглась, выключили и без того слабый свет, и Марсель натянула на себя простыню, отвернулась к окну. Поезд мерно постукивал колесами, качало и убаюкивало, как в люльке, тянуло в сон… Уже засыпая, Марсель вспомнила вдруг, что так и не позвонила Татьяне, не предупредила о своем приезде. Ничего, завтра выходной, завтра она наверняка будет свободна и сможет отвезти ее на кладбище. Хорошо, что ехать всего ничего – одну ночь… Как только заселится в гостиницу, сразу Татьяне и позвонит…

Город встретил их утренним холодным дождем, и Джаник заботливо раскрыл над ее головой зонт.

– Надо же, какой ты предусмотрительный… А я не догадалась зонтик взять…

– Да, я такой, предусмотрительный. Когда думаю о тебе, сразу изнутри собираюсь и все предусматриваю. И все наперед предполагаю – а вдруг дождик пойдет, и ты промокнешь, простынешь, заболеешь? Я и не только дождик предусматриваю…

– Джаник, ну хватит. Пощади, а? Я и без того себя отвратительно чувствую. Надо было высадить тебя из поезда на ближайшей станции, а я этого не сделала.

– Знаешь, рядом с вокзалом есть неплохая гостиница, я там уже номера забронировал.

– Как это? – подняла на него Марсель испуганные глаза.

– Да обычно, как… По Интернету… Так все делают.

– И когда ты все успел, интересно?

– Знаешь… Когда я о тебе думаю, я…

– Все, Джаник, хватит! Совсем добить меня решил?

– Ладно, пойдем в гостиницу.

Заселили их быстро. Хорошо хоть, предусмотрительный Джаник не забронировал номер один на двоих, а то бы со стыда сгорела перед пожилой дамой-администраторшей, выдавшей им ключи. Впрочем, номера оказались хоть и разные, но рядом… И даже балкон оказался общим.

Первым делом она набрала домашний номер Татьяны, и та ответила сонным недовольным голосом:

– Да, слушаю…

– Татьяна, это Марсель. Я сегодня утром приехала, только что заселилась в гостиницу. Когда мы с вами можем встретиться?

– Ой, так я прямо сейчас могу… Чего тянуть-то… – настороженно произнесла женщина. – А где твоя гостиница?

– Около вокзала… Называется «Зеленая веранда», знаете?

– Знаю, чего ж не знать… Это недалеко от моего дома. Так я прямо сейчас приду?

– Да… Я буду ждать вас внизу, в летнем кафе, под тентами. Это рядом с гостиницей.

– Да знаю, знаю… Сейчас приду. Ой, как я тебя узнаю-то?

– Я буду в светлых джинсах и белой футболке… Рюкзак тоже белый…Что еще? Ну, волосы у меня светлые, длинное такое каре… На глаза падают…

– Поняла. Такая вся из себя фифа модная, значит. Найду, что ж.

– Да я вовсе не фифа…

– Ты не обижайся, шучу я так.

– Ладно… А вы? Как я вас узнаю?

– А чего меня узнавать? Баба как баба, о джинсах давно не мечтаю, потому как на мою задницу никаких джинсов не подберешь. И белого рюкзака у меня отродясь не бывало. Так что не беспокойся, я уж тебя сама как-нибудь разгляжу.