Когда моя голова касается подушки, Мэддокс овладевает всеми моими мыслями, отодвигая на задний план Мэллори, а также всё и всех остальных в моей голове, пока полностью не порабощает мой разум. Он — мой Бог, и ему требуется моё полное и абсолютное поклонение. Я прокручиваю день с той минуты, когда зашла и обнаружила его с двумя девушками, до краткого, невероятно напряжённого момента, который мы разделили в его грузовике, когда он чувственно провёл большим пальцем по моей губе, а затем чуть позже постучал в дверь. О чём он думал? Улыбка появляется на моём лице. Любой человек, даже без мозгов, мог бы сказать, что он солгал о нашей совместной учёбе. И, тем не менее, тот факт, что он нашёл время и постучал в дверь, солгав от моего имени, — весьма трогательный. Бабочки порхают в животе, сердце глухо стучит и что-то вроде удовольствия медленно окутывает мои внутренности. От самой мысли о том, что кто-то вроде него может заботиться о ком-то вроде меня, даже на строго платоническом уровне, у меня начинает кружиться голова. Я держусь за это чувство, за эту мысль, словно за спасательный жилет, и закрываю глаза. Когда приходит сон, я вижу в нём Мэддокса, и в нём он сидит на моей кровати, слишком красивый, чтобы описать словами. Он манит меня пальцем подойти к нему, и я делаю это. Безоговорочно, чрезмерно счастливая и с преогромным удовольствием я сворачиваюсь клубочком рядом с ним, радуясь тому, что он просто держит меня в своих объятиях.



Глава 13

Мэддокс

 У неё высококлассная задница, и мне как любителю попок по душе этот вид. Я сижу на диване в гостиной, она скользит, прыгая на моём члене, словно стриптизерша по вызову. Её задница отскакивает от моего паха при каждом скачке вверх и вниз. Она мокрая, и её соки стекают по моему телу. Её сводная сестра тоже здесь, стоит на коленях перед ней, посасывая и сжимая её груди. Если честно, я не спрашивал их имён. Сестра 1 с жирной задницей. Сестра 2 с глубокой глоткой, как ни у кого другого. Прямо сейчас всё прекрасно. Вы, наверное, думаете, что, если мои шары спрятаны в одну из этих цыпочек, а её сестра, стоящая на полу, готовится к ещё одному раунду, я должен быть более сосредоточен на том, что, блядь, происходит здесь и сейчас, и что я самый счастливый ублюдок на земле. Но вы чертовски ошибаетесь. Меня далеко нельзя назвать сосредоточенным. Мой член по-прежнему невыносимо твёрд, но мой ум сосредоточен совсем на другом дерьме.

Эйли. Я не переставал думать о ней с прошлой ночи. Редкая девушка застревает у меня в голове так надолго, но если и застревает, то только потому, что мы трахаемся. Мысли об Эйли абсолютно не имеют ничего общего с членом. Ну... не совсем. Когда я увидел её старика прошлой ночью, я сразу узнал этот кусок дерьма, копа, к которому на прошлой неделе меня послал Дро. И думаю, что это главная причина, по которой мне стоит беспокоиться прямо сейчас. Этот мудак — сущая проблема. Тот факт, что он её отец, делает всё только хуже. Я знаю, что он бьёт её. Мысли о том, что, появившись на пороге её дома, я мог только сделать хуже для неё, съедают меня изнутри. Внезапно мой мозг переходит в режим полной боеготовности. Я знаю, что он собирался избить её. Если только уже этого не сделал. Но насколько сильно? Придёт ли она в школу? Я никогда не появлялся там, когда мне было плохо. Было много пропущенных школьных дней, когда донор спермы бил меня. Волна гнева закипает внутри меня, она сжимает мои мышцы и заставляет подорваться на ноги, и я толкаю эту чику так, что она падает на пол вместе со своей сестрой.

— Эй, какого хера, Макс? — она смотрит на меня, явно пребывая в ярости. Мне насрать.

— Проваливайте, — я направляюсь на кухню, чтобы выбросить презерватив прежде, чем натянуть свои джинсы, — нахер отсюда.

После того как они одеваются, я выпроваживаю их за дверь и следую их примеру, закрыв её за собой. Я мчусь к своему грузовику, запрыгиваю внутрь и мчусь в школу.

*****

Эйли

Усевшись за кухонным столом утром, Тим, Рейчел, Сара и я безмолвно едим свой завтрак. О событиях прошлой ночи никто не упоминает. Звуки столового серебра — единственные звуки, раздающиеся в напряжённой тишине. Когда уже все готовы расходиться по своим делам, я подливаю ещё больше масла в огонь, сообщая им о потере своего велосипеда. Единственная причина, почему я говорю это, потому что не могу добраться в школу.

— Что с ним случилось? — спрашивает Сара, сделав глоток из стакана с молоком. Это достаточно невинный вопрос, и зная Сару, она задала его без злого умысла. Обычное, жизнерадостное, детское любопытство.

Я пожимаю плечами.

— Кто-то его украл, — я не вдаюсь в подробности. — Ты подбросишь меня, мам?

— Я подброшу тебя, — властно прерывает Тим, и никто за столом не осмеливается возразить.

Я начинаю нервничать в ту же минуту, как запрыгиваю на пассажирское сиденье «Дуранго». Я держу рюкзак на коленях, сосредоточив всё своё внимание на пейзаже за окном. Я настолько близко прижимаюсь к двери, что думаю, выпаду. Но мне плевать. Я не хочу находиться рядом с ним.

— Кто тот парень, который заходил прошлой ночью?

— Никто.

Он молчит. Проходит немного времени прежде, чем он снова начинает говорить:

— Оставлю всё как есть, — это явное предупреждение. Я готова выскочить из машины, когда мы подъезжаем к тротуару у школы, но его рука скользит под тяжесть моего рюкзака, останавливаясь на верхней части моего бедра. Когда он сжимает его, я рефлекторно дёргаюсь в сторону, но его хватка достаточно сильна, чтобы удержать меня от движения. Я опускаю голову, волосы спадают мне на лицо, скрывая моё отвращение. — Ты же знаешь, что он хочет только одного, Эйли, — его рука медленно движется вверх-вниз, массируя моё бедро. — Парням всегда нужно только одно. Когда они получат это, то оставят тебя настолько быстро, что ты даже не успеешь опомниться. Я не позволю этому произойти, — его голос низкий, и он так близко сейчас, опирается на средину подлокотника, шепча мне на ухо. — Я не позволю ему сорвать твою маленькую сладкую вишенку, малышка. Я убью его первым.

От тошноты у меня раздирает горло. Эта кислота, горькая и обжигающая, кипит и поднимается вверх по моему пищеводу. Я с трудом сглатываю, — один, два, три раза, —прежде чем она опускается, оставляя послевкусие. Она не исчезает полностью, когда я толкаю дверь машины, и, открывая её, хватаю свой рюкзак и выскакиваю на улицу.

*****

Мэддокс

Я осознаю, что не знаю, какого чёрта делаю, когда паркую свой грузовик на школьной стоянке, ведь я понятия не имею, где её искать. Я ещё не был сегодня в школе, и, если бы не она, ноги бы здесь моей не было. Пропуск уроков — это особый вид искусства для меня. И у меня не было ни малейшего намерения быть здесь сегодня. Были планы и получше. И я не знаю её чёртового расписания. Дерьмо, я едва знаю своё. Занятия начнутся через пятнадцать минут, и Ной, как правило, тусуется во дворе каждое утро. Я направляюсь туда, надеясь, что она с Ноем и его друзьями, чтобы я мог перестать беспокоиться и вернуться к делам. Замечаю Ноя, сидящего на одном из обеденных столов.

Очевидно, он удивлён, увидев меня.

— Ты… здесь? Ты же приходил в школу вчера. Это должно быть рекорд.

— Где, блядь, я должен по-твоему быть? — занимаю место на скамейке, повернувшись спиной к нему, чтобы видеть толпу.

— Например, расширять свою порно империю, — шутит он. Забавный паренёк, мой близнец.

— Решил взять выходной. Моему члену нужен перерыв, — я не обращаю на него внимания, но также стараюсь выглядеть, словно не ищу её в толпе.

— Ищешь кого-то?

Думаю, быть незаметным не одна из моих сильных сторон.

— Да, молоденькую цыпочку. Хочешь помочь мне? — когда мои глаза наконец-то мельком замечают её, я вскакиваю.

— Макс! Ты куда?

Я не понял, что сорвался с места, пока наполовину не пересёк дорогу. Достигнув бетонной лестницы, ведущей в здание школы, я начал подниматься, перепрыгивая через две ступеньки. Я натыкаюсь на людей и отталкиваю их со своего пути, чтобы добраться до неё.

— Эй, подожди, — зову я, когда приближаюсь к ней достаточно, чтобы она услышала меня. И я знаю, что она меня слышит, потому что на какую-то долю секунды она останавливается. Но затем Элли снова возобновляет движение, прибавляя скорость с каждым шагом. — Стой! — чертовски плохо, что мои ноги длиннее, чем у неё. Я настигаю её, когда она толкает одну из двойных дверей на первом этаже. — Разве ты не слышала, как я звал тебя ранее? — спрашиваю я, когда хватаю её за локоть, чтобы развернуть к себе лицом. Она опускает голову, и её волосы, которые я заметил, всегда были заплетены в две косички, свободно падают волнами вокруг лица.

Она кивает.

— Слышала, — её голос мягкий и тихий. — Прости…

— Не за что просить прощения, — говорю я. — Посмотри на меня, — я не жду, когда она поднимет голову. Вместо этого, я беру её лицо в ладони и делаю это за неё. Гнев, ранее поразивший меня, ударяет в живот, и единственное, что удерживает меня от крушения, ощущение мягкости её кожи своими руками. Я нежно скольжу большим пальцем по тёмно-фиолетовому синяку на её щеке, но она вздрагивает, прикусывая нижнюю губу в попытке удержать рвущийся наружу страдальческий стон и показать мне, что всё на самом деле не так плохо, как выглядит. Это глупо с её стороны. Я так чертовски зол на неё, что могу ощутить ярость, проходящую через меня. Это яростный гнев, который застилает всё передо мной красной пеленой, и единственная вещь, которая облегчит всё это — выбить дерьмо из кого-то. Коп отлично подойдёт.

— Я знаю, что это больно, — это всё, что я могу сказать прямо сейчас. — Мне жаль, — и это тоже. Получается слишком чертовски легко.

Когда она кладёт свою руку на моё запястье, я думаю, что она собирается оттолкнуть меня, сказать, чтобы я оставил её в покое. Это то, что сделал бы я. Когда я проходил через это, то никогда не подпускал никого настолько близко, чтобы они могли увидеть, насколько это больно. Но она не я. Она не отталкивает меня. На самом деле её тёплая рука, будто лента из плоти, мягко обвивает моё запястье, и когда она сжимает его, я позволяю ей это. Я ощущаю её боль настолько сильно, словно она моя собственная.

Иисус Христос, мать его!

Я застрял между желанием ударить что-то прямо сейчас или курнуть травку, или принять СКАЙ, который на время заставит меня забыться.

— Всё нормально, — когда она отвечает, её голос выходит хриплым шёпотом, смешанным со слезами, которым она не позволяет упасть. Она фыркает и пытается улыбнуться. — Наверное, где-то прямо сейчас свинья совершает некий довольно удивительный полёт в воздухе.

Я теряюсь в её словах.

— Что?

— Ну, знаешь, свиньи летают, а ты на самом деле здесь, в школе. Думаю, ты и правда снабдил свинку крыльями, — она спокойно шутит, и когда на её лице появляется искренняя улыбка, я понимаю, насколько сильно она мне нравится. Она немного застенчивая, и ряд жемчужно-белых зубов между розовых полных губ полностью захватывают моё внимание. — Теперь можешь отпустить моё лицо, — говорит она, изо всех сил стараясь не встречаться со мной взглядом.

Ещё одна вещь, которая внезапно поражает меня, это насколько я не желаю отпускать её. Это такое чертовски сумасшедшее траханье мозгов, что я вынужден сделать несколько шагов назад от неё, чтобы удержать себя от потери контроля.

— Так… ты остаёшься?

— Не-а, — отвечаю я, — кое-кто меня ждёт, — я весьма понятно намекаю, чтобы заставить её думать, что это девушка, но на самом деле это клиент, который звонил мне утром насчёт заказа СКАЯ. Я даже не могу объяснить, почему ложь настолько необходима прямо сейчас. Но я не хочу, чтобы у неё появились какие-то левые мысли. — Увидимся позже, Эйли.

Я спускаюсь вниз по лестнице, когда она зовёт меня.

— Мэддокс?

Стоя внизу, я поднимаю голову и смотрю на неё.

— Что?

— Я рада, что ты пришёл.

Пять коротких слов, произнесённые с мягкостью, забираются мне под кожу, как игла, наполненная дерьмом, — я не должен делать это, но послевкусие может стать самым охрененым кайфом в моей жизни. Это не какая-то девушка, с которой я должен трахаться. На ней эти неоново-жёлтые предупредительные знаки по всему стройному телу, которые чётко говорят меня держаться нахер от неё подальше, но всё, что я могу делать, это тупо бежать навстречу. К ней. На максимальной скорости.

Ага, мне нужно убираться нахуй отсюда.

— Приложи что-нибудь к щеке, — а затем я разворачиваюсь и ухожу.



Глава 14

Эйли

Неделя течёт в черепашьем темпе. Каждое утро я просыпаюсь с новой надеждой, что снова увижу Мэддокса в школе, но к концу дня эта надежда превращается в угольки отчаяния. Какая-то странная тяжесть появилась в моей груди, и с каждым днём кажется, что она становится всё тяжелее. Такое чувство, словно валун не позволяет моему сердцу найти правильный ритм. Мэддокс не появился на групповой терапии, так что сегодняшним пятничным вечером всё, что я хочу сделать, это свернуться клубочком в постели, укрывшись одеялом с головой, включить марафон фильмов с Одри Хепберн по Netflix, пока не засну, и молиться, что забуду его. Забуду его пронзительные глаза. Забуду о том, как он прикоснулся ко мне во вторник и как нежно держал моё лицо в своих ладонях, пытаясь успокоить меня. Забуду о том, как его слова действуют на меня, и как всё внутри начинает дрожать, когда он говорит мне сделать что-то. Забуду его спортивное телосложение, широкие плечи, движение живота при вдохе и выдохе, украшенного всеми этими татуировками. Забуду о всех тех отчётливо выраженных линиях его мышц, которые оттачивают его тонкую талию и ведут к паху, к длинному, толстому, испещрённому венами члену, вставшему между его сильных, накачанных ног, словно он мастерски выточенный столб. Забуду его, и забуду обо всём. Но забыть каждый дьявольски красивый аспект его тела равносильному тому, что я забуду своё собственное имя.