– Да? А я ничего не знала.

– Ну да, все правильно. Это была наша великая тайна. Ты передавай от меня привет Юрочке, скажи, что я его помню.

– Хорошо, я обязательно скажу.

– А квартира и впрямь хорошая, окна большие, потолки высокие, света всегда много… Счастье свет любит, я знаю. Ремонт сделаете, деток родите…

– Спасибо вам, Аревик Арсеновна. Только я не знаю, смогу ли я… Наверное, не смогу. Извините. Я ведь и сама себя в последнее время не чувствую, не понимаю, плыву, как щепка по течению. Нехорошо это, знаю. Да и вообще… Не надо было мне сюда приходить. Никогда я не смогу никакой выбор сделать. Нет, не могу…

– Это у меня выбора нет, моя дорогая. Выбора между жизнью и смертью. Я точно знаю, что умру скоро, врачи даже операцию отказались делать. Я жить хочу, но выбора у меня нет. А у тебя есть выбор. И дай бог каждому такой выбор. И ты тоже бога благодари, что он тебе выбор дает. А мужа не бойся, он тебя поймет. Когда человек выбирает любовь, его легко простить. Это поначалу трудно, а на самом деле – легко, когда первая волна гордыни схлынет. Любви в человеке всегда больше, чем гордыни… О, а вот и Джаник пришел! – выдохнула она напоследок через трель дверного звонка. – Иди открывай, сейчас будем чай пить.

* * *

Ключ никак не желал вставляться в замочную скважину, и Марсель чуть не застонала от досады – и без того весь день наперекосяк идет, еще и домой попасть невозможно! И что делать? Слесаря вызывать? И Лене не позвонишь и не пожалуешься, у него сейчас операционное время.

Прислонилась к стене, сердито разглядывая ключ, и вдруг услышала, как за дверью что-то происходит. Шевеление странное. Кто-то был в квартире, даже паркетная доска скрипнула…

И что теперь? Звонить соседям, звать на помощь? Или бежать вниз по лестнице сломя голову?

От страха застыла на месте, так и не успев предпринять никаких действий. Замок щелкнул, дверь чуть приоткрылась, и осторожный Юркин голос просочился через узкую щель:

– Мам, ты?

– О господи, Юрка… Как ты меня напугал. Хоть бы позвонил, что у нас находишься!

– Да я ж не знал, что ты придешь…

Дверь распахнулась, явив Юркино виноватое лицо. Впрочем, на нем еще что-то было, кроме виноватости. Неловкость была какой-то непонятной природы.

Марсель шагнула в квартиру, глянула на Юрку в ожидании. Потом спросила тихо:

– Что-то случилось, Юр, да? С Ленкой, что ли, поссорился?

– Нет… То есть не знаю… Да все в порядке, мам. Просто я тут не один.

– А с кем?

– С Настей.

– А кто это – Настя?

– Глупый вопрос, мам.

– Хорошо. Поняла. То есть… Да, согласна, вопрос не совсем корректный. Просто я в себя еще не пришла.

– Я вас познакомлю, но чуть позже. Настя сейчас в ванной. И наверняка звонка не слышала. Пойдем пока на кухню, чаю попьем? Если не хочешь знакомиться, я ее сразу провожу, как выйдет.

– Да отчего ж не хочу? Хочу, конечно!

Однако знакомство получилось коротким и нелепо скомканным. Через пять минут на кухню заглянула белобрысая худышка в джинсиках с критически заниженной талией, в белой короткой майке, сверкнула голым пупом и нахальной белозубой улыбкой:

– Ой, здрассь-ь-ь-те! Юр, проводи меня, а? Я не знаю, как там замок открывается… – И, зыркнув еще раз в сторону Марсель, проговорила виновато: – Извините. Я не знала. Я думала, Юра один.

– Насть, не дергайся, ничего страшного не произошло, – спокойно проговорил Юрка. – Это моя мама, познакомься. А это Настя, мам, – церемонно представил девицу Юрка.

– Очень приятно, Настя, – так же церемонно склонила голову Марсель, стараясь, чтобы улыбка была по меньшей мере приветливой. – Чего же вы так торопитесь, Настя? Садитесь, чаю выпейте…

– Ой, нет, что вы, я опаздываю! У меня пересдача сегодня, с летней сессии хвост надо закрыть! Если сегодня на пересдаче не появлюсь, из института выпрут, в деканате грозились уже! Юр, проводи, а?

– Ладно, пойдем… – встал из-за стола Юрка. Марсель даже показалось, что он облегченно вздохнул.

В прихожей еще какое-то время слышалась непонятная возня, прерываемая сдавленным девчачьим смешком, потом дверь наконец захлопнулась, и Юрка явился на кухню, сел напротив нее. Лицо у него опять было виноватым и слегка обалдевшим.

– И откуда к нам в дом такое белобрысое существо занесло? – удивленно спросила Марсель, глядя на Юрку. – Вроде ты никогда не был охоч до случайных связей…

– Она не случайная связь, мам… – тяжело вздохнул Юрка, понурив голову. – В том-то и дело, что не случайная. В общем, запутался я, теперь и сам не знаю, как этот клубок распутать.

– А ты начни с самого начала. Например, откуда она взялась-то?

– Да оттуда и взялась… Помнишь, я чуть не опоздал на собственный день рождения? Ленка меня в магазин отправила, а я…

– Но ведь тогда с тобой на дороге какая-то неприятность произошла? На кого-то наехал, потом в больницу повез, потом домой…

– Ну да, все правильно. На Настю я и наехал. Случайно, конечно, она сама на красный свет дорогу перебегала. Потом в больницу ее повез, потом домой… Вернее, у нее своего дома здесь нет, они втроем с подружками халупу на окраине снимают. Студентки…

– Ну? Чего ты замолчал? А дальше что?

– Мам… Ну чего ты спрашиваешь? Не понимаешь, да? Хотя я и сам теперь не врублюсь, как это все произошло… Будто само собой. Будто так и должно быть. И девчонок дома не оказалось…

– Ну понятно. Можно без подробностей.

– Нет, ты не говори так, пожалуйста!

– А как я говорю?

– У тебя пренебрежительная тональность в голосе! А на самом деле все было вовсе не так… Понимаешь, как-то оно… Прекрасно было. Я даже сам не могу объяснить и слова подходящего выбрать не могу… Будто у меня в голове взорвалось что-то! Много солнца взорвалось и выбило все мозги напрочь! А вместо них – один яркий счастливый свет.

– Ага. Стало быть, любовь такая мгновенная образовалась. Как солнечный удар. Нет, оно бывает, конечно, и довольно часто с некоторыми случается… Но с тобой, Юрка! Поверить не могу!

– Ты думаешь, я могу? Я и сейчас поверить сам себе не могу. А тогда… Тогда я вообще ничего не соображал и все никак не мог оторваться от нее и уйти… Знал, что меня куча народу ждет, а не мог. Я до сих пор не понимаю, что это такое на самом деле…

– Значит, поэтому ты Ленке предложение руки и сердца не сделал. А она ждала. Знаешь, как она ждала?

– Да знаю, мам. Теперь ты понимаешь, что я просто не мог?

– Понимаю, Юрка. И все равно – как-то мне неуютно вдруг стало. И очень за тебя тревожно. Я ж не знаю, кто она есть, эта Настя… Ленка давно своя, Ленка со своими устремлениями вся насквозь просвечивает, как спелая виноградина. А эта… Я даже лица ее не запомнила…

– Да, она другая, мам. Совсем другая. Не такая красивая, как Ленка. Не такая умная, не такая рассудительная, не такая правильная… То есть вообще ни разу не правильная, если быть справедливым. Да, она другая. И я с ней тоже – другой… Я сам себе принадлежу, понимаешь? Будто я долго искал сам себя и нашел наконец. Я свободен с ней, понимаешь?

– А с Леной что, не свободен?

– Лена, Лена… Мы столько лет вместе, даже подумать страшно. Кажется, давно корнями друг в друге проросли и должны понимать друг друга с полуслова… А я как подумаю, что надо разговор на эту тему завести, так сразу в ступор впадаю! Не могу, и все! Может, я просто трус, а? Еще и отец Ленкин вчера приезжал… Сказал, надо поговорить по-мужски, повел меня на балкон. Дверь закрыл и сразу с ножом к горлу – хватит, мол, над моей дочерью издеваться! Решай уже что-нибудь, не мотай нервы! И ладно бы сказал – выбирай, мол, или туда, или сюда… А то ведь и выбора не дает, женись, и все!

– А ты?

– А что я? Опять промолчал как дурак… Ну что, что мне надо было ему сказать? Я больше не люблю вашу дочь, отстаньте от меня?

– Да, надо было так и сказать. По-моему, так честнее, чем тянуть кота за хвост. И Лене тоже надо сказать.

– Да я пытался… Но понимаешь, она всячески этого разговора избегает. Я только начну, а у нее глаза такие становятся, как будто я ей пистолет к виску приставил и сейчас выстрелю… А потом она подскакивает и убегает куда-нибудь. И отмахивается – не время, мол, не время, все разговоры потом… Не могу, мол, сейчас, голова совсем другими делами занята, ответственный момент в жизни!

– А что за ответственный момент?

– А ты не знаешь разве?

– Нет.

– Надо же… Я думал, Ленка успела похвастать. У нее же проект на конкурс выставили, он в номинацию призеров попал, через два дня она в Прагу летит.

– Ух ты! Молодец какая! И все равно, это ж не повод, чтобы от важного разговора уходить?

– Да. Не повод. И ты не думай, я не трус и не слабак, чтобы все по своим местам расставить, просто так совпало все… Она три года над этим проектом работала, вся вывернулась наизнанку, столько сил, столько нервов затратила… А я перед самой финишной ленточкой вдруг – бац! – и дам ей по мозгам своим решительным разговором… Согласись, нехорошо получается. Неправильно. По-сволочному как-то. Вот когда из Праги прилетит, тогда и поговорим.

– Понятно, понятно… Знаешь, а мне жалко ваших с Ленкой многолетних отношений… Правда, жалко. Вдруг поймала себя на мысли – как же так, черт побери? Жалко и досадно… Еще и эта Настя… Странная она какая-то. На первый взгляд показалась легкомысленной девицей, без руля и ветрил. Ты уверен, что она тебе нужна, Юрка? Ты все взвесил?

– Я ничего не взвешивал, мам. Да, Настя не такая, как Лена, но ее легкомыслие меня вовсе не напрягает. Наоборот.

– Не знаю, Юрка. Мне она показалась странной. И дело, может, не в легкомыслии, а в чем-то другом… Какая-то бледность у нее подозрительная, и взгляд нездоровый… Она наркотой не балуется, нет? Сам знаешь, какие нынче студентки, да еще и без родительского пригляда…

– Да она беременна, мам. Оттого и бледная такая. Когда ты пришла, ее в ванной тошнило. Может, еще и с перепугу кровь от лица отхлынула.

– Господи, час от часу не легче!

– Да, мам. А дальше все труднее будет, потому что я хочу тебя попросить. Понимаешь, Насте жить негде. Квартирная хозяйка догадалась, что она беременна, и выгнала ее. И к родителям она ехать боится, я понял, что семья ее приездам не особо и радуется. Относятся к ней по принципу – школу закончила, в другой город уехала, в институт поступила, а дальше – сама-сама… В общем, мам… Можно, она в моей комнате поживет? Два дня всего.

– Ну я не знаю. Пусть живет, конечно. А отец в курсе про эту Настю?

– Нет. Но, я думаю, если ты не возражаешь, то и он возражать не станет. Я ему все объясню.

– Юрка, а сам-то ты как себя чувствуешь? Рад, что скоро станешь отцом?

– Рад, конечно! Я очень люблю Настю, мам. Я не знаю, какой она будет женой, но я так счастлив, правда… А с Леной я все-таки попытаюсь уже сегодня объясниться, не буду ждать, когда она в Прагу полетит. В конце концов, почему я должен… Или все-таки должен? Ленка сейчас – как натянутая струна, волнуется страшно… Ей очень важно, чтобы проект первое место занял, там какой-то сумасшедший грант за него дают, и сразу резкий рывок в карьере… А если она свой проект завалит, я буду в этом виноват, да? Ой, совсем запутался…

– Ничего, Юрка, распутаешься, не переживай. Время все узелки развяжет. Значит, мне поджидать твою Настю вечером?

– Да, мам.

– А что ей приготовить? На беременных ведь не угодишь. Что она ест?

– Да ничего почти не ест. Все, что съест, тут же обратно вываливается. Я раньше и не подозревал, какая это зверская штука – токсикоз у беременных.

– Да уж, Юрка, погоди… То ли еще будет.

– Да я знаю, что будет трудно. Но я счастлив, мам. И как хорошо, что ты все уже знаешь… Отцу расскажешь, ладно? А я побежал, мне пора… Надо в одно место заскочить, потом Настьку около института встретить, потом в консультацию отвезти, у нее сегодня очередной прием у врача… А вечером я сюда ее привезу.

– Так я не поняла, чем ее кормить-то? – уже на ходу, провожая Юрку к двери, заполошно спросила Марсель.

– Не знаю. По ходу дела вместе с Настькой разберетесь, ага?

Юрка ушел, а Марсель первым делом открыла холодильник, задумчиво начала рассматривать его содержимое. Значит, у девушки Насти токсикоз… Зверская штука, значит… И чем тебя кормить, счастливая девушка Настя?

Вдруг что-то будто ударило в грудь и стало трудно дышать. Сама не понимая, что это, захлопнула дверцу холодильника, села на стул, прислушалась к себе. Ничего не болит, но… нехорошо как-то. Так бывает, когда шевелится внутри необъяснимая слезная печаль, царапает душеньку… Даже имени ей не найдешь…

А впрочем, имя ее известно, только она никогда бы не решилась произнести его вслух. Имя этой печали – зависть к беременной Насте. Да, да, зависть. И нечего обманывать саму себя, и нечего прятать свою печаль в самый дальний ящик души. Так старательно прятать, что сама искренне веришь – ее и нет вовсе… И верила. И убедила себя поверить.