Длинный, страстный стон слетает с моих губ, когда он потирает большим пальцем мой клитор, в то время как его палец движется в меня и обратно. Я извиваюсь и сильнее насаживаюсь на его руку, рывками двигая своими бёдрами в поисках ритма его пальца.

Он опускает губы на мой правый сосок и втягивает торчащую, темноватую бусину в рот. Он нежно посасывает и кружит своим горячим, влажным, умелым языком, прежде чем щёлкнуть по нему, пока я не начинаю извиваться, безудержно содрогаясь под ним. Моё тело выгибается дугой, и, чувствуя влагу между ног, я начинаю ёрзать и извиваться, желая большего. Задыхаюсь и стону, скорость моего пульса и сердца больше напоминает трепет. Мэддокс поднимает свою тёмную голову и переходит к другой груди. Он покрывает её поцелуями, посасывая, пока распространяющийся жар его рта не касается другого соска. Зажав его зубами, Мэддокс кружит по нему языком, лаская, и нежные покусывания превращают затвердевший бутон в невероятно чувствительный пик. Я делаю глубокий вдох, а затем ещё один, и когда уже думаю, что больше не смогу вынести этого, — когда напряжение, словно вулкан, готово взорваться, — Мэддокс отстраняется, оставляя меня в бреду и разочаровании на своей кровати.

Поворачиваю голову влево и вижу, что он роется в тумбочке, прежде чем вернуться обратно. Точно ястреб он следят за мной, пока с неимоверной скоростью снимает одежду, поражая меня. Рубашка, джинсы, носки летят в воздух. Он — мужское совершенство в своих облегающих чёрных боксерах. Я брожу взглядом по всему его мускулистому телу перед тем, как остановиться на весьма заметной выпуклости. В горле появляется ком и мне с трудом удаётся сглотнуть. Моё насквозь промокшее лоно пульсирует, сжимая и разжимая внутренние стенки, и я не совсем уверена, от предвкушения это или от страха. Но становится предельно ясно, что явно от первого, когда он спускает боксеры вниз по накачанным ногам, освобождая свой невероятно твёрдый девятидюймовый6 член.

Жёсткое, тёмное и грубое желание ласкает моё нутро как язык любовника. Как язык Мэддокса. Возбуждение стекает по моей и без того влажной плоти только от одного взгляда на него. Я словно язычница готова добровольно принести себя в жертву на его алтарь, желая, нуждаясь, жаждая вторжения его девяти дюймов, будто моя жизнь зависит от этого. Что ещё более возбуждающе, так это наблюдать, как он хватает себя, разрывает небольшой пакетик фольги зубами и направляет блестящий презерватив к выпуклой головке своего члена. Медленно, Мэддокс скользит им по своему усыпанному венами члену перед тем, как забраться на кровать. Он тянется ко мне, и я инстинктивно растравляю ноги, беря его в колыбель. Голая кожа к голой коже, одна обжигающая температура на двоих. Взяв мою левую руку, он оставляет на ней едва ощутимые поцелуи, вызывая взрыв мурашек с головы до ног. Обвив ей свою шею, Мэддокс выполняет то же самое мучительное и нежное действие с другой рукой, а затем опускает её к первой. Он притягивает меня к себе с грубой, мужской потребностью, и я поддаюсь его власти.

Опустив голову, он смотрит на меня сверху вниз с огнём в глазах.

— Последний шанс остановить меня, — произносит он мягко напротив моих губ так тихо, что я могу ощутить напряжение в его голосе.

Чувствую его у своего входа и ощущаю, как он дрожит от силы контроля, которому он подвергает себя, чтобы не сделать то, что для него естественно.

Я целую его.

— Не останавливайся, — я бессовестно облизываю его губы. — Я хочу чувствовать тебя. Заставь меня почувствовать каждый свой дюйм.

Он исполняет моё желание. Нежно и медленно Мэддокс толкается в первый раз, и его толщина растягивает меня, наполняя, а затем он сталкивается с моей тонкой, словно бумага, стенкой девственности.

— Эйли… — измученный стон опаляет мою щёку. — Иисус, блядь. Ты такая узкая.

Я притягиваю его к себе ещё ближе, сплетая руки у него на шее, и прижимая колени крепче к его телу, сжимаю бёдра. Закрываю глаза и шепчу ему в шею:

— Отдай мне всего себя, Мэддокс.

Он берёт моё лицо в ладони, чтобы проглотить болезненное хныканье, когда пронзающим толчком он рвёт мою девственную плеву. Всё во мне хочет отстраниться от вторжения, от пульсирующей тянущей боли, но извращённым образом я наслаждаюсь жжением. Оно так естественно для меня. Мэддокс прижимает меня к себе и входит глубже, хороня последний свой дюйм во мне. Он не двигается после этого, но держится совершенно неподвижно, пока мы оба тяжело дышим.

— Я могу вытащить, — грубо шепчет он, — скажи только слово, и я вытащу…

Я качаю головой, впиваясь в него взглядом.

— Не надо.

Даже сейчас, будучи во мне так глубоко, как только может быть, пульсируя от сводящей с ума потребности насытиться полностью, он всё ещё продолжает думать обо мне. Всё останавливается в этот момент, и ко мне приходит осознание. Находясь в маленьком мире, где существуют только он и я, где его дыхание поддерживает мою жизнь, а моё — его, где пища и вода — поцелуи и прикосновения, которые мы разделяем, я прихожу к душераздирающему осознанию того, что Мэддокс для меня всё. Я падаю, плыву и тону в любви к нему.

Потому что здесь и сейчас, он обнажён. Не телом. Душой. Он полностью обнажает себя для меня, чтобы я увидела его всего. Он даёт мне полный доступ к глубинам его эмоций. Позволяет мне увидеть уродство вместе с поразительной красотой уязвимости, свои страхи и боль. Я в восторге. Таком невероятном восторге, что не могу ничего поделать, кроме как захватить его губы в глубоком, пропитанном слезами поцелуе.

— Не останавливайся, — выдавливаю я. — Никогда не останавливайся.

Мэддокс начинает двигаться. Сначала небольшими толчками, которых достаточно, чтобы позволить мне привыкнуть к его размеру, его длине и ошеломляющему ощущению наполненности.

Он оставляет меня опустошённой каждый раз, когда немного отводит бёдра назад, но когда снова возвращается, растягивая, заполняя, и практически плывя внутри моих стенок, нет эйфории лучше.

Мэддокс убирает мои руки со своей шеи, прижимает их у меня над головой и, опустив свои ладони на мои, переплетает наши пальцы, крепче цепляясь за меня. Прислоняется лбом к моему. Покрытые потом мускулы дрожат, когда он говорит:

— Чёрт… Эйли, — его слова выходят обрывистыми, в то время как толчки набирают почти дикий темп. — Блядь, малышка, слишком много.

Я понимаю, что именно его затуманенный мозг пытается сказать, потому что я чувствую то же самое. Он ощущается так хорошо, что я с трудом могу это вынести. Но думаю, я умру, если он остановит это прекрасное трение своего твёрдого пульсирующего стержня между моими сжимающимися стенками. Он учит меня ритму этого вечного танца. Наше затруднённое дыхание — мои всхлипы и стоны, его рычание и стоны, и невероятно эротичное шлёпанье нашей мокрой плоти — похоже на мелодию, под которую мы танцуем. А затем он задевает что-то глубокое, что-то тёмное и грешное, и ослепительное удовольствие, которое оно пробуждает, выбивает из меня весь воздух.

— Мэддокс… — я задыхаюсь, широко раскрыв глаза. — О, Мэддокс, это ощущается… это ощущается… — я не могу описать это. Даже думать не могу.

— Я знаю, малышка, — и он продолжает двигаться. Его слова мягко и сдержанно звучат напротив моих губ. Мы смотрим друг на друга, и это становится чем-то большим, чем простое слияние нашей плоти. Это признание души, божественная интимность. Это соединение двух сломленных существ в единое целое. Мы дышим как единое целое. Двигаемся как единое целое. Он — начало моего конца.

— Позволь себе ощутить, как хорош мой член внутри тебя. Боже, блядь. Я чувствую твою точку G. Такая чертовски горячая, ты так сильно сжимаешь меня, Эйли, так чертовски сильно…

Его толчки становятся быстрее. Неистовее. Словно он пытается забраться внутрь меня. Мэддокс запускает руки в мои волосы, и прижимая к моему лицу кончики пальцев, испивает мои крики удовольствия, словно они морская вода. Каждое погружение его языка в мой рот, кажется, только увеличивает его жажду ко мне.

Мэддокс убирает руки от моего лица и поднимает мои ноги повыше, пока я цепляюсь за него, царапая ногтями его спину. Он вонзается глубже, поражая пучок тёмного удовольствия снова, снова и снова, пока я кричу и кричу, словно смерть пришла по мою душу. Поток чистейшего упоения разрывает меня на части. Я разлетаюсь на куски. Разумом, сердцем и душой. Всё, из чего я состою, разлетается на яркие кусочки от силы моего освобождения.

Чувствую, как Мэддокс содрогается, и когда он, опустив голову в изгиб моей шеи, продолжает с силой глубоко вколачивается в меня, я ощущаю, как он наполняет меня. Даже сквозь тонкую преграду презерватива я ощущаю горячие струи его освобождения. Его длина, словно сердцебиение, пульсирует в моей киске. Извиваясь под ним, я жадно сжимаю стенки вокруг его члена. С хриплым, животным рыком он кусает меня за плечо, сильно впиваясь зубами в кожу, а затем успокаивает её своим языком.

Рот Мэддокса находит мой, и так же, как его зубы заклеймили меня, его губы и язык делают то же самое с моим ртом.

Глава 22

Мэддокс

Я в полной жопе.

Я сижу на кровати, поставив стопы на пол, ноги немного расставлены. Чуть согнувшись, упираюсь локтями в колени, поддерживая руками свой вес. Поворачиваю голову вправо и нахожу Эйли, мирно спящую в моей постели. Я мог бы солгать и сказать, что её вид в моей кровати в данный момент не пробуждает в моей груди какой-то основной, первобытный инстинкт, вызывая удовлетворение. Но какого чёрта врать сейчас?

Эта девушка забралась мне под кожу. Постепенно проникла сквозь слои мышц и растворилась в моей крови. Пробралась в сердце, существование которого я не хотел признавать. И как бы сильно я не боролся с этим, — зубами и чёртовыми ногтями, стараясь прогнать её прочь, — она разрушила мои стены. Я чувствую, насколько уязвим прямо сейчас. Сжимаю и разжимаю кулаки, ненавидя нахлынувшие эмоции. Но не обращаю на это внимания. Я не могу думать ни о чём другом, потому что она стала моей главной мыслью.

Она стала той, в ком я нуждаюсь, и я понял, что в ту самую минуту, когда ты начинаешь нуждаться в ком-то, игра окончена.

Теперь ты живёшь ради них. Твоё сердце из плоти и крови разгуливает где-то там, выставленное на показ всем и каждому, и нет нахрен ничего, что ты можешь поделать с этим. Я смотрю на неё сверху. Она — моя, и лежит, блядь, здесь в моей постели. Такая чертовски сладкая, такая умиротворённая и ангельская. Я почти ощущаю себя демоном, вторгающимся в её момент спокойствия.

Её волосы спутались вокруг нежного личика, измученные поцелуями губы тёмно-розового оттенка немножко приоткрыты от спокойного дыхания. На её щеках до сих пор остался румянец после секса, и несмотря на неукротимость, меня окатывает волной гордости. У меня было много кисок, и все, блядь, разные. Девственницы, немного с опытом и шлюхи. Но ни одна из них совершенно не отличалась от предыдущей. Они для меня ни что иное, как просто дырки. Мимолётные вспышки с лицами.

Быть с Эйли и находиться внутри её тугих, нетронутых стенок, обнимая и наблюдая за выражением её лица, когда я двигаюсь внутри неё, слушая и пробуя восхитительные кроткие, сексуальные звуки, которые она издаёт? Вот то, что я никогда прежде и близко не делал. Соединяться с ней, удовлетворять её потребности и желания — единственное, что движет мной. Я хочу увидеть, сколько удовольствия смогу ей подарить, и как медленно мне придётся двигаться, чтобы она насладилась всем этим со мной. Потому что я хочу быть с ней прямо, чёрт возьми, сейчас. В её глазах — прекрасных, разноцветных глазах — светились столькими эмоциями, когда она смотрела на меня, что это разрывало на части.

Эйли смотрела на меня так, словно у меня были ответы на все чёртовы вопросы вселенной. Искренность в её взгляде пробуждает во мне веру. Заставляет поверить в неё и в себя, а также вероятность того, что у нас может быть общее будущее. Заставляет поверить в то, что любовь существует, — такая любовь, которую ты будешь помнить всю жизнь, если облажаешься. Она неосознанно выбивает весь чёртов воздух из меня, и я не могу вспомнить, как начать снова дышать.

Двигаясь и наклоняясь чуть вперёд, я замираю, загипнотизированный ослепительной красотой передо мной, которую, кажется, она излучает изнутри. Делаю медленный вдох и слегка касаюсь пальцами её гладкой щеки, но резко вспомнив, насколько они порочны, одёргиваю руку. Делаю ещё один глубокий вдох, наклоняюсь ближе и на этот раз провожу носом по изгибу плеча, вдыхая её запах. Она пахнет чистотой, такой невероятной сладостью, что мой рот сразу же наполняется слюной. Я хочу попробовать. Мне необходимо снова почувствовать её соки на моём языке.

Эйли лежит на животе, одну гладкую, стройную ногу вытянув из-под тёмно-синего одеяла, а другую, согнув под ним. Медленно стягиваю покрывало с её спины, открывая попку, в таком положении я могу разглядеть каждый её красивый дюйм. В мгновение ока оказываюсь за ней и скольжу пальцами по тёмно-красной коже половых губок её киски, как вдруг…