Вера Колочкова - Изнанка счастья

– Доброе утро, Марсельеза. Как спалось? Хорошо?

Она села на постели, суетливо убрала волосы за уши, прошептала хрипло:

– Юрка меня вчера заставил валерьянки выпить… Лошадиную порцию… Я сейчас встану, Лень. Я уйду, если ты хочешь. Я понимаю…

– Да ладно, уйдет она. Ишь, какая шустрая нашлась. Куда пойдешь-то? В свою пустую квартиру?

– Какая разница? Просто уйду… К себе, к подруге… Не знаю пока.

– Вот и я не знаю, Марсельеза. И оттого полным идиотом себя чувствую. Нет, не в том смысле, будто я оскорблен и обижен как мужик… Нет. Просто я растерялся, что ли… Помнишь, мы с тобой договаривались, что ты будешь свободна? Что в любое время можешь уйти к тому, кого полюбишь, а я тебя держать не стану?

– Лень…

– Нет, ты скажи! Помнишь?

– Да, помню. Но…

– Вот потому я и в растерянности, Марсельеза. Вроде как и слово нужно сдержать, и отпустить тебя с любовью и благодарностью за прожитые счастливые годы, но… К кому отпустить-то, не понимаю? К пацану этому? У которого молоко на губах не обсохло? Согласись, это не смешно даже… Вот я и решил – не отпускаю я тебя. Не пришел еще день и час. Не время. Ты как, согласна со мной, нет?

– Да… Да, конечно, Лень…

– Вот и славно. Между прочим, я отпуск оформил и даже отпускные успел получить. Главный врач, конечно, на дыбы встал, не хотел отпускать… Предупреждать, говорит, надо… И я его понимаю, конечно. Но я очень просил… Так что мы с тобой завтра утром едем на юг, Марсельеза. Одного дня тебе хватит, чтобы собраться?

– Как – одного дня? – пролепетала она растерянно. – Ведь надо билеты…

– Не надо билетов, Марсельеза. Мы с нашей старшей медсестрой, ее мужем и дочкой едем, на их машине. Боюсь, моя старуха «Нива» такого путешествия не выдержит, помрет по дороге. Можно было бы Юрку взять, но в машине всего пять мест, сама понимаешь. Да и не поедет он с нами… У него здесь свои интересы, свои мероприятия, я думаю.

– А как же он… Один останется?

– А ты в последнее время наблюдала его в одиночестве?

– Нет… Нет, конечно. Но Лена… Они же еще…

– Не совсем взрослые, хочешь сказать?

– Ну да…

– Это мы с тобой думаем, что не совсем взрослые, а они давно так не считают. В конце концов, попросим Зиновьевых за ними присмотреть. Ирка девушка ответственная, пять раз на дню будет Юрке звонить, я думаю. Так что все, решили и постановили, едем к морю! Собирайся, Марсельеза. Труба зовет! Две недели ни о чем не думаем, купаемся, загораем, пьем молодое вино, едим шашлыки! Вставай, иди кофе вари, а я пойду Юрку разбужу, обрадую…

Это были прекрасные две недели. Солнечные, обдуваемые морским ветром и обласканные волной, сытые и пьяные, и бездумно счастливые… Да, именно так, – счастливые. Наверное, простивший и прощенный бывают одинаково счастливы, и общее двойное счастье поет свою веселую песню.

Когда возвратились домой, Юрка сообщил им как бы между прочим, что Джаник уехал в Ереван. Что у него заболела бабушка и что Наринэ Арсеновна должна быть при ней. И что учиться Джаник тоже будет в Ереване… Таков долг сына и внука, и ничего с этим не поделаешь. Менталитет…

Леня выслушал сына и, не глядя на Марсель, кивнул головой. Потом пробурчал про себя:

– Вот и хорошо, Юрка. Пусть так и будет. И забыли, и ладно.

– Котлетки у тебя хороши сегодня, Марсельеза. Особенно удались. Молодец. Хорошая ты жена. Качественная. Должен наконец это признать.

– Да? – подняла на мужа глаза Марсель, улыбнулась почти равнодушно, хотя и услышала веселый посыл в его голосе.

– А где счастливый ответный энтузиазм, не слышу? Тебя вроде как муж похвалил! И пятнадцати лет со дня замужества не прошло, как научилась приличные котлеты вертеть!

– Да ну, – махнула рукой Марсель, так и не принимая Лениной шутки. – Во-первых, пятнадцать лет как раз таки прошло, и уже почти шестнадцать минуло, а во-вторых, ты с первого дня мою стряпню хвалил! Вот если бы не хвалил так часто, может, и получил бы сейчас ответный энтузиазм.

– Разве я хвалил? Не помню, – пожал плечами Леня и подмигнул ей заговорщицки. – Наверное, я тебе льстил, а не хвалил.

Марсель ничего не ответила, даже не улыбнулась, лишь взглянула на мужа грустно, словно попросила взглядом не приглашать ее в этот смешливый диалог. Мол, не до смеха ей теперь.

Леня кивнул понимающе, аккуратно положил на тарелку вилку и нож, вытер губы салфеткой. Потом проговорил серьезно, даже немного сердито:

– Ну сколько можно, а? Прекрати саму себя розгами стегать! Ведь смотреть на тебя жалко, правда!

– А ты не смотри. Ты ешь. Чаю налить?

– Послушай, Марсель. Нельзя заниматься самоистязанием, так и до нервного срыва недалеко. И почему ты не слушаешь, что я тебе говорю? Я, между прочим, тебе третий день подряд пытаюсь доказать одну простую истину – ты не виновата, слышишь? Ты поставила верный диагноз, и лечение было классическим, ничего другого для данного случая еще не придумано. И вскрытие показало, что не в чем себя обвинять. Не ты первая, не ты последняя, у кого пациенты так неожиданно умирают!

– У нее была всего вторая стадия, Лень… И все шло нормально… А потом она узнала, что ее муж бросил. Вот скажи, как он мог в такую минуту, а? Это ж равнозначно убийству… Почему у нас в Уголовном кодексе нет статьи за такой вид убийства?

– Успокойся, Марсельеза. Все равно уже ничего сделать нельзя, а ты себе душу рвешь. Нельзя так, понимаешь? Не ты отвечаешь за поведение этого мужика, он сам за себя отвечает. И вообще, не надо быть такой впечатлительной, пора научиться созидательному цинизму, иначе тебе придется уйти из профессии, каким бы хорошим врачом ты ни была. Да мы с тобой сто раз уже говорили на эту тему… Сколько можно, Марсельеза? Хватит!

– Да, да… Ты, как всегда, прав, Леня. Но ведь к смерти невозможно привыкнуть в принципе. Можно убедить себя, что привык, это да… Но я никак не могу привыкнуть. Уже десять лет в больнице работаю, а не могу… Наверное, моя впечатлительность – это природное качество и никаким преобразованиям не поддается. Нельзя на впечатлительности вырастить созидательный цинизм, как нельзя вырастить апельсины в тундре.

– А я тебе говорил в свое время, помнишь? Когда ты навострилась интерном в онкологический диспансер? Говорил, что это не твое?

– Да говорил, говорил…

– А почему не послушала?

– Не знаю… Я думала, что мы вместе будем… Что я всему у тебя научусь…

– Чему ты у меня научишься? Я хирург, а ты терапевт! Или, как Юрка, хотела династию обосновать? Но Юрка-то понятно, мужик… Вот когда он ко мне в интерны собрался, я даже не возражал. Из него хороший хирург получился, думающий, смелый, ответственный. Умеет быстро принять нужное решение, не мечется с лишними сомнениями. Знаешь, как его в нашем отделении называют?

– И как?

– Соколенок.

– А ты, стало быть, Сокол, да?

– Ну, это всего лишь производное от фамилии…

– Да не оправдывайся, Лень. Все так и есть на самом деле, вы оба, отец и сын Соколовские, хорошие хирурги. Но про Соколенка я впервые слышу, правда…

Леня хотел что-то ответить, но не успел – дверной звонок заверещал без остановки радостной птичьей трелью. Так звонил только Юрка, не отрывая пальца от кнопки.

– О, вот и Соколенок, легок на помине… – быстро подскочила Марсель со стула. – Я сама открою, сиди…

Леня кивнул, потом улыбнулся тихо, слушая их радостное щебетание в прихожей. Юрка первым вошел на кухню, плюхнулся на свободное место, глянул Лене в глаза:

– Привет, пап! Ты чего улыбаешься?

– Да ничего… Рад видеть, дорогой сынок, наконец-то в родительские пенаты решил заглянуть, в кои-то веки. Хоть поглядеть на тебя в спокойной домашней обстановке…

– Да, Юрка, отец прав! – села на свое место Марсель. – Скоро совсем к нам дорогу забудешь!

– Да на черта я вам сдался, вы и без меня хорошо живете, котлетки жуете! Да, не хватает мне, мам, твоих котлеток, должен признать… Ой как не хватает…

– А что, Лена не умеет жарить котлеты? – Нарочито удивленно спросила Марсель и добавила в том же насмешливом тоне: – И на кой фиг нам сдалась такая невестка, скажи на милость? Не-е-е, нам такую не надо… Мамочкины котлетки завсегда вкуснее будут…

– Ну, развеселились! – откинулся на спинку стула Леня, переведя взгляд с Юркиного лица на лицо жены. – Хлебом не корми, только дай похихикать вволю!

– Не, пап. Кормить меня как раз надо. И хлебом, и котлетами. Я голодный как зверь.

– Да, сейчас все организуем, Юрка… – подскочив со стула, засуетилась Марсель. – Ты с чем котлетки будешь? С картошкой или с овощами?

– И с тем, и с другим, и побольше.

– Поняла…

Пока Юрка ел, они смотрели на него с двух сторон и не замечали глупого умиления на своих лицах. Любовались. Да и было чем любоваться, если уж говорить по справедливости… Красивый из Юрки образовался мужик, обаятельный. Из глаз веселый интеллект так и брызжет, образуя энергию особой улыбчивой притягательности, и даже без помощи хамоватой брутальности обошлось, такой нынче модной… Конечно, всякий ребенок для родителей лучше других бывает, это понятно. Кто-то улыбчивым интеллектом любуется, кто-то суровой брутальностью. Было бы чем любоваться, и ладно. Много ли родительскому глазу нужно?

Юрка сыто вздохнул, отодвинул от себя пустую тарелку. Потом отвалился на спинку стула, нежно побарабанил пальцами по животу:

– Ну вот. Теперь и поговорить можно. Спасибо, мам.

– А ты, стало быть, не просто так пришел, да? – осторожно спросил Леня. – Стало быть, поговорить о чем-то хочешь?

– Ну да… – согласно кивнул Юрка. – Вернее, посоветоваться хочу…

– Ну давай советуйся, чего зря время терять!

– Тогда советуюсь. Как вы думаете, жениться мне на Ленке или подождать еще?

– Опа, приехали… – удивленно вскинул вверх брови Леня. – Ну, ты даешь… А я только что хвалит тебя – вроде как смелый ты, умеешь самостоятельные решения принимать… Зря хвалил, выходит?

– Да погоди, Лень… – сердито махнула рукой в его сторону Марсель. – Я, например, ничего плохого в том не вижу, что Юрка в этом вопросе с нами советуется. Чего ты сразу на него накинулся?

– Да потому что стыдно взрослому мужику спрашивать разрешения у мамки с папкой, жениться или нет. Сам должен знать и ни у кого разрешения не спрашивать.

– Так он и не спрашивает разрешения! Он совета спрашивает! Есть разница, Лень?!

– Так, дорогие мои, тихо, не ссорьтесь… – выставил вперед ладони Юрка. – Я понимаю, конечно, что вы сейчас не бранитесь, а тешитесь, но давайте не так яростно тешиться и браниться, хорошо? Тем более я действительно сам в состоянии принять любое решение. Просто хотелось узнать, как вы в принципе к этому вопросу относитесь. Но если не хотите, то и не надо.

– Да мы хотим, Юрка, хотим… – сердито упреждающе глянула на мужа Марсель. – Ты просто неправильно задал вопрос, и отец тебя не понял.

– Да? А как его надо было задать?

– Не знаю… Например, как вы относитесь к моей девушке, с которой я уже три года живу в гражданском браке? Вы ведь три года с Леной живете, я не ошибаюсь?

– Нет, мам, не ошибаешься.

– Да ну, ерунда… – снова сердито пробурчал Леня. – Какая ему в принципе должна быть разница, плохо или хорошо мы к ней относимся? Если три года вместе живут, это уже говорит о чем-то, правда? Тем более с первого класса за ручку ходили, и потом – неразлейвода… Не хочет же он заявить после всего этого, что сомневается в своих чувствах к Лене?

– Он не сомневается, Лень, – ответила за Юрку Марсель, глянув на него быстро. – Тут дело не в сомнениях вовсе. Просто, понимаешь… Как бы это сказать… Слишком уж все гладко и правильно у них в отношениях… И Юрку это пугает… Я правильно поняла, да? – снова глянула она в лицо Юрке.

– Ну, в общем… Да, где-то так и есть… – задумчиво подтвердил Юрка. – И не то чтобы пугает, а настораживает. Когда все гладко, сладко и вкусно, то иногда вдруг очень хочется, чтобы было занозисто и слегка отдавало горечью. Чтобы была возможность идти обратным путем – от горького к сладкому.

– Ну, наворотил, сам не понимаешь чего! – сердито усмехнулся Леня. – И в самом деле, не ожидал от тебя… За советом пришел, надо же! Какой тут может быть совет? Есть только один совет! Если любишь – женись! А не любишь – не женись, иди на поиски дополнительных горьких пилюль, может, они тебя от глупости вылечат! Да только, боюсь, поздно будет…

– Да погоди, Лень! – снова сердито глянула на мужа Марсель. – Чего ты так разгорячился, в самом деле? Не просто же так Юрка советоваться пришел! Мне кажется, тут дело в чем-то другом, а вовсе не в советах.

Подумав, она вдруг подняла на Юрку глаза, спросила осторожно:

– А скажи, Юр… Лена сама заговорила о свадьбе, да? Она хочет за тебя замуж? Хочет, чтобы все было законно, официально и по правилам? Чтобы платье, кольца, большое праздничное застолье?