Да, смешно. А от комнатки, кстати, ничего не осталось, она Юре с Леной спальней служит. Маленькая спаленка, но очень уютная, с комфортом устроенная. Юрка говорил, что Лена сама дизайн продумывала, педантично подбирала все мелочи и аксессуары. И ведь стильно получилось, глаз радуется! Да, у Лены хороший вкус, надо признать… И сама она замечательная… И красавица. И модель. И деловая. И умница. И хозяйка прекрасная – вон, буженину по маминому рецепту запекает. Запах по квартире такой плывет, что желудок плачет и стонет от спазма и желания немедленно съесть кусочек. А чего стоит Ленино стремление замуж? Не каждая нынешняя девушка может этот статус воспеть так романтически… Некоторых наоборот, в этот статус калачом не заманишь. В самом деле, что еще Юрке надо? Наверное, Леня все-таки прав – с жиру бесится, худшей альтернативы не знает.

– Марсель! Вы где? – услышала она голос Лены и заторопилась на кухню. В самом деле, зачем пришла? Комнатку свою вспоминать, что ли?

– Вот она я… Вся в твоем распоряжении, – с улыбкой вошла она на кухню, села за стол. – Давай командуй, что мне делать?

– Надо овощи для салата порезать… Огурцы мелкими кубиками, а из помидор сок удалить и тоже кубиками. Можно чуть крупнее, чем огуречные. Сможете?

– Смогу. А почему обязательно кубиками?

– Так по рецепту положено.

Марсель послушно принялась кромсать огурец, потом спросила насмешливо:

– А если не кубиками, то у салата вкус поменяется, да?

Лена озадаченно повернулась от плиты, глядела на нее долго. Марсель уже пожалела, что не к месту задала свой дурцакий вопрос, как услышала вдруг:

– Марсель, давайте не будем о кубиках, огурцах и помидорах. Давайте лучше вернемся к нашему предыдущему разговору, можно?

– Давай. А о чем мы говорили, я не помню.

– О том, что замужняя женщина всегда выглядит более достойно, чем незамужняя. И вы можете надо мной сколько угодно смеяться, но это все равно так, а не иначе.

– Почему ты решила, что я над тобой смеюсь?

– Я ничего не решила. Я это чувствую. И не говорите, что это не так.

Марсель растерялась – то ли от Лениной слегка уязвленной тональности, то ли от собственной неловкости, будто Лена и впрямь уличила ее в обманном лицедействе. И растерялась еще больше, когда девушка развернулась от плиты всем корпусом, заговорила быстро и горячо:

– Да, я хочу замуж. И я об этом открыто заявляю, потому что считаю, что это нормально для любой женщины – хотеть замуж. А все остальное – это всего лишь притворство в угоду мужчине, жалкое лукавство, шитое белыми нитками! Да, я хочу, чтобы в моей жизни все было правильно, все по нужному распорядку. Ну что делать, если я такая? Надо убить меня за это? Или смеяться надо мной, да?

– Да никто над тобой не смеется, Лен.

– Вы смеетесь. Я же чувствую.

– Я не смеюсь.

– Нет, смеетесь! Вы сразу вышучивали меня за мою педантичность, еще со школы! Да и сейчас тоже… Когда спросили про помидорные-огуречные кубики… Вы думаете, я это не почувствовала, да?

– Лен, не обижайся…

– Да я и не обижаюсь, что вы. Наоборот, я рада, что с вами можно говорить открыто, без фальши. Да, я понимаю, вам смешна моя излишняя педантичность. Но мне так лучше живется, когда все в жизни правильно, понимаете? Правильно – значит, незыблемо. Когда любимый – это законный муж, а не какой-то там мужчина, именуемый обидным словом сожитель. Правильно – это когда работа приносит хорошие деньги, а не жалкое одностороннее чувство самоутверждения! Правильно – это когда есть хороший большой дом, наполненный семейным теплом и обоюдной супружеской преданностью. Не вот эта квартира, хоть и с хорошим ремонтом, а дом… Понимаете?

– Понимаю, Лен. Только не понимаю, зачем ты мне все это так яростно доказываешь, я без того с тобой во всем согласна. Если я тебя чем-то обидела, то прости, ради бога.

– И я хочу детей, понимаете? – отмахнулась Лена от ее робких извинений. – Двоих детей! Мальчика и девочку. Это что, по-вашему, ненормально? Это плохо, да?

На этом запал ярости иссяк, и Лена вдруг втянула в себя воздух вместе со слезным всхлипом, и замахала перед глазами ладонями, боясь расплакаться и потерять «правильный» праздничный макияж. Марсель, глядя на нее, проговорила испуганной скороговоркой:

– Стоп-стоп-стоп, ты чего это, а? Нет, не реви, не надо.

– Да знаю я, что не надо. Все равно времени нет глаза поправлять, скоро гости придут.

– Вот и не реви. Нашла, из-за чего реветь. Сама себе придумала проблему, которой, может, и вообще нет.

Лена дрожащими пальцами отвинтила крышку с бутылки, плеснула в стакан минералки, выпила одним залпом. И вдруг рассмеялась:

– Простите, Марсель. И сама не понимаю, чего меня так понесло. Тем более вроде и повода нет. Юра же сегодня собрался мне предложение делать!

– Да? Ну, вот видишь… И что, прямо сегодня? В свой день рождения?

– Ну да… По крайней мере, он мне обещал. То есть я его попросила, и он обещал… И я даже все спланировала… Когда я встану, чтобы его поздравить, и скажу, какой он любимый и самый лучший, он также встанет и скажет – выходи за меня замуж… При всех гостях! Представляете? Он обещал…

– Да. Эффектная диспозиция, что же.

– Вот опять вы смеетесь надо мной, Марсель! А я же честно все говорю как есть… Не кокетничаю, не фарисействую… И все наши друзья давно ждут этого события! И мои папа с мамой тоже! Неужели это плохо, Марсель? Вы думаете, что подобное ожидание меня как-то унижает? Или вам не нравится, что я требую от Юры предложения руки и сердца? По-вашему, я не должна, да?

– Ой, сколько вопросов, Лена… Засыпала меня вопросами! Неужели тебе так важно, как я на все твои вопросы отвечу?

– Важно, конечно. Вы же моя будущая свекровь.

– Ой, какое страшное слово…

– Почему страшное?

– Ну, не в том смысле. Да, вполне хорошее слово, я не так выразилась. Лучше скажи, я правильную форму огуречным кубикам придала? И помидорным?

– Вот опять вы.

– Нет, правда! Через полчаса гости придут, а у нас с тобой, как говорится, еще конь не валялся. Говори, что мне дальше кромсать и в какой форме.

– Тогда куриную грудку порежьте.

– Кубиками, шариками или звездочками?

– Нет, лучше соломкой.

Переглянулись и рассмеялись дружно, и работа пошла споро, лишь прерывались по очереди, чтобы отереть ладонь полотенцем и кликнуть Юркин номер. Наконец он ответил.

– Юр? Ну ты где? Мы тут с Леной уже с ума сходим!

– Я еду, мам. Скоро буду.

– У тебя все в порядке?

– Да… Да, все в порядке. Потом расскажу. Через десять минут буду.

Ей показалось, что голос у Юрки грустный и… И еще что-то было в его голосе. Совсем незнакомое. Какая-то высокая и немного досадная нотка, будто его сбили с трепетной мысли. Или вывели из глубокой и тоже трепетной задумчивости. Странная такая нотка…

А в дверь уже ломились нетерпеливым звонком Юркины друзья-приятели, и Лена заполошно бежала в прихожую, не забыв на секунду остановиться у зеркала и поправить выбившуюся из прически русую прядку. Вслед за ними заявился и Юрка, и в квартире стало шумно и весело-суетно, и пришлось срочно звонить Лене, спрашивать в трубку нетерпеливо:

– Лень, ну ты где? Уже едешь? Все собрались… Давай поторапливайся!

Юркина компания объединяла в себе школьных друзей и плавно примкнувших к ним институтских, сюда же вписались и знакомые лица, примелькавшиеся на совместном с Юркой месте работы. А что делать – Юрка в любом возрасте был открыт для разнообразных дружб, притягивал к себе людей как магнит. Таков уж он… И выслушать умел, и на помощь броситься тоже умел, по пути стаскивая с себя последнюю рубаху, и векселей на дружбу никогда не выписывал – мол, я тебя сейчас выслушаю и помогу, а потом уж ты мне равноценным отдай, не греши… Но надо отдать должное, Юркины приятели и приятельницы все были сплошь симпатичные и такие же бескорыстные в дружбе, что лишний раз подтверждало известный закон человеческих отношений – подобное притягивает подобное. И Ленке волей-неволей приходилось мириться с этими многоликими дружбами и привязанностями, хотя это было «неправильно», как она считала. Потому что нельзя распылять себя в дружбе, потому что по правильному жизненному лимиту у нормального человека должна быть всего пара-тройка крепких друзей. В конечном итоге Марсель, как ни старалась, так и не сумела понять, каким способом пресловутая Ленкина «правильность» ловко умеет уживаться с Юркиной «неправильностью» – если все же руководствоваться тем самым законом человеческих отношений. Или это как раз тот случай, когда исключение подтверждает правило?

Вслед за друзьями тихо пришли Ленины родители – Марсель даже не поняла, в какой момент они появились. Как всегда, вежливо улыбчивые и в то же время слегка настороженные. Ленина мама, Татьяна Юрьевна, как-то по-особенному подошла к Юрке, глянула многозначительно в глаза. Так смотрят люди, ожидающие исполнения давно обещанного. Глянула и отошла, и заговорила о чем-то с Ленкой, а Юрка вдруг сник, будто выключился у него внутри маленький рычажок, отвечающий за беззаботное праздничное настроение. У Марсель вдруг сердце оборвалось, будто учуяло Юркину перемену…

– Что с тобой, а? – спросила глазами, поймав Юркин взгляд.

– Ничего, – так же газами ответил Юрка, натянуто улыбнувшись и подняв вверх брови. – Все в порядке, мам.

– Но я же вижу. – не отпустила она его взглядом.

– Да все в порядке, мам. Что ты. Тебе показалось, – весело нахмурил брови Юрка, а вслух спросил громко: – Где папа, мам? Задерживается, что ли?

– Нет, он уже едет. Сказал, вот-вот будет. О! Это он в дверь звонит, иди открывай.

Юрка выглянул в коридор, но из прихожей уже слышался веселый голос Лени, о чем-то вопрошающий успевшую открыть дверь Ленку.

– Ну, вроде все в сборе… – улыбнулась Марсель. – Приглашай всех за стол, пора рассаживаться! Только боюсь, места не хватит, со счета сбилась… Может, у соседей пару табуреток попросить, а, Юр? Как вы с ними, нормально ладите?

– Соседи, между прочим, тебя помнят. А значит, нам в наследство достались. Кстати, одна бабулька все время про тебя спрашивает. Говорит, с твоей мамой дружила.

– А, это тетя Рита… Хорошая женщина, добрая. Вот к ней как раз и можно сходить за табуретками.

– Да ладно, мам, не ходи, она тебя просто так не отпустит. Она и ко мне-то все время с разговорами пристает. Одна живет, поговорить не с кем.

– Юрка, что за юношеский эгоизм? Жалко тебе поговорить с человеком?

– Да не жалко, просто времени нет. И сейчас времени нет! Ничего, обойдемся без дополнительных табуреток! Не впервой! – отмахнулся Юрка. – В тесноте, да не в обиде.

Застолье покатилось шумной веселой волной, звенело бокалами и смехом, прерывалось короткими остроумными тостами. Среди беззаботных лиц Ленкино лицо выделялось какой-то особой внутренне напряженной сосредоточенностью, хотя она тоже улыбалась, общалась, смеялась удачным шуткам… Такая же напряженная сосредоточенность была и на лице Ленкиной мамы, и обратилась почти в священный ужас, когда Ленка поднялась со своего места, чтобы сказать тост. И Юрка в этот момент будто замер. Марсель видела, как дрогнули желваки на щеках, будто он сильно сжал зубы.

– Юра, любимый, с днем рождения тебя… – проникновенно заговорила Ленка в наступившей робкой тишине. – Не буду сейчас говорить дежурных слов, ты и без них прекрасно знаешь, что ты для меня значишь. Скажу лишь про свое желание, хотя это и неправильно, наверное, озвучивать сейчас какие-то свои желания, ведь это твой день рождения, а не мой. И тем не менее, Юр, я озвучу… Я очень хочу, чтобы каждый твой день рождения мы были вместе. Чтобы я накрывала на стол, вместе с тобой встречала твоих друзей… Потому что я счастлива быть рядом с тобой. Каждый день. Каждый день на протяжении многих лет, что мы вместе, и, надеюсь, буду счастлива каждый день на протяжении лет последующих. Потому что я очень люблю тебя, Юрка. И всегда буду любить. С днем рождения тебя, любимый!

Ленка высоко подняла руку с бокалом, под общий гул одобрения осушила его до дна и глянула на Юрку с победно вызывающей улыбкой. Даже не вызывающей, а приглашающей. Давай, мол, твоя очередь, любимый. Алаверды.

Пауза была очень короткой, всего пару секунд, наверное. Но иногда и очень короткие паузы бывают ужасно длинными и мучительными. Не для всех, конечно. А только для тех, кто знает подлую подоплеку этой самой паузы и переживает ее вместе с пульсацией сердечной аритмии. И ждет…

– Спасибо, Лен… – тихо и хрипло проговорил Юрка, будто спрятав за неожиданным хрипом свою виноватость. – Спасибо. Я тоже тебя очень люблю.

И все. И конец вроде бы неловкой паузе. И даже кто-то из гостей подхватил и продолжил веселым выплеском Ленкин тост – ура, мол, ура, выпьем за любовь! И все подхватились еще налить в бокалы и выпить – грех за любовь не выпить! И даже Ленка сумела надеть на лицо довольную веселую маску. Но разве обманешь маской то, что на самом деле происходит внутри? Нет, не обманешь, как ни старайся. Внутренняя энергия отчаяния – вещь разрушительная. А еще внутренняя энергия отчаяния ужасно не любит свидетелей и часто переносит весь центр тяжести именно на них.