Приехала на такси – Джаник должен был ждать ее на даче с вечера. Тихо открыла калитку, тихо прошла по кирпичной дорожке, отворачиваясь от наглых прикосновений «золотых шаров». Поднявшись на веранду, увидела его со спины, с нервно прижатым к уху телефоном, и остановилась, чтобы не отвлекать от разговора… Разговор, судя по напряженной спине Джаника, был не из легких.


– Мам, я же тебе объяснил, у меня нет невесты, я отменил свадьбу. Да, понимаю, что не имел права… Почему, почему опозорил?! У нас с Лианой не было ничего! Да почему не имеет значения, мама? И почему я не мог передумать? Да, я отдаю отчет собственным поступкам. Да, понимаю… Ее родители меня больше не уважают. Мам, но хоть ты меня пойми! Я взрослый мужчина, я не мог поступить иначе… Да, не мог! Ну не плачь, пожалуйста, прости меня, мама…

Видимо, мама первой оборвала разговор, и Джаник отнял трубку от уха, нервно сжал ее в ладони. Потом сделал странный жест – будто собирался размахнуться и выбросить телефон в заросли бузины.

– Джаник! Ты что! – не выдержала она, бросилась к нему, схватила за руки. – Ты что хочешь сделать?

– Я? Ничего… – обернулся он к ней, радостно блеснув глазами.

– Мне показалось, ты телефон хочешь выбросить.

– А что, хорошая мысль! Может, его действительно выбросить, а? – проговорил он, обнимая ее и крепко прижимая к себе. – Почему ты так долго? Я с утра тебя жду.

– Так сейчас утро! Всего десять часов!

– Нет… Утро – это шесть часов, семь часов… Ты украла у меня целых три часа, я чуть с ума не сошел…

Он жадно нашел ее губы, и все в ней отозвалось навстречу этой жадности, и закружилось в тихом шепотке рябины и бузины, и «золотые шары» за их спинами встали по стойке «смирно», как солдаты в карауле… И потом так же караулили окно спальни, прикрывая его со всех сторон буйной желтизной-занавесью. Хотя бы они были на их стороне.

Потом, уместившись на веранде в одном кресле, они продолжили утренний разговор. Вернее, Марсель сама его продолжила, вдруг спросив:

– А ты что, и в самом деле хотел телефон выбросить? Прости, я случайно слышала обрывки фраз… Ты с мамой говорил, да?

– М-м-м… С мамой… – подтвердил задумчиво Джаник, прикоснувшись губами к ее виску.

– Она требует, чтобы ты вернулся и не отменял свадьбу с Лианой?

– Марсель, давай не будем об этом говорить, пожалуйста. Зачем говорить, если я все решил? Никакой свадьбы не будет.

– Но ведь у вас так нельзя, Джаник. Насколько я понимаю, у вас это событие считается чуть ли не преступлением…

– Да, именно так и считается. И родители меня совсем не поняли. Да я и не надеялся, что поймут.

– А что ты им сказал? Как объяснил свое решение?

– Да так прямо и сказал, что другую люблю. Что жить без нее не могу. И что всегда буду с ней рядом, в любой ипостаси… В такой, в какой моя любимая сочтет нужной…

– Да ты с ума сошел! Твоя мама, наверное, сразу догадалась, о ком речь!

– Конечно, догадалась. Но дело в том, что я уже не ребенок, я взрослый мужчина, а мама… А мама женщина. Она не может принимать относительно меня волевые решения, как раньше.

– А отец? Отец может?

Джаник помолчал какое-то время, потом произнес нехотя:

– Отец давно живет с другой женщиной, а с мамой официально развелся три года назад. Мама не хотела развода, она на все была согласна, и на женщину тоже. Ну, у нас так бывает, понимаешь? Если мужчина живет далеко от жены, он имеет право на женщину. И жене ничего не остается, как молча принять данное обстоятельство. Вот и мама хотела молча принять… Но отец поступил по-своему. Он развелся с мамой и женился на той женщине. Хотя бабушка считала, что он не виноват, что это его та, другая, заставила развестись. Мол, она молодая, наглая и хитрая. А мама просто честная и порядочная жена… Бабушка очень переживала по этому поводу, все время только об этом и говорила. Так и не смогла пережить до конца мамин позор, в могилу слегла. Когда умирала, слово с меня взяла, что я на Лиане женюсь… Я не мог ей тогда отказать. Я ведь тебе об этом рассказывал, да?

– Да, рассказывал.

– Ну вот. Я и приехал сюда, чтобы Лиану с отцом познакомить и на свадьбу его пригласить. А еще я должен был уговорить отца, чтобы он один приехал на свадьбу, без новой жены. Так мама хотела… Потому и отпустила меня сюда… С Лианой.

– Да уж… Не надо было тебе на Юркин день рождения приходить, Джаник. И все было бы хорошо.

– Нет! Не надо так говорить, Марсель, что ты… Я ни о чем не жалею, я счастлив… Или ты хочешь, чтобы я всю жизнь прожил несчастливым?

– Да уж, великое счастье, ничего не скажешь…

– Именно так – счастье. Я вижу тебя, и я счастлив. И даже когда не вижу… Я все равно знаю, что скоро увижу. И я уже все решил, Марсель! Я всегда буду рядом с тобой, если даже ты не решишься.

– Погоди. На что я не решусь?

– Если ты не решишься уйти от Леонида Максимовича… Не говори сейчас ничего, пожалуйста, я знаю, что ты мне скажешь! Ты просто послушай меня! Я всегда буду рядом, ты всегда будешь знать, что я где-то рядом… Пусть хоть так, Марсель. Все равно это счастье, понимаешь?

– Нет, Джаник. Это не счастье, это просто ужас какой-то. А что твой отец? Он тоже про твое несчастное счастье знает?

– Да, знает.

– И что?

– Ну… Папа не одобрил, конечно, но у него сейчас свои заботы… Новая жена ему второго ребенка успела родить. Так что…

– Понятно. А мама тебе что сказала?

– Мама сказала, что я ей больше не сын. Чтобы я больше на пороге ее дома не появлялся.

– Да, плохо дело.

– Ну, я другого от мамы и не ожидал. Ее понять можно, что ж.

– А где ты живешь? У отца?

– Нет… Зачем я его новой жене нужен? Ладно, если б я мальчишкой был, а то взрослый мужик… Я сначала в гостинице жил, а три дня назад к тете Аревик переехал. Помнишь, я когда-то давно тебе о ней рассказывал?

– Помню… Ее в семье объявили изгоем, да? Она тоже из-под венца сбежала?

– Да, именно так и было. Она полюбила русского солдата из расквартированной в Ереване воинской части, его Василием звали. И уехала к его матери, в этот город… И жила у нее, и ждала, когда Василий из армии вернется. А бабушке письмо написала, прощения попросила, да только где там… Бабушка ее знать больше не пожелала. Мол, опозорила на всю жизнь, такое пятно на семье… И чтоб ни ногой больше в родительский дом…

– Бабушка ее так и не простила, да?

– Нет, не простила. Даже потом Василий к ней ездил, упрашивал несостоявшуюся тещу, чтобы дочку простила, чтобы благословение на брак дала. Но бабушка и его на порог не пустила…

– Да, я помню эту историю, Джаник. Я еще тогда сказала – жестокая у тебя бабушка. А ты мне возразил – она вовсе не жестокая, у нас такой менталитет. А теперь ты и сам в сети менталитета попался. И я вместе с тобой… Кстати, а как сейчас твоя тетя Аревик поживает? Счастлива со своим Василием?

– Он давно умер, она одна живет. Совсем одна. Лет семь назад написала письмо бабушке, но та даже и читать не стала. Отдала мне, сказала – сожги. А я, конечно же, прочитал. Тетя Аревик писала, что очень больна, что хотела бы упасть на колени и обнять ноги своей матери… Невозможно было без горечи то письмо читать, Марсель! Я потом просил бабушку, умолял, чтобы простила, чтобы разрешила ей приехать…

– И что? Так и не снизошла?

– Нет.

– Надо же, какая твердокаменная женщина. Удивительно просто.

– Да… Бабушка такая была. Не выпросила у нее тетя Аревик прощения.

– А ты, значит, у тети Аревик сейчас живешь?

– Да. Когда приехал, мы с Лианой у отца остановились. А потом я от отца ушел… Поссорились мы с ним, когда все сказал, когда Лиана уехала… И сразу к тете Аревик пошел, и она так обрадовалась! А потом долго плакала… Она ведь не осмелилась даже на бабушкины похороны приехать. Мама ей сказала – не надо, она и не осмелилась.

– Господи, Джаник. Как это можно – запретить приехать на похороны? Ведь это дикость какая-то, прости за грубое слово.

– А что делать? Да, у нас так заведено. Дети должны уважать своих родителей.

– А если не хочешь выходить замуж за нелюбимого – не уважаешь, значит? Уважение важнее личного счастья, да?

– Не знаю, Марсель. Наверное, у каждого есть свой выбор. Я, например, его уже сделал.

– И мама тоже не пустит тебя на порог родительского дома?

– Наверное. Но давай не будем о грустном. Я ведь к чему этот разговор про тетю Аревик затеял… В общем, я ей все о нас с тобой рассказал. И она хочет с тобой обязательно познакомиться. И поговорить хочет. Сходим к ней гости, ладно?

– Хорошо. Мне даже интересно стало на нее посмотреть. А о чем она хочет поговорить? Может, собирается предостеречь от необдуманных поступков, а? Охладить мою пылающую головушку?

– А она у тебя пылающая, да? Ты меня любишь, Марсель?

– Не знаю, Джаник. Честно – не знаю. Если любовью называется то безумие, которое со мной происходит… Я в последнее время разучилась собой управлять, своими мыслями, своими поступками… Разве это не безумие, а? Кстати, который час?

– Половина пятого.

– Уже?! О господи… Я думала, еще до обеда далеко… Время летит, как одна минута! Вызови такси, Джаник, мне давно пора ехать домой!

– Марсель, останься. Прошу тебя.

– Господи, да о чем ты говоришь! Ты же понимаешь, что я не могу не ехать домой! И не смотри на меня так, я не могу, не могу… Я и без того чувствую себя глупой испуганной мухой, запутавшейся в паутине… Господи, ну зачем ты приехал, зачем, зачем?! Это изначально было неправильно!

– Правильно, неправильно. Какая нам теперь разница, Марсель, что правильно, а что нет. Я здесь и я люблю тебя. Другой правильности я больше не знаю.

– Да, Джаник. Я понимаю. Но все равно надо вызвать такси… Мне надо ехать. Я тоже другой правильности не знаю. Давай телефон, я сама вызову…

Дома было тихо – Леня еще не проснулся после ночного дежурства. Марсель на цыпочках прошла на кухню, принялась разгружать пакет с продуктами – успела заскочить в супермаркет недалеко от дома. Предательски шмякнулась на пол жестяная коробка с чаем, прозвенела коротким эхом, и вскоре в кухонном проеме показалось опухшее после сна Ленино лицо.

– Прости, я тебя разбудила…

– Да ничего. Долго спать нельзя, голова заболит. А я, похоже, спал долго…

– Хочешь, чаю сделаю? Я твой любимый купила, зеленый, крупнолистовой.

Она зачем-то протянула ему коробку с чаем, и Леня взял ее в руки, принялся разглядывать с ухмылкой:

– Чаю, говоришь? Чаю – это хорошо…

– Ты ведь именно такой любишь? Правильно?

Он глянул на нее странно, будто она задала очень важный вопрос, который следовало хорошо обдумать.

– Так будешь чай или нет? – снова спросила Марсель, забирая у него коробку из рук.

– Ну давай. Но сначала я под холодный душ… Дежурство ужасно хлопотное выдалось, пострадавших с аварии на трассе привезли, сразу две операции подряд…

– Да? А кто ассистировал?

– Да этот молодой интерн, способный парень… Все время забываю его фамилию. Старый стал, память подводит.

– Да ну… Отличная у тебя память, не выдумывай!

Разговор благополучно вырулил из неловкой ситуации на спасительную профессиональную тему, и… Спасибо тебе, профессиональная тема. Все на месте, все как всегда. Хотя и в других подобных ситуациях Леня вел себя так же – как ни в чем не бывало… Лишь иногда смотрел на нее так, что спину морозило. Но, наверное, это не мороз, это чувство вины насквозь прокалывает мурашками, болезненными и трусливыми. Чует кошка, чье мясо съела! И хоть как себя обзывай, хоть кошкой, хоть сучкой, а никуда от этого Лениного взгляда не денешься! Тем более лицо у него при этом такое… Будто с трудом терпит ноющую зубную боль, и в глазах плещется недоумение – что бы такое с этим больным зубом сделать? Или кардинально лечить, или терпеть дальше, или сразу удалить его к чертовой матери…

– Завтра к Зиновьевым едем, ты не забыла? – спросил Леня, выводя ее из трусливой задумчивости. – У них завтра годовщина свадьбы, я тебе говорил…

– Ой, забыла… Совсем забыла, Лень…

– Стало быть, и подарок забыла купить… Ладно, завтра по дороге в торговый центр заскочим, какую-нибудь полезную для хозяйства хреновину купим.

– Может, газонокосилку?

– Да ну. Где ты у них газоны видела?

– Тогда новый котел в баню… Ира в прошлый раз говорила, старый котел ржаветь начал.

– О, а вот это дело! Молодец, Марсельеза, хорошо придумала!

– Стараюсь, Лень. А заодно и мангал можно новый.

– Точно. И мангал купим.

– А я от себя Ире духи подарю. У меня есть запечатанная упаковка. Хорошие духи, японские.

– Взятки от пациентов берешь, да?

– Это не взятка, это искреннее проявление благодарности. А если чувствуешь, что оно и впрямь искреннее, нельзя отказывать. Это все равно что в душу человеку плюнуть.

– Ладно, с подарками решили… Значит, завтра с утреца и поедем, ага?